Назовите антоним слову «лысый» … Не устремляйте морщинки мучений лобика в умный потолок и не суетитесь – не найдёте!!! ... Что-то приближённое, дразнящее, не дающее себя в руки – пожалуйста! ... Давайте пройдёмся по ним навскидку … Волосатый – самое распространённое слово. Здесь представляется мрачный тип, cо всех сторон, и не только на голове, заросший, понятно чем, даже на пятках, а нас, кстати, интересуют не пятки, а голова от лба с ушами и выше … Кучерявый, да кудрявый, неся в себе смысл обратный слову простоволосый, отображает жалкие частности уже не лысого характера, а зачем нам частности, нам принципиальное подавай – такими словами некорректно прикрываться в претензиях на противоположность лысому. Другие слова, более точные на ум не приходят – ну и не надо. Вот почему не лысого, как антипода свободному от растительности на голове, в природе не существует… Нет слова, нет и понятия.
Царство лысых безраздельно и абсолютно … Лысые – все!!! ... Только кое-кто носит своё блестящее отличие гордо, а таких храбрых ой как мало, но они всё-таки есть … Кое-кто небрежно, вспоминая о лысине только утром, при умывании, да и то подсознательно ... Некоторые, а их подавляющее большинство, в озабоченности, с подачи природы проститутки, мелочно прикрывают лысину шевелюрой.
Она же, в зависимости от воспитания, или выглядит ухоженной, или до безобразия нечесаной. Иногда она густая, а иногда до того редкая, что её владельцу приходится униженно идти на всевозможные маскировочные ухищрения, именуемые зачёсами, которые, игриво резвясь с шаловливым ветерком, в самый ответственный момент знакомства с обладательницей газового шарфика в хрустальных башмачках, вдруг легкомысленно предают своих хозяев.
Правда, есть ещё одна категория людей… Эти носят парики, но таких очень мало это извращенцы на почве воспитания, от них тонко попахивает снобизмом, но что самое важное – они устойчиво существуют и как все меньшинства имеют свою ухоженную нишу в картине человечества. Но это только мимоходом, и поскольку они существуют, в характеристике отношения к лысине их нельзя обойти молчанием. И это просто вскользь, поскольку рассказик-то начат не с целью трактата о верхушке думающего органа, и если во время не остановиться в дебрях рассуждений об экстерьере нашей бестолковки, к концу повествования можно заблудиться и оказаться в непредсказуемом от сюжета месте.
Не верите? ... Хотите пример? ... Не уходите всего-навсего дальше своего подъезда. Если там мужская компания, то разговоры о политике плавно и неукоснительно, в зависимости от возрастного ценза референтирующихся, переходят или в обсуждение нюансов утреннего стула, или к тонкостям ловли рыбы на мотыля, или к теоретическим разглагольствованиям о беспроигрышных методах обольщения прекрасной (согласитесь – это ещё большой вопрос), но бестолковой (а это уж точно – жизнью доказано), половины человечества. Кстати, эта бестолковая половина волевым вмешательством прекращает референдум, выдёргивая своих бойцов из рядов дискутирующихся.
Если же собираются женщины, то, начиная с рецептов питательных масок на лицо и, опять-таки плавно, переходя на интимные недомогания своих супругов, их щебетанье заканчивается не расхватыванием каждой своим мужиком, а запахом чада сбежавшего молока на кухне одной из участниц стихийного консилиума.
Есть ещё третий вариант – когда компания смешанная, но здесь, кроме гвалта ничего не получается. А нам и не надо – нам бы за тему удержаться, как поп за праведника, или ... ну да ладно...
... Так вот … Однажды, ещё при советской власти, когда порядочного человека можно было запросто увидеть на улице не в инномарковом, а в пешем, затрапезном виде, в очереди за майонезом встретились, об этом близко не догадываясь, тот, который с шевелюрой и тот, которому автор полторы страницы мостит дорогу в рассказ ... ну ... который с лысиной. Надо сказать, что до недавнего времени, очереди были самым обычным и даже популярным местом нашего, если не весёлого, то уж суматошного, это точно, бытия …
… Преступник по-сыновьи привыкает к тюрьме-матери и после отсидки его тянет снова только туда же, ровно кота на валерьянку. Но чтобы опять попасть за решётку, надо подсуетиться – совершить нечто криминальное, то есть заплатить…
… А очереди – здесь не надо платить, это совершенно из другой оперы! Это было единственно бесплатное удовольствие любого члена нашего плебейского общества, причём до того популярное, что некоторые очередные эстеты вставали в хвост очереди, не зная, что дают в голове … просто так, на всякий случай, или, на худой конец, пообщаться.
