Машина бежала быстро. Дорога вилась серо-бурой лентой, разделяя степь надвое. Наблюдая из ее солона за редкими лесопосадками, мелькавшими навстречу, я разговаривал с сидевшим за рулем другом Александром – виновником моего внезапного путешествия в Боровое. Наша беседа, с короткими репликами с заднего сидения Андрея, сына Александра, шла не принужденно, переливаясь из одной сферы в другую. Незаметно пролетела граница областей, вправо ушла дорога на Кокшетау, а слева показались два огромных холма.
Мне ни раз приходилось проезжать мимо них, но не когда я не разглядывал их с таким интересом. Дело в том, что одна из ставок Абылай-хана в рапорте коменданта крепости Святого Петра генерал-майора И.А.Деколонга, от 1765 года описана так: «Расстояние от речки же Колчакды, о которой в указе государственной Иностранной коллегии упомянуто, по способности ему, Аблай-салтану, в семи верстах, а от здешней линии пять дней верховой езды. Где желает построить себе и при нем живущим сыновьям, четыре покоя при каждом сени». Речка Колчакле, где находилась ставка, называется и в книге Сулейменова Р. Б. и Моисеева В. А. «Из Истории Казахстана XVIIIв». По меркам «Великого и мудрого столетья» дневной перегон составлял примерно 35-40 км. Отряду Григоровского – по Абуеву К.К. (Кокшетау. Исторические очерки) – потребовалось девять дней, чтобы достичь горы Кокшетау по зимним торосам. Синяя гора упоминается у многих народов Евразии и переноситься в разные места от Урала до Алтая, но всегда единственным числом. В единственном числе о ней говорится в одном из старинных эпосов евразийства, который мне удалось собрать из разных источников. Но, об этом позже.
Оглядывая высокий холм, очень удобный для оборонительного сооружения, я пожалел, что когда мы выехали из Петропавловска не попросил Александра включить счетчик километража. Своим сожалением я тут же поделился со спутниками. В ответ я услышал: «Проехали примерно 180 км, но поселение нуждается в водоеме, которого здесь нет». На обозримом пространстве действительно отсутствовали какие-либо озера или протоки, но машина перескочила через мостик, оставляя позади ползущею в траве речку, не больше полуметра ширенной.
Признаться, я позабыл цель нашей поездки. Все мои мысли остались там на холме, окруженном оврагами, с единственным пологим спуском, способным принять телегу или другой гужевой транспорт. Остановиться, или хотя бы собрать мысли: может те холмы вовсе искусственное произведение XX в., не было времени, мы торопились на фестиваль бардовской песни «Синегорье», проходящий в последние выходные июня на Большом Чебачьем озере. Кутаясь в послеполуденное марево, машина буквально вырвала мои думы из ушедших столетий и со скоростью 120 км в час понесла к курорту Боровое...
Вскоре на горизонте появились горы в синеватой дымке, и дорога запетляла среди них как испуганный заяц. Камень-загадка – Жумбактас осмотрел нас с озера Бурабай, гора Окжетпес, словно могучий батыр, обряженный в каменный доспех, бредя среди сосен напиться из озера, остановился, пропуская гостей в свои владения.
Невольно вспоминаются строки Сакена Сейфуллина:
«…и воздух здесь
Пьянящей льется брагой,
Что лишь острит,
А не туманит взор».
Обогнув многовекового стража и оставив машину на стоянке, мы нагрузились туристским инвентарем, пропитанием во главе с огромным арбузом, – купленный в Петропавловске, он стал для нас родным, почти земляком, – и спустились к озеру на плес.
Там уже во всю звучали гитары – песни Высоцкого, Окуджавы и др. Палатки, словно миниатюрные юрты, расположились вокруг сцены с государственным флагом и размашистой надписью «10 международный фестиваль бардовской песни «Синегорье». Раскинув походный бивак между омичами и алмаатинцами, мы стали высматривать знакомых.
Любовь к авторской песни собрала на озере людей почти из всех городов Казахстана и разных концов России. Россиян было много: из Москвы, Екатеринбурга, Омска и даже из Вологды. И вот какую особенность я заметил: большие и маленькие группки болельщиков, иногда выкрикивая лозунги словно на футбольном матче, обычно поддерживали только своих земляков. Но когда со сцены полилось «Союз нерушимых республик свободных...» единодушие оказалось полным, на временной промежуток песни все позабыли про свои города и единогласным порывом приветствовали исполнителей гимна СССР и неважно, что он символ несуществующего ныне государства, ведь там поется о многовековой дружбе.
Концерт продолжался до трех часов ночи, вольно или невольно возвращая меня в историю нашей страны и родного края.
Спал я плохо, мысли мешали моему сознанию отключиться. Когда солнце заглянуло в палатку, я вышел покурить. Первое что я увидел был Окжетпес. Этот каменный батыр задумчиво дремал в лучах восходившего солнца. «Стрелой действительно не достать» - подумал я, вспоминая дальность полета различного средневекового оружия. Мое воображение стало рисовать картины прошлого: палатки превратились в походные кибитки, послышалось ржание коней, по плесу вдоль озера на низкорослых конях проскакали ханские толенгуты, потрясая найзами и вздымая знамя Абылая.
Снова вплыло в памяти творческое наследие Сакена. Точней Сейфулина не скажешь:
«Где в золоте закатов и восходов
Как будто с глаз спадает пелена,
И видятся немыслимые годы,
Далекие, как звезды времена».
