Совсем уж в раннем детстве:восемь лет мне было,
Я летом, как всегда, у бабушки гостила...
Одесский дворик, как бы вам сказать,
То мир, имеющий свою лишь атмосферу,
И хоть в какую перейдешь ты веру,
А все равно ты будешь чувствовать лишь этот мир.
А я напомню: мне всего лишь восемь
И я имею друга... с именем Иосиф.
Он старше был меня, немного полноват,
С шикарной рыжей шевелюрой,
С открытой, дружеской натурой.
Я же была, как чертик в юбке:
Худа, гибка и слишком на слова остра.
Короче, мой язык годился только на шампуры.
Мы часто с Йоською дрались,
Вернее, он все получал, и как обычно обо всем молчал.
И как –то раз не рассчитав свой темперамент,
Поставила под глазом другу я,
Красивый бланш на память.
Иосиф держится за глаз.
Последний, как та лампочка, погас:
Заплыл, его синяк уж весь накрыл.
«Ну, ты, зараза», - он сказал
И прочь ушел, всем телом жир свой сотрясая,
И глазом васильковым странно так моргая.
У друга моего была бабуля Цыля.
Размером, как бы ни соврать –
Ну, растянуть хотя бы два баяна…
Была мила, гладка и как бы без изъяна.
Она, увидев Йосика с подбитым глазом,
Смогла лишь вымолвить: «Ах, ты, зараза!
Та дрянь совсем уж мальчика убила,
Она, мерзавка, глаза моего внучка лишила!»
А мы сидим вдвоем в кустах уж с пострадавшим,
А я от смеха опускаюсь вниз,
Над всем двором стоит бабулькин визг.
Та Цыля страсть одну имела –
Она все зятя воспитать хотела.
Еврей – геолог – это нонсенс,
Еврей же алкоголик – то беда:
Ему же возвращаться с пьянки некуда.
Любимый кот, который с Цылей жил,
А жил, конечно, не тужил.
И раз погнался кот за крупным шмелем,
Что, не заметив кучку с выброшенным хмелем,
Он подскользнулся, как – то странно улыбнулся,
Шмель вдруг его ужалил в нос,
Кот взвыл от боли, в подворотню закатился,
Упал, и как бы деликатней вам сказать,
Немножко обмочился…
Когда та Цыля встретила кота,
Распухшего от этого укуса,
Кричит в окно: «Ты слышишь, Сема,
Я твоего тут повстречала брата – близнеца!»
Семен устало выглянул в окно
И встретились глазами два бродяги:
Один, что тещу видит с ночи до утра,
Второй – от боли стал беднягой:
Усы как помело, и нос распух уж тоже,
Семен отвел глаза и буркнул: «Да, похоже…»
…Когда я слышу телефонный звон,
В холодный снежный вечер декабря,
Я знаю – то Иосиф пробивается в мой дом –
Поздравить с днем рождения меня.
Он в Тель – Авиве, там семью создал, он врач,
Профессор, все такой же толстый, ну, фирмач!
Да, он женат, жена в объеме, как две Цыли,
И сколько женщин Йоське не водили,
Он выбрал лишь ее одну.
Она в Израиле опытный биолог.
И сына он имеет, гордость, копию свою.
Сын тоже врач, но только гинеколог.
…И каждый раз, когда прощаемся мы с ним,
Один вопрос Иосиф задает мне голосом глухим:
«Ты помнишь тот фингал?
Что светит много лет,
Который уберег меня от многих бед,
Лишь потому, что я дышал тобой,
А чувства прибывали как прибой.
Я за работай забывал – какой сегодня век
И мчался, чтоб ускорить времени тот бег.»
Ведь были мы детьми,
А детский ум уж очень цепок,
И чувство детское, как нерв тот крепок.
Мы через жизнь проносим первую любовь:
Неважно – с грустью, кровью иль слезами
Она была впервые – она с нами.
Хемнитц, 24. 10. 09