Да если человек однажды не постоял в очереди – он копилка, из которой лоботряс сынок вытряс всю мелочь на сигареты ... воздушный шарик уже без воздуха, но ещё стыдливо висящий на нитке ... он уже получеловек ..., он к вечеру чувствует себя каким-то обделённым и ему мучительно больно за бесцельно прожитый день … Вон, сосед сверху принёс два вилка капусты, да в доказательство ядрености очереди без двух пуговиц на пальто, но зато всё как у людей! А соседка снизу до того привыкла к очередям, что чуть не родила в магазине. Это и спровоцировало домашний скандал на тему о застенчивости супруга. Вот, мол, если бы он был чуть нахальнее и сделал бы ей предложение хоть на час раньше, то все их совместные дела пододвинулись бы на шестьдесят минут вперёд. Вот тогда она бы точно родила в магазине и по такому экстравагантному случаю её сразу бы отоварили дефицитом, а на этот раз под этим термином проходила ливерная колбаса и за три человека до неё кончилась. Слюнтяй у неё мужик, только нестираными штанами от бабы и отличается… Колбасы бы побольше, да роды ко времени, глядишь, и разрешилась бы с колбасной выгодой в очередном месте …
– Ну, что забегал из дверей в двери?! Вызывай «Скорую» – буду рожать теперь как все – в роддоме! – …
… Значит за майонезом они и встретились … С шевелюрой – громадного роста, в потёртой каракулевой шапке, на сгибах которой уже пытается вылазить любопытная грязная вата, многообещающим животом толкает впередистоящую тётку в сиреневой вязанной шапке поверх цветастого платка, толкает при каждом неуклюжем повороте, разговаривая с бойкой старушкой, претендующей на место между животом шевелюры и сиреневой шапкой.
– Милай, за ёми, – бабка тычет сухим пергаментным пальцем в спину сиреневой – стоял касатик в пыжиковой шапке … он лично передо мной, а я ходила домой – хотела деда из Собеца дождаться …
… И тут окружающие посвящаются в бабкино житиё от раскулачивания её родителев до зачатия майонезной очереди. Но каракулевый тоже не лыком шит. Он успевает в витиеватый пространными отступлениями рассказ старухи настойчиво вставлять своё саркастическое резюме на счёт пыжика, мол, они эти пыжики в очередях, это тот же нонсенс, что и генералы в общей бане ...
... Иссякнув на раскулачивании и собираясь с силами для нового повествовательного броска, бабка задумчиво, и ни миллиметра не уступая территориальных позиций, жуёт беззубой впадиной, имеющей претензии раньше называться ртом … пардон, всё-таки, два зуба с разных сторон, оставленных в тайных декоративных целях, кой-когда оголялись старческими морщинистыми губами ...
... Пожевав, а затем пересев на генеральскую тему, уже не на птичьих правах, уже протиснувшись между каракулевым брюхом и сиреневой шапкой, она, бойко шмыгая остреньким носиком, и этим собирая личико в маленький морщинистый кулачок, возбуждённо шамкает, что, мол, у подружки еённой правнучки жениховский брательник в Красной Армии возил на чёрной Волге одного енерала, так ентот енерал тоже, оказывается в очереди простоял семь лет за енеральским чином, и ничего – выстоял … теперь вот, наверняка уже на енеральской пензии …
… Лысый стоял сзади каракулевой шапки. То, что он был лыс, никто не знал, поскольку голова, по причине зимы была прикрыта лыжной шапочкой, имеющей на одной из двух пупырчато-жиденьких верхушек нагло болтающуюся, не первой свежести, с претензией на кокетство, шерстяную кисточку. Наглость и кокетство лысого на кисточке и кончалось, чего, ой как не скажешь, о первой свежести.
Лапсердачок на Лысом был одноборт, еле сходился на пуговицах, узок в плечах, короток в засаленных рукавах, а на спине, самодовольным океанским островом, по хозяйски уверенным, темнело масляное пятно.
