«ИСАЕВ-ШТИРЛИЦ» И ЗАГАДОЧНАЯ СМЕРТЬ ЮЛИАНА СЕМЁНОВА
В одном из интервью Юлиану Семенову был задан вопрос: «Что вы стремитесь дать читателю в первую очередь?»
Ю.С. ответил:
«Информацию. Политическая книга, решена ли она в приключенческом или детективном ключе, должна быть максимально приближена к документу. Тяга человечества к информации невероятна. Чем точнее мы следуем за документом, тем больше информируем человека. Кстати, хочу заметить, что информация – сложное понятие. Я, например, считаю, что лучше всех проинформировал европейское общественное мнение о судьбе французской женщины XIX века Гюстав Флобер, дав ей имя Эммы Бовари.
Человек должен знать: где, когда, кто? Только тогда мы можем обращаться к его сердцу, к его совести. Тогда он откликнется. Информированный человек уже не глух и не слеп. Поэтому для меня так важен поиск документов, подтверждающих мою гражданскую позицию».
Юлиан Семенов стремился к показу самой структуры реальности. Исходя из этого – полагал, что политическая составляющая в его прозе – обязательна. Он анализировал, он доискивался причин, он – как медик – выслушивал действительность и ставил ей диагноз.
Теперешнего – массового, занятого, информированного – надо завоёвывать! Нужна интрига, нужна тайна, нужно расследование. Роман обязан быть очень интересным. Но эмоции мешают анализу. Политический роман не нуждается в педалировании чувств, он должен быть суховат, говорить в нем должны факты. Можно считать это жанровым признаком.
Однажды мой хороший кубинский друг, разведчик и писатель Манузль Эвиа Коскульюэла, восемь лет проработавший в аппарате ЦРУ в Уругвае, автор изданной в России книги «Паспорт 11333. Восемь лет в ЦРУ», даже посетовал на мои и так уже редкие попытки нести в повествование «лирическую ноту»…
А политическим романом можно считать и «Сто лет одиночества» Габриэля Гарсиа Маркеса, и «Пятую колонну» Хемингуэя, и «Становление бойца-сандиниста» Омара Кабесаса.
Вот слова самого Ю. Семенова:
«Возьмем роман «Бриллианты для диктатуры пролетариата» (по которому поставлен идущий по телевизору сериал «Исаев»). Что это: «сказка – ложь, да в ней намек, добрым молодцам урок»? Нет, вот 53-й том Полного собрания сочинений В.И. Ленина. В нем ответ Ленина на письмо члена коллегии ВЧК Г.И. Бокия и разъяснения ИМЛ. Затем – 11-й том Биографической хроники В.И. Ленина; в Центральном архиве Октябрьской революции – вся эта информация доступна, она есть, её легко найти, всё дело Гохрана в пяти томах. Они лежали в открытом хранении, паки эти никто не развязывал с середины двадцатых годов, так что я шел за правдой. Естественно, Исаеву я где-то отдавал себя, но я отдавал себя и его врагу – графу Воронцову. Писатель обязан раздавать себя своим героям, только тогда герои будут живыми людьми.
Я стараюсь изложить читателю свою точку зрения. Туда входит, естественно, мое согласие или несогласие с той или иной концепцией, книгой, кинокартиной. Концепция всегда полемична.
Я убежден: человек чести и добра, сражающийся со злом, - это стержень, который держит человечество. Если мне – хоть в какой-то мере – удается доказывать это, значит пишу не зря.
Надо драться за свою идею, понимаете? Потому что пассивность – преступна!»
Отец Юлиана Семёнова был заместителем главного редактора газеты «Правда» в годы, когда редактором был Бухарин. Отца звали Семён, вот сын и взял псевдоним «Семёнов».
Я вдвойне уважаю Юлиана Семёнова за то, что именно он в начале 1989-го года (если память меня не подводит) первым в СССР опубликовал прозу Эдуарда Лимонова. В сборнике «Детектив и политика» были напечатаны рассказы «Коньяк Наполеон» и «Дети коменданта».
Именно Юлиан Семёнов устроил в декабре 1989-го года первый приезд Эдуарда Лимонова в СССР после пятнадцатилетнего отсутствия.
Предрассудки толпы «образованцев» никогда не волновали Юлиана Семенова.
Однажды покойный академик П.Л. Капица рассказывал Р.Л. Кармену и Н.Н. Иноземцеву, что математики просчитали на ЭВМ: главное качество Штирлица, которое ему обеспечивает читательский интерес, - умение принимать самостоятельные решения. Завидное качество, ныне, к сожалению, редко встречающееся, - мы все ждем указаний, санкций, директив…
Недопущение войны, между прочим, также требует персональной ответственности. А что есть персональная ответственность, как не право принимать самостоятельные решения?!
По сути дела, именно этот вопрос – главный стержень политики.
Любой – и внешней, и внутренней.
