Полодинадцатого. Возвращаемся из гостей. С учетом вчерашнего перехода на зимнее время годовалый ребенок должен уже быть в постели три с половиной часа. Ребенок стоит у меня на коленях и с интересом рассматривает окружающий мир через лобовое стекло автомобиля, радостно комментируя увиденное. Все попытки усадить его в детское сидение оставлены: мы с ним, как всегда, пришли к компромису, который заключается в том, что я неукоснительно соблюдаю все его требования, например, даже и не заикаюсь о детском сидении, а он, за это, кричит, но не очень громко, так, только чтобы голос потренировать...
Ребенок засыпает, так и оставшись стоять. Просто откидывается ко мне на грудь и обмякает. Но перевести его в лежачее положение удается только с третьего раза: вмонтированный гироскоп активирует в ребенке звукой сигнал, минуя мозг. Этакая неваляшка наоборот: как только ребенок оказывается в горизонтальном положении, рот и глаза открываются автоматически...
Но накопившаяся усталость дает себя знать и ребенок уже не в силах сопротивляться сну: голова падает мне на руку, ноги вытягиваются сами собой. Так мы и выходим из машины, поднимаемся в квартиру, входим в детскую. Расставание с верхней одеждой проходит относительно легко: ребенок настолько ее терпеть не может, что сами его рефлексы помогает ему ее скинуть, просыпаться ему для этого нет необходимости.
Кладу ребенка в кровать и накрываю одеялом. Никакой реакции. Ребенок продолжает спать. В мозгу проносится шальная мысль, что сегодня обойдемся без полуторачасового ритуала засыпания, включающего ползание и раскачивание кроватки, крик, извещающий мир о том, что ребенок хочет спать и неизменное засыпание на руках.
Первый робкий шаг к двери. Второй. Дверная ручка уже в пределах досягаемости, еще одно движение...
-- А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а а-а-а-а-а-а-а!
Ребенок стоит в кровати, держится за решетку и горько плачет. В темноте непонятно, какая внутренняя пружина привела его в вертикальное положение. У ребенка трагедия: у него украли мир. Ведь его последним его воспоминанием были машинки, движущиеся по дороге и игриво помигивающие фарами или стопами, -- а тут вдруг полная темнота.
Беру на руки. Ребенок моментально замолкает и прижимается к груди: сегодня он добрый и соглашается обменять утраченный мир на теплые объятия. Мне было всегда непонятно, как он может спать, когда его спинка лежит на одной моей руке, а голова поддерживается другой. Производитель патентованного ортопедического матраца меня долго уверял, что ребенок ему будет настолько рад, что долго не сможет с ним расстаться. Кажется, он явно что-то не учёл, его разрабатывая, надо было, похоже, встроить пару бугорков...
Дождавшись глубокого ровного дыхания, опять кладу ребенка в кроватку. Молчит. Освобождаю одну руку... Получилось. Тяну вторую. В последний момент ребенок хватает мою руку и крепко прижимает к груди обоими своими ручками и ложится сверху. Любая попытка вытащить руку из кровати моментально пресекается плачем, плачем настолько горьким, что кажется, что не руку у ребенка отбираешь, а душу ему вырываешь... Что же, с другой стороны это даже лестно, что он считает твою руку достойной заменой целому миру...
Делать нечего: присаживаюсь на стул, всегда предусмотрительно находящися возле кроватки, глаза закрываются сами собой...
Просыпаюсь от того, что чувствую, что меня дергают за ухо. Лицом к лицу со мной стоит, в полный рост, ребенок и улыбается мне до ушей. Он, в общем-то, ничего особого не хотел, просто должен был мне сообщить, что солнце встало и пора идти играть...