О любом владельце красноречиво говорят обувь и глаза, но его ботинки, голодные до каши, никто в этом столпотворении не видел, а глаза как раз-то ничего и не выражали. И если по его взгляду судить о человечестве, то уверенно можно сказать, что люди – великие специалисты по превращению окружающей среды в экскременты. Да оно и в альтернативе, не надо отождествлять умный взгляд с умными мыслями, ведь недаром живёт высказывание одного сказочного персонажа о том, что все глупости на Земле совершаются с умным выражением лица … И не судите по серости взгляда о легкомыслии хозяина голодных ботинок.
Но сказки – сказками, а очередя – очередями … И хватит об этом, а то опять оторвёмся от зыбкого сюжета, тем более, что выражение глаз Лысого, равно как и голодных ботинок, никто не видел, поскольку и с боков, и сзади он был зажат братьями по разуму и желанию. Перед его носом, принуждая на косоглазие, монументально маячил долевой шов пальтовой спины Каракуля с выцветшей штопкой маленького лоскутка между правой лопаткой и, уже опостылевшего глазам Лысого, пресловуто-продольного … Он (Лысый) даже пробовал наклонять голову в разные стороны, стараясь для разнообразия превратить его в поперечный. Но шов всё равно оставался продольным и, для впадающего в косоглазие, уже являлся незаменимым атрибутом очереди …
– Как крест, который выпало нести в жизни … – успокоился, найдя точное объяснение шву со штопкой справа, обладатель петушка на голове. Его «очередная» бабка, что между Сиреневой и Каракулем из-за шапочки-то и окрестила Лысого Петушком – … вот, мол, и Петушок энтот тоже туточки стояли …
... Сзади, по петушиному крещёного, тыча его ежеминутно и ощутимо, бойко поминая при этом Господа Бога, в солидной медлительности, что не вязалось с её скороговоркой, а тем более тычками в спину, стояла громадная баба и, поскольку она стояла сзади, то для Лысого была одета неизвестно во что.
Сказать, что она стояла, значит сфальшивить… – Она прессинговала, ежеминутно отвоёвывая у расстояния между ней и, ещё далёким, прилавком микроны. Это был танк без экипажа и тормозов … но, на малой скорости, способной сокрушить кремлёвскую стену. Между ней и Каракулем Петушок чувствовал себя как на дне тёмного и душного ущелья. И только откуда-то сверху, вместе с разноголосым прибоем очереди, до него, как из потустороннего мира, доносилось – то о пыжиковой шапке, то о банном генерале, а то и просто –«Господи, Боже мой!» с дежурным тычком в спину.
Очередь без толчеи – эскимо без палочки, папуас без кольца в носу, купюра без достоинства, но когда она в помещении, да ещё за дефицитом, а под этот термин может подпасть самый непредсказуемый товар от маринованных раков до одноразовых колготок – вот тогда … тогда толчея превращается в давку. И всего-то надо в очередь вбросить, но во время – а это обязательное условие, нужное словцо – как рычащей собаке – «Фас!!!», как щепоть катализатора в кипящий колдовской раствор алхимиком. Вот здесь человек облегчённо и мгновенно перестаёт быть человеком. Он превращается в структурную частицу этой давки. Он уже не реагирует на орущие рты и выпученные глаза себе подобных частиц, кстати, не замечая своего распахнутого в заходящемся крике уже не рта, а хавальника, может и, наступая на что-то мягкое и уже не визжащее.
