БОЛЬ
Закружиться снежинкой и не терять лепестков. Промчаться на улыбке, как по трамплину и захлебнуться в солнечном свете, вынырнуть в свежесть утренней росы... Отразиться звездочкой где-то в глубине осколка от пивной бутылки.
Зеркало. Вот она, стоит, несправедливая, дразнящая, кривит губы в усмешке. Дикая, необузданная, с паклями волос цвета соломы, жесткими, как новая зубная щетка. Переворачиваю зеркало лицом к стене, она смотрит на меня с экрана выключенного телевизора. Включаю изображение, там везде она. Замотанная в лохмотья марли, местами бурой, с израненными ногами, с глазами разного цвета. Она - вихрь чего-то красного, желтого, иссиня-коричневого и пурпурного. Хотя, на мой взгляд, с пурпуром она явно переборщила - королевский цвет ей явно ни к чему. Но она гордо драпируется в свою истрепанную марлю, придерживая ее у горла растрескавшейся рукой с длинными синими ногтями. Выключаю телевизор. Пусть лучше так, на выключенном экране, не цветном... Кажется менее реальной. Удаляюсь на кухню. В ложке ее правый глаз - выпуклый, воспаленный, заплывший, совсем светлый, серый, почти белый... А по краям каемочка красных будней. Вилка разделяет левый глаз на три равные части. Зрачка не видно, зато изобилие темно-коричневой радужки все восполняет. Если всмотреться, то начинаешь понимать, что коричневый лучше всего сочетается с краcно-синим. С синим, переходящий в красный. Цепляю на вилку кусочек помидора. Наблюдаю за светлыми струйками сока. "Салата сегодня не будет", - думаю я и беру нож в надежде разрезать персик. На узком лезвии - растрескавшиеся кривящиеся губы. Хорошо, что зубов не видно. Персик со вздохом положен в сторону. Приятно согрела мысль о кофе. Но мысль о ложке сразу ее остудила. Открываю пакет сока, беру трубочку, и закрыв глаза, чувствую, как побежала, весело тормоша сердце, кровь по венам.
"А почему, собственно, мне не поговорить с ней? Может, она тоже хочет есть, и у нее тоже нет родных?" Иду обратно к зеркалу, разворачиваю с улыбкой к себе. Вот она. Стоит, дожидается. Испуганно смотрит на сок и трубочку.
Особенно на трубочку. Видно, что визжит, но голоса не слышно. "Ненормальная", - думаю я. Разворачиваю зеркало и осматриваюсь. Все мое пространство ограничивается комнатой, увитой трубочками от капельниц. И подпирают их огромные шприцы. И вообще, медицинских принадлежностей гораздо больше, чем требуется обычному человеку. Например, кому придет в голову использовать биксы вместо тарелок на кухне? И нож почему-то оказался скальпелем. Вместо салфеток - бинты. Обилие блестящего и белого неприятно кололо глаза. Во всем блестящем отражалась она, Сумасшедшая, во всем белом мелькало ее одеяние. Наблюдает за мной из-за трубочек, пытается найти лазейку, чтобы протянуть ко мне руку. Это действует на нервы, более того, это вызывает страх, панический ужас. Изо всех сил тяну сок, не прерываясь ни на минуту. И не хочется, чтоб он кончался. Другой упаковки нет, и от этого почему-то тоже страшно. Допиваю последние капли и чувствую почему-то горечь во рту, начинает странно ныть челюсть, а вся правая сторона тела становится какой-то чужой, не слушающейся. Обращаю внимание на бинт, начинающийся где-то на плече, а кончающийся неизвестно где. Обвивает, и уже начинает душить. Душить руку, ногу, плечо... Разорвать его, пусть болтается, как... как марля! И в виде наглядного примера ко мне из-за забора из трубочек тянется рука с синими ногтями, с развивающейся грязной марлей. Пристально наблюдаю за рукой, жмусь к противоположной стене пластмассового забора, откидываю голову, чтобы подбородком быть как можно дальше от синих ногтей. Но кто-то насильно тянет голову в обратное положение, и почему-то хочет, чтобы подбородок почти касался груди. Передо мной в завершение всего ужаса возникает блестящая ложка с подмигивающим светлым глазом. Я зажмуриваюсь, нечеловеческим усилием выбрасываю вперед не слушающуюся руку...
- Спокойно, это тебе поможет, это совсем не горько...
Голос знакомый, но свет режет глаза и кто это, разобрать трудно.
- Потерпи, малыш, это лекарство прогонит твой бред, нужно только сделать глоток. Не сжимай так зубы, это же лишняя боль...
Это.. это Он. Мой родной, мой заботливый. Ему можно довериться, у него такие надежные руки! Делаю глоток и чувствую, как рука удаляется все дальше и дальше.
- Эта авария так повредила тебе... Но ничего, я буду рядом, я буду держать тебя за руку, буду разговаривать с тобой, чтобы отогнать твои страхи... Я чувствую тепло его руки и проваливаюсь в успокоительную темноту сна выздоровления. Но не успела я опуститься на самое дно, как мою руку дернули так, что лязгнули зубы. Я пыталась закричать, но рот почему-то не открывался. Где Он, где Он, он же обещал всегда держать меня за руку? Вот он, тащит меня, боится не успеть, кладет меня в тесный узкий ящик, а Сумасшедшая заботливо укладывает меня поудобней. И становится вдруг совершенно ясно, что от нее мне никак не избавиться, что она будет везде со мной, что она всех обманет, привлечет на свою сторону, и ее не скрутишь, не запрешь на замок, ее границы начинаются там, где кончаются трубочки от капельниц… А значит, этих границ почти нет. И Он – это тоже часть нее, он с ней, он ее…
- Теперь ты всегда будешь со мной, моя родная, мне будет так удобно носить тебя в этой маленькой коробочке... если ты не задохнешься.