СЧАСТЬЕ! Ах и ох! Что же это за вещь, не оприходованная нигде и никем? Что это за масло, которое мажут на хлеб жизни? Конечно и кончено – оно у каждого своё, как дактилоскопия пальца, ковыряющегося в носу! Но, и без эпилога: ещё раз – но! ЧТО это, без классификаций и аннотаций, общее для всей маленькой, шестимиллиардной цивилизации Земли, затерянной во Вселенной, ибо другой цивилизации не знаем и, вполне возможно, человечество никогда и не узнает. Но оно вправе знать, что это за сиюминутное, неуловимое, бесконечное, но – счастье! Не совесть, не душа, не стыд и так далее по ряду эфемерностей; а счастье, чёрт бы его побрал. Интересно, ругаясь, удаляешься от него или вот-вот возьмёшь в руки? САМОЕ БЛИЗКОЕ – это дышать с любимым человеком в унисон, а это касается всех – и мизантропов, и космополитов, и язвенников, впрочем, как и «голубых» и «розовых». Всё остальное – блажь, может более стойкая, но, тем паче, приедающаяся до нельзя. Да – это самое нестойкое из всех чувств (как бы нам не хотелось обратного), улетучивающееся порой быстрее, нежели эфир из бутылки и куда? – в эфир! Эфир – в эфир! Счастье, в основном, как ничто другое, перерастает в ненависть особого рода и очень редко – в уважение и приязнь! Вот почему (при наличие его) мы так боимся дотронуться его даже дыханием, помыслами (пускай они кристально чисты), даже взглядом и тем самым нанося и ему, и себе иногда очень ощутимый урон. Лелеять его невозможно; хранить в свинцовых ящиках, как ядерную боеголовку, также нельзя; употреблять (как и злоупотреблять) в строго вымерянных дозах немыслимо! Оно либо есть (определить это тоже нереально), либо нет и не будет! Так и бывает, даже не поимев, уже теряем и не сообразив ни сразу , ни потом о потере… Близко-параллельное чувство – любовь, вообще чушь перед счастьем и хороша лишь до того момента, пока не добьёмся того, к чему стремились. Прошёл оргазм – раз, два, три и мы уже, мастурбируя, призываем следующую любовь. Счастье же мы всегда можем продлить, но – раз: не умеем; два – торопимся вкусить! Реже – понимаем, что попались в силки обмана или самообмана. Кроме того, хочется заметить, что тот кто не познал все виды счастья (у каждого свои критерии) – вещизма, садизма, меркантильности, сантиментов – тот вообще не вправе судить и открывать рот: раз и навсегда. И лишь познавший многое, словно Мастер и Маргарита, боль (в том числе – прозрения и озарения) и скуку, при огромном количестве всего, но не необходимого; имеет право рассказать о своих сомнениях, но уже не будет категоричен, ибо обрести сомнения, - это уже многое по дороге к вызревшему счастью. Хотя бы быть в ладу с самим собой; отсюда совсем недалеко до того момента, когда держа на разверстой ладони это чувство, боишься за собственное сердце, что оно ударит не в унисон с трепетанием этого пугливо озирающегося комочка эфира…
21.03.2003 года