Вот здесь Лысый мог бы и приподнять ноги – упасть не дали бы, в таких местах инфаркты, нос к носу, встречают не героически, но стоя. Да оно и двигаться по своей воле, в такой ситуации, было за пределами мечтаний, а поэтому, отдав всё своё естество, со всеми, положенными ему, потрохами от кальсон до петушиной кисточки на откуп толпе, Петушок предался своим мыслям …
… – Мука дома есть, картошка тоже, в прихожей дожидается своей очереди, соль, спички и два килограмма ядовито зелёных каменных конфет неделю назад Зинаида в пятиэтажке отхватила – два часа простояла, без хлястика счастливая пришла. А сегодня, вот, я майонез принесу – значит, без скандала недельку можно и прожить. Кстати, каким боком ко вчерашнему конфетному скандалу он имеет отношение, для него осталось невыясненным. Ведь Зинаида принесла конфеты? – Зинаида! ... Зинаида угостила ими соседку? – Зинаида! ... Зинаида её предупредила, что надо сосать, а ни в коем случае не грызть? – Зинаида … Так он и не виноват, что у соседки в голове мякина оказалась вместо мозгов, и она принялась на дармовщинку их грызть – ну и сломала зуб. А скалка, между прочим, за соседскую жадность, по его спине проехалась! Эмоциональная женщина моя Зинаида! Но все её грехи можно простить за ………… да разве в очереди, на людях можно об этом думать? – соскакивает мысль на сокровенное и тут же возвращается к конфетам – да если ими (каменными конфетами) вместо свинцовых пуль начинять патроны – ни один вражеский бронежилет не устоит … Вот вам и новое слово в вооружении! Так за чем же дело? ... Или изобретатели не едят эти конфеты, или … – и тут у Лысого непроизвольно формируется альтернативный вариант, связанный с качеством мышления чиновников ВПК.
Изредка, прерывая петушковый гибрид продовольственно-боеприпасной маниловщины, до ущельного пленника доносятся категоричные вопли очереди об ограничении в одни руки до одной банки и яростные ответы продавщицы что этого дерьма хоть завались, чтоб покупатели заранее готовили плату. Но Петушок, отгоняя действительность, всё глубже и глубже погружался в перипетии борьбы карамельного изобретателя с бюрократическим аппаратом Военно-Промышленного Комплекса.
Наконец спереди разговоры, по случаю наступления готовности номер один, стали замолкать, и только сзади ещё доносилось и о чуме, занесённой французскими дождевыми червями, не без дальних политических целей, в Эфиопию с сумасшедшим исходом некоторых аборигенов, уже попробовавших этот французский деликатес, и о конце Света через сорок девять с половиной дней, считая с поза-поза-вчерашнего, да ещё с автоматическим переносом Северного Полюса на экватор и полным исчезновением Южного … и даже о разрешении празднования китайской пасхи в Китае по распоряжению Мао-Цзе-Дуна.
По мере прекращения гула усиливалось внутреннее напряжение очереди, а толчки со всех сторон, особенно сзади, стали жёстче и целеустремлённее. Наконец спина Каракуля с заштопанным лоскутком, как пробка из воды, отскочила вправо, а узкая, действительно петушиная, грудь Лысого, ярко демонстрируя закон об отсутствии вакуума в природе, со звуком «Хак!!!» мгновенно припечаталась к прилавку. Петушок зажмурился от яркого света, но потом осмотрелся и … не поверил своим глазам – давали не майонез, который кончился, оказывается , ещё при трамвайном генерале … давали зинаидины конфеты, которые ни в коем случае нельзя грызть, кстати, этот запрет нагло и лживо опровергался их невинным зелёным поблескиванием. Но Лысый в своих мыслях о новых боеприпасах ушёл так далеко, что пропустил мимо ушей переориентацию очереди.
Что было делать? Уйти из очереди? ... Уйти? … когда уже отоварилась потная, с расхристанным видом, но, как в половодье, с разлившимся по простодушной физиономии удовлетворением сиреневая шапка? ... – Покорно благодарим! Это было бы глупо, поскольку все на этого дурака стали бы пялиться, тайно крутя пальцем у виска – вот, мол, не мог раньше уйти.
– Раньше-то мог, но не знал – философски-тоскливо подумал Петушок – а сейчас вот, знаю, но уже не могу – и достал деньги, намертво зажатый очередью, возбудитель очередного сладкого домашнего скандала, и обречённо протянул сумку продавщице ………. – и морально, и физически, выйти на свободу он мог только через ритуал купли-продажи. Кроме того, обидно было столько выстоять и уйти впустую.
– Ну… конфеты, так конфеты ....... решил Петушок и, выбравшись из очереди, что требовало определённых профессиональных качеств, вытер вспотевший от конфетной неожиданности нос … - по крайней мере буду знать за что … – не докончив мысли, человек без имени обречённо махнул рукой и вышел из магазина…
… А при чём же здесь встреча Лысого с шевелюристым? ... – А ни при чём! Они же не знали, что встретились, вот не зная и разошлись …