Роману Кармену принадлежит следующее размышление о любимом герое Ю. Семенова Исаеве – Штирлице: «От романа к роману Ю. Семенов прослеживает становление и мужание Максима Исаева, коммуниста, солдата, антифашиста. Мы видим Исаева – Штирлица во время гражданской войны в Испании; в дни боев под Уэской и Харамой мы с Михаилом Кольцовым встречали таких Штирлицев – замечательных дзержинцев, принявших бой с гитлеровцами, первый бой, самый первый. Читатель будет следить за событиями, разыгравшимися в тревожные весенние дни сорок первого года, когда Гитлер начал войну против Югославии, - роман «Альтернатива», написанный Ю. Семеновым в Белграде и Загребе, открывает множество неизвестных доселе подробностей в сложной политической структуре того периода; мы видим Штирлица в самые первые дни Великой Отечественной войны, мы встретимся с ним в Кракове, обреченном нацистами на уничтожение, мы поймем, какай вклад внес Штирлиц в спасение этого замечательного города, помогая группе майора Вихря, мы следим за опаснейшей работой Штирлица в те «семнадцать мгновений весны», которые так много значили для судеб мира в последние месяцы войны, когда я, фронтовой киножурналист, шел с нашими войсками по дорогам поверженного рейха»…
Его книги бескомпромиссны в отстаивании идейных позиций антифашизма.
«Распространенное мнение, что труд историка – труд кабинетный, тихий. Спокойный, - мнение отнюдь не верное. Историк подобен хирургу, зодчему, военачальнику – он всегда в поиске, он ощущает в себе страстное столкновение разностей, из которых только и может родиться единая и точная концепция того или иного эпизода истории…
Юлиан Семенов, высаживающийся на изломанный лед Северного полюса, прошедший в качестве корреспондента «Правды» пылающие джунгли героического Вьетнама, сражавшийся бок о бок с партизанами Лаоса, передававший мастерские репортажи из Чили и Сингапура, Лос-Анджелеса и Токио, из Перу и Кюрасао, из Франции и с Борнео, знавший затаенно-тихие улицы ночного Мадрида, когда он шел по следам бывших гитлеровцев… живёт по-настоящему идейной жизнью… Создавая свои политические хроники, Юлиан Семенов прошел все дороги своего героя: я помню, с какой настойчивостью он выступал против «отца душегубок» Рауфа, скрывавшегося от справедливого возмездия на Огненной Земле, в Пунта-Аренасе, я помню, как вместе с перуанским антифашистом Сесаром Угарте он разоблачал подручного Кальтенбруннера – гестаповца Швендта, затаившегося в Лиме…»
Процесс оздоровления истории далеко еще не закончен: до сих пор многие продолжают считать первым наркомом иностранных дел Георгия Васильевича Чичерина, а он был лишь вторым.
Первым был Л.Д. Троцкий.
Не был первым наркомом внутренних дел Григорий Иванович Петровский.
Был вторым. Первым – А.И. Рыков.
Не был первым председателем ВЦИК Я.М. Свердлов.
Был вторым. Первым – Л.Б. Каменев.
Мелочь?
Ни в коем случае!
Для того чтобы создать научно выверенную, достоверную концепцию, необходимо располагать всей совокупностью событий.
В истории лишнего не бывает.
Неоднозначность текстов Юлиана Семёнова тонко подметил М. Веллер в коротком эссе «Семёнов и Штирлиц».
Перекличка с «Голубой чашкой» Аркадия Гайдара и с «Бегущей по волнам» Александра Грина по-новому высвечивают романтическую литературную условность книги о разведчике («Семнадцать мгновений весны»).
Прослеживаются философские аллюзии с романом Стругацких «Трудно быть Богом».
Михаил Веллер назвал эту книгу так: «Шедевр эпохи рабства».
Кстати, в «Технологии рассказа» Веллер упоминает такой диалог двух ленинградских писателей: рассуждали они о высочайшей критике Николаем I «Героя нашего времени».
- «Что бы сделал нормальный советский писатель, если бы ему на таком уровне было рекомендовано главным героем выдвинуть Максима Максимыча, и тогда все будет отлично? Да он бы придумал этому достойному офицеру массу приключений и подвигов, написал многотомную эпопею, разбогател и получил кучу премий!» Посмотрели друг на друга и вдруг захохотали: «Уже написано! Максим Максимыч Исаев! Семеновский Штирлиц!..» (Интересно, приходила ли подобная мысль в голову Семёнову, человеку умному, тонкому, образованному?)
В 1990-м году произошло несколько странных смертей. Сначала, 21-го апреля, умер в Париже Александр Плешков – первый заместитель Юлиана Семёнова в холдинге «Совершенно секретно».