Я ощутил дыхание аруахов – хранителей древней священной земли. Об этом говорило все: и гора, и озеро, и сосновый лес, и галька под моими ногами, и даже полупустая бутылка минеральной воды «Кулагер», выставленная соседями-омичами у входа в палатку.
Постепенно народ просыпался. Еще вечером мы познакомились с алмаатинцами, бардами, утром судьба свела нас снова. Помимо автора и исполнителя песен, один из них оказался еще и доктором биологических наук. Потекли разговоры на научные темы. Узнав, что я историк и пишу книгу о событиях XVIII столетия, хане Абылае, Людмила вспомнила о Ч.Ч.Валиханове, становище Казыл-Агаш, поэму С. Сейфулина «Кокшетау», – красивую и гордую девушку-калмычку, избравшую смерть вместо жизни вне любви.
«Прекрасная, одухотворенная легенда», – ответил я. В моих глазах, упорно не желая покидать сознание, стояла бутылка с минеральной водой «Кулагер».– «Но есть и более древние сказания. Такое место как Бурабай – оазис среди степи, просто не мог не обрасти мифами и легендами». Девушки из Омска, находясь у соседней палатки, давно уже прислушивались к нашему разговору. Одна из них, переборов стеснение, проговорила: «Расскажите, пожалуйста, хоть одну из них»
«Пожалуйста» – ответил я, и на память, как смог, поведал легенду собранную мной из казахских и киргизских эпосов, сказаний народов Алтая и Урала, которую я вставил в свою новую книгу «Степной рубеж».
«Давным-давно, когда земля только была отделена от неба всесильным богом Тенгри, Синяя гора, согретая солнцем и политая обильным дождем, родила близнецов: мальчика Алтын-Чаркаса и девочку Алтын-Арыг. Гора кормила и поила своих детенышей, а дети беззаботно играли на материнском теле, нежась в лучах отца-солнца. Но вот нашла на Синюю гору черная туча, то был семиголовый дракон Делберген – змей Огневик, слуга бога смерти Эрлика. Злой Эрлик послал его погубить божественных близнецов. Желая помочь своим детям, Небо ударило в тучу, но Дракон был настолько огромен, что выдержал могучий удар. Лишь маленький луч пробился сквозь черную тьму. Молнией упав на мать-гору, он обратился в жеребенка – Кулагера.
Подхватил крылатый конь Алтын-Арыг и Алтын-Чаркаса, понес на себе сквозь тело дракона. Маленький, только, что родившийся жеребенок еще не имел большой силы и, пробившись к свету, стал падать вниз. Обессиленный борьбой с драконом, он рухнул на мягкую спину Ак-Буры. Белый верблюд, видя, беду божественных детей, сказал Кулагеру: «Испей воды из озера, что у ног моих. Силы в тебе прибавиться и вы сможете лететь дальше. Только не пей с краю, пей с середины». «Как же я попью с середины? – ответил жеребенок Ак-Буре. Если ни лететь, ни плыть уже не в силах» «Я помогу тебе!», – воскликнул юный батыр Алтын-Чаркас. Взяв на руки жеребенка, он бросился в озеро.
Тем временем дракон настиг беглецов и стал кружиться над озером. Увидев его, белый верблюд спрятал красавицу Алтын-Арыг под белое брюхо и обратился в камень – объясняя, я указал на Окжетпес – Кулагер напился из середины озера, силы в нем прибавилось до коня трехлетка. Алтын-Чаркас тоже хлебнул той водицы, силушка заиграла и в его руках. Взвились они в небо и унеслись в сторону больших гор...
Алтын-Чаркас вырос, женился на дочери бога неба Тенгри, Золотой хозяйке, ящерке, что известна по сказам Бажова, победил семиглавого дракона Делбергена и освободил Алтын-Арыг».
Закончил я словами древнего алтайского эпоса «Маадай-кара».
«Любимица бога, лучшая из дев,
Прекрасная Алтын-Арыг.
На широком камне сотворилась вновь,
Когда на белом камне
Появился бело-игреневый конь…».
После моих слов бутылка с недопитой минералкой пошла по рукам разглядывая крылатого коня каждый к ней приложился. Девушка тихо проговорила: «А я думала, что Бурабай, означает Боровое». Парень, что был с девушками из Омска, даже воскликнул: «За эти два дня я узнал о Казахстане и казахах, больше, чем за всю свою жизнь!».
Бурабай поистине удивительное место, присутствуя на фестивале и я сделал для себя маленькое открытие: наша молодежь тянется к чему-то светлому и чистому. То, что мы видим сквозь призму голубого экрана и бульварных газет. То, что порой пытаются нам внушить, как неизбежное и даже необходимое, лишь бельмо. Бельмо, мешающее нам понять друг друга. Фестивали подобные «Синегорью» помогают людям узнать, что есть совершенно другой, красочный и прекрасный мир. Они оставляют в душах людей оазисы, подобные Бурабаю, среди огромных выжженных бескультурьем просторов. Да и сами просторы начинают зеленеть новой порослью, как Сары-Арка весенней порой.
Опять машина, опущенный шлагбаум извещающий, что курортная зона позади, а в голове, засевшие теперь уже навсегда, вертятся стихи Сакена Сейфулина:
«Как много этот дивный край хранит
Лишь пожелайте – убедитесь сами,
Он для добра певучего открыт, и чутким эхом
Слово повторит
Пропетое иль сказанное вами»...