Cказка про Заповедный колодец Часть 1

Ирина Белицкая
Миша
Миша всегда завидовал кошкам. Им не надо летать, можно целыми днями лежать на солнышке, сыто жмурить наглые желтые глаза (у-у, так и клюнул бы!) и зева-ать во всю нежно розовую зубастую пасть. Несправедливость космического масштаба! Мише следовало родиться кошкой, то есть, котом, конечно! Жаркая нагретая солн-цем крыша, килька на завтрак и ливерная колбаса на обед… И все это для Миши было недоступно только потому, что его угораздило родиться сорокой.

И толстая хозяйка не будет носить подогретое молочко в блюдечке никогда. Ему всю жизнь придется довольствоваться дождевыми червями и навозными мухами, и еще таскать хлебные корки у голубей. Да что там корки, что там мухи! Разве в мухах дело? Га-дость редкостная конечно, но их-то как раз можно вынести. Можно вытерпеть даже воробьев (у-у, бестолковые, безмозглые болоболки!), трудновато, но можно. Но полеты!!! Полеты, господа-товарищи, это что-то действительно невозможное!

Ни привыкнуть летать, ни смириться с тем, что он – птица, Миша не мог, хоть убей! Как будто гиря у него внутри запрятана была с самого детства. Стоит только попытаться оторваться от земли – кусок асфальта кувыркается навстречу. «Бденц!» и яркие белые звездочки летают перед глазами. А воробьи (у-у, ну вы помните) надрываются от хохота. Мама прячет глаза, а бабушка причитает на всю Ивановскую:

– Ой, да за что же наказанье то такое, господи?! А ведь отец такой превосходный летун был, такой летун! Ветер обгонял! Ой-ой-ой!
– Перестаньте, мама! – кошкой шипит Мишина родительница.

А маленький Миша, отплевываясь, вылезает из дорожной пыли.
– Мам, ну честное слово! Говорю же, я – железный! Слышала, как звякнуло?

Он еще не понимал тогда, что значит для сороки не уметь летать. Видел только, что бабушка расстроена, мама смотрит поверх головы. Его маленькое птичье сердце ис-пуганно сжималось: что-то было не так, но что? Это детское чувство вины разрасталось и пухло, как на дрожжах, всякая дрянь к нему липла: обиды, страхи и прочее. А ведь он не был ни в чем виноват! Произошла ошибка, просто в момент рождения неповоротливая ленивая кошачья душа попала в тщедушное сорочье тельце.

Сорока – это ведь что за зверь, то есть птица? Сорока – это тебе не голубь и тем более не кошка, люди ее кормить не станут. Сороку кормят собственные ноги и голова. Она должна очень быстро летать, головой крутить по сторонам, обо всем знать, с высокой ветки на мир смотреть и родному двору громким треском о происходящем докладывать.

Мишин папа очень хорошим сороком был, можно сказать, лучшим во всем квартале, в березовой роще, да и на помойке за воинской частью тоже. Папа был личностью исключительной, сугубо героической. В каждой подворотне нашего двора пересказывают легенды о папиных подвигах. Что ни день – обязательно чего-нибудь новенькое услышишь. И откуда только берутся эти истории?

– Однажды он стащил цельную жаренную курицу со стола у Бедровой!(есть у нас тут одна жуткая тетка, которая очень любит зверей мучить)
– Неужели у самой Бедровой? Не может быть!
– Еще как может!
– Да от Бедровой ни один таракан живым не ушел! Уж я-то знаю! И сетки у нее на каждом окне! Как же он пролетел?
– Он – пролетел! Сам подумай, как Он мог не пролететь!?
– Фантастика!

Бедный Миша слушает и лопается от злости. Вот ведь глупые индейки! Все перепутали, насочиняли с три короба. Не курицу он стащил, а хлеба кусок, и не у Бедровой, а в магазине. С Бедровой совсем другая история произошла (и не один раз, к слову сказать). А эти дуры что несут? Ни одна птица в районе не смогла бы даже взлететь с курицей в клюве! И сетки опять же!

Но кого интересуют такие мелочи, когда речь идет о Герое. Легенды нужны не только людям, без них жизнь теряет и вкус и смысл. На самом деле папа не раз клевал Бедрову в макушку, воровал у нее морковку из сетки, пока та с соседкой разговаривала, а еще таскал блестящие шпильки из головы и много еще чего. И не только Бедровой доставалось!

Как-то раз он пытался, например, снять часы с руки пьяного слесаря: тот остановился подумать, рукой за забор держался, а папа уже туточки! В три приема снял часы, только до дома не донес, выронил. И жизнь и, самое главное, героическая смерть папы – все это предмет гордости всего нашего многоголосого, разношерстного двора.

А правда в данном случае никому не нужна, правда – штука шероховатая, неудобная. Кому это нужно – знать, что папе свернул голову наглый помойный кот по кличке Мурзик? Никому!

Папа «героически» ругался с воробьями из-за арбузных корок. Не знаю, что у них там не так пошло, может ему арбузы в голову ударили, может воробьи особо нахальные попались, может еще что, но папа кота не заметил. Этот Мурзик - тот еще тип, охотится только из спортивного удовольствия, и как обед папа его совершенно не интересовал. Кости да перья – что тут есть-то? Наглый котяра брезгливо переступил через остывающее папино тело и пошел по своим кошачьим делам. Воробьи были в шоке. Один заикается до сих пор.