Родственники А. Плешкова (жена и сын) были убеждены, что его убили. Якобы, Плешаков привез в Париж Юлиану Семёнову компромат на Горбачева. Бумаги эти якобы принадлежали и были собраны скандальными следователями Гдляном и Ивановым. Гдлян состоял в редколлегии журнала «Детектив и политика». У самого Семёнова уже невозможно было узнать, что привозил Плешков в Париж. Через месяц после смерти своего первого заместителя Юлиан Семенов впадает в коматозное состояние в Париже, перевезён в Москву, срочно оперирован в кремлевской больнице. Вследствие операции парализован, мозговая деятельность парализована тоже. В общем, человек-овощ. В больнице его посещает в начале сентября протоиерей Александр Мень, ещё один член редколлегии журнала «Детектив и политика».
9 сентября того же года не полпути к подмосковной станции Александр Мень убит, и жестоко: топором.
Три члена редколлегии погибают в несколько месяцев одного года, с апреля по сентябрь! Случайность, совпадение? Говорят, даже молния не бьет два раза по одному и тому же месту.
Первые результаты вскрытия тела Александра Плешкова (сделано в парижском судебно-медицинском институте профессором Д. Леконтом) говорят о «сильном кровотечении всех внутренних органов, в частности легких, позволяющее предположить, что смерть наступила в результате отравления…»
Мнение старшего научного сотрудника НИИ морфологии человека – патологоанатома Александра Свищева не исключает версию отравления. Современные яды распадаются полностью за несколько часов, они не регистрируются приборами.
Бывший сотрудник «Совершенно секретно» Вадим Молодый опубликовал в американском журнале «Вестник» гипотезу, что Плешков и Мень погибли потому, что Мень имел информацию о сотрудничестве очень высокопоставленных чинов Русской Православной Церкви с КГБ. Якобы «речь шла о митрополите Питириме, о попе Салтыкове, о некоем Николае Филимонове и киевском митрополите Филарете», заявляет Молодый.
Любопытно упомянуть и такой факт, что тот человек, которому смерть Плешкова была выгодней всего (Артём Генрихович Боровик), находился рядом с Семёновым в машине, когда у того произошел инсульт. Случилось это в конце мая 1990-го года.
В конце концов Юлиан Семенов, основатель и глава империи «Совершенно Секретно» тихо угас где-то в 1995-м или 1996-м годах. Точная дата мне неизвестна.
А вот 9 марта 2000 года в Шереметьево стал заваливаться на полосу самолет ЯК-40 с Артёмом Генриховичем Боровиком, который сел тогда в самолет и полетел, чтобы побеседовать с магнатом Зией Бажаевым. И рухнул с высоты 50 метров.
Империя «Совершенно Секретно», начавшаяся с загадочных смертей, закончилась загадочной смертью.
Эпоха первоначального накопления и распределения собственности.
Библиография:
1. Андрей Черкизов (приёмный сын Юлиана Семёнова) «ПОЗИЦИЯ», сборник «Столкновение», - М.:Политиздат, 1989 г.
2. Эдуард Лимонов «КНИГА МЁРТВЫХ», СПб, Лимбус Пресс, 2000 г.
3. Елена Светлова «Смерть без диагноза», статья в газете «Совершенно секретно» за 1992 г.
4. Михаил Веллер «ДОЛИНА ИДОЛОВ», СПб, 2003 г.
P.-S. Вот цитата:
В романе «Бриллианты для диктатуры пролетариата» Глеб Иванович Бокий задает вопрос Всеволоду Владимирову («Штирлицу»):
«Всеволод, документы вам готовы, красивые документы. Только почему вы себе выбрали псевдоним Исаев и за него сейчас держитесь, я понять не могу. «Максим Максимович» понимаю – Лермонтов, но фамилию, казните, не одобряю. За ней ни генеалогии нет, ни хитринки – торговая какая-то фамилия, право слово…»
А «Штирлиц» отвечает:
- Видите ли, Глеб, если идти от истории мировой культуры, то вся планета накрепко повязана изначалием, первородством. Пророк христиан – Исайя… Но не зря меня отец заставлял зубрить фарси: Исса – пророк Мухаммеда. Одно из самых распространенных японских имен – Иссии, - в честь их святой; тут я с буддизмом еще не до конца разобрался, посему не знаю, как смогу обернуть выгоду с Исаевым на Дальнем Востоке… Смотрите. Что таким образом получается…
- Получается великолепный образчик космополита… Вроде Тургенева – в трактовке Золя…
- Верно, - согласился Владимиров серьезно. – Я имею сразу же контактные точки с громадным количеством людей. Христиане – Россия, Болгария, Сербия – места горячие, сплошь эмигрантские – исповедуют Исайю; католики, протестанты, лютеране – то есть Европа и Америка – тоже. Но при этом не следует забывать, что происхождения Исайя иудейского… Разве это не тема для дискуссий с муфтием в Каире? Достаточно? Это я еще пока Японию опускаю, - хмыкнул Всеволод, не время еще…»
Версия М. Веллера о связи имени "Максим Максимович" с Лермонтовым подтверждается.
Но сам Владимиров-"Штирлиц" говорил, что взял себе имя-отчество в честь М.М. Литвинова.