И не смотря на то, что более тридцати персон собственными глазами видели трагическое происшествие, все как один с пеной у рта рассказывали несусветную небывальщину уже к вечеру того же дня. По одной версии выходило, что героический Мишин папа преследовал Мурзика по всем помойкам с целью отомстить за все птичьи обиды, а в особенности за разоренные воробьиные гнезда и похищенных птенцов.

По другой, коварные кошки заманили Мишиного папу в ловушку и вероломно напали исподтишка. И чтобы его одолеть понадобилось больше сорока (подумать только!) кошек. Есть еще пара постоянных версий, но вариации бесконечны. Птичье ополчение какое-то придумали! Чушь! Никто при жизни им особо не восхищался. Он хорошо умел трещать по утрам, сидя на фонарном столбе, очень быстро летал и ловко воровал хлебные корки у голубей.

А еще он любил подразнить Бедрову: уронить ей на голову дохлую мышь или клюнуть в затылок. А о других птицах он никогда особенно не думал! Мама Миши много плакала до того, как стала вдовой героя! А потом как-то вдруг перестала плакать, плечи рас-правила. Соседки заходили с соболезнованиями, несли всякую чепуху про отца: мол, какого сорока потеряла держава, уж какой замечательный был – и смелый, и заботливый и уж такой прям раз такой, деваться некуда. И мама сначала удивленно глазами хлопала, но потом привыкла, стала поддакивать. Послушали бы ее сейчас! Такого возвышенного вранья еще поискать! Даже Миши не стесняется!

Только поздно вечером за чаем, когда они вдвоем шушукаются ночь напролет, мама рассказывает Мише, каким на самом деле был его отец. Никто лучше него не пел про «Белую черемуху». А какие красивые цветы он маме принес в день свадьбы! И вообще, все са-мое лучшее всегда доставалось маме: все, от блестящих стеклышек до селедочной головы.

А однажды папа маме принес ветку красной рябины! Она и сейчас на видном месте висит над столом. Ягодки, правда, засохли, съежились, и листья скрутились в трубочки – вся красота улетучилась. Ветка качается от сквозняка как нежи-вая, стучит по картонной стене, лепестки осыпаются от прикосновения, но если взять один из них и растереть между пальцами, живой пряный запах поднимается от ладошки, так бы стоял и нюхал целый день!

– Мам, а ты любила его? – хриплым шепотом спрашивает Миша.
– Почему «любила»? Я его и сейчас люблю.
– А он тебя?
– Понимаешь, сынок, никогда нельзя требовать от сорока больше, чем он может тебе дать. Он меня любил! И нечего ухмыляться! Любил! По-своему, правда. А что ты смеешься?! Каждый любит, как может!

Мама сердится, и Миша бросается ее обнимать и целовать в макушку.
– Ах, ты мой ласковый! – смеется мама, – Однако, что же нам с тобой делать?
– А давай мы с тобой со мной ничего делать не будем!
– Да нет, надо что-то делать с твоими полетами, – мама – ужасно упрямая, голову в ладошки положила, значит, не отступится.
– Но почему человеку надо обязательно уметь летать?!

– Человеку-то как раз не обязательно, а вот сороке – другой вопрос!
– Бабушка тоже не любит летать! За всю свою жизнь ни разу не видел, чтоб она взлетела! – взвился Миша, нечаянно переходя с шепота на крик.
– Бабушка старенькая, у нее крылья болят! – возопила мама вслед за Мишей, – А раньше она так летала, так летала! Ее никто догнать не мог, если хочешь знать! Она саму Бедрову в глаз клюнула! Поэтому она так птиц ненавидит!

– Бабушка? – ахнул Миша.
– Да Бедрова же! Это давно было, очень давно! У людей тогда куда-то вся еда подевалась, вот они и ели всех подряд.
– Как это? – не понял Миша.
– Ну так, кого поймают, того и съедят: кошек, собак, голубей, воробьев даже, всех ели.
– А почему? Зачем? Разве так бывает? – заторопился Миша.
– Люди говорили – война.

Миша заворожено повторяет про себя несколько раз: «война».
– Мам, а что это значит?
– Не знаю, наверное, это и значит, что есть нечего и можно кошек лопать.
– А ты это помнишь?
– Нет, я маленькая совсем была, и мне бабушка рассказывала: было так холодно, что птицы на лету замерзали. От Бедровой спасу никому не было, хотя уж она-то во все времена толстая и сытая была, толстая и злющая, как черт. «Чем хуже живется стране – тем лучше живут Бедровы!» – это еще дедушка говорил.

Голос мамы становится глуше и тише, глаза у Миши слипаются, а мама все говорит, говорит… И Мише ночь напролет снятся страшные люди, бегущие с ножами за бед-ным сорочонком, жуткая Бедрова и опустевший двор. Как будто Миша остался совсем один, деревья возвышаются над ним, хотят раздавить. А потом мир начинает сворачиваться, хрупкий как папиросная бумага, сворачивается и рассыпается тут же, а за ним – ничего!

Миша бежит, бежит, но никак не может сдвинуться с места. А бежать уже и не куда, двор кончился, Миша уперся в стену дома и повернулся лицом к сворачивающемуся миру. Хочет закричать, но что-то мешает… Просыпается в холодном поту. О, прародительница всех сорок, белобокая и безымянная! Чтоб я еще раз пил на ночь столько чая! И вот ведь, что удивительно: даже во сне Мише не приходит в голову улететь! Мама права, надо с этим что-то делать.

Картиночка Светланы Белицкой http://svetabelaya.livejournal.com/