Люблю я артистов. Занимательный народ. Когда еще Дом знаний, он же Планетарий, не перекроили обратно в Храм Божий, ходил на всех подряд... Покупал за 50 коп. билет на лекцию о загадках о космоса - и шел в другой зал... На выступление - чаще всего московского лицедея.
Рубля два экономил. Бумажная полоска на посещение планетарного зала - копия билета на звезду с человеческим лицом.
Случалось, попадал и на рядового декламатора из провинции. Афиша призывно пламенела - Заслуженный артист города Сарапул Лев Сучков. Вечер поэзии Сергея Есенина... Шел я, понятно, на Есенина, а не на Сучкова.
Помимо меня, на вечере, оказываются - две небесные старушки и еще земная парочка, две понятные как блины - девушки.
Встречу с прекрасным открывает пышная дама. Ее груди, благодаря щедрому вырезу платья, выставлены - как аппетитный товар. Разве что - не видно сосков.
- Сегодня, дорогие ценители поэзии, - воркует она, - вы, образно выражаясь, припадете к живительному роднику, имя которому - поэзия Сергея Есенина... Перед вами - народный артист Удмуртии, почетный житель и артист города Сарапул, прошу любить и жаловать, Лев Сучков...
Разыгрывая походку при корабельной качке, народный и заслуженный добрался до микрофона. Попытался ущипнуть уплывающую попу эфектной женщины. Пальцы его зацепили воздух.
Мое половое созревание так и подмывало крикнуть - не уходите, тетенька! Хорошо, не пойте, не читайте ничего. Просто ходите - туда-сюда, сюда-туда...
- Черный человек, - представился артист и притих,опустив липучки век. Думаю, ему представилась - какая-нибудь кремлевская "Олимпия", забитая по самое "не могу" женскими прелестями. - "Черный человек", поэма бессмертного певца земли русской, - пояснил Сучков.
Наваждение отпустило, веки распахнулись, и прозвучало с нотками задора - Товарищ! Товарищ! Я очень и очень болен...
Сзади меня послышался недовольный шепот. Один девичий голосок произнес режиссерское - Не верю! Второй, девичий, поправил - Не товарищ, а друг... А в первом ряду, прямо сиамские, плечико к плечику, бабульки заапладировали - непонятно чему.
"Товарищ" заместо "друга" - еще ничего по сравнению с тем, что посыпалось дальше.
- "Как прыщавой курсистке симпатичный пацан говорит о мирах, половой истекая истомою", -услышал я... Озабоченно переглянулись старушки, как бы говоря - от какого такого верблюда взялся симпатичный пацан? Девушки позади притихли от негодования. Если уж редактировать по живому, то все подряд, и "прыщавую курсистку" стоило бы заменить на "невинную".
А мне понравилось. Верную внес поправку дядя. Сгоряча и в угаре вдохновения обозвал поэт нормального человека. Ну истекает парень понятной истомою. Здоровый значит. Почему сразу - урод? Конечно, сам классик почем зря о "мирах" долго не растекался. Быстро переходил от прелюдий к делу.
- Наш дядя. Только артист никакой, - подумал я. Подменил, наверно, загулявшего до потери башки дружка или родственника из филармонии. Вызубрил наскоро поэтическую нетленку.
Тоько я догнал, что к чему - как мнимый артист меняется в лице. - "Я взбешен! Разъярен!" - медленно и грозно читает он. Сейчас убьет - белые от напряжения кулаки... Я неожиданно забыл, что он на сцене, что читает всего-навсего стихи. Причем, не свои. Мгновение - и долбанет стремительная трость меня по "чайнику". Зная короткую поэму наизусть, я испугался слов, что вот-вот прозвучат. И зажмурился, беззащитный зритель в пятом ряду, строго напротив разъяренного мужика.
- "И летит мой кирпич, - нахально меняет Сучков грациозную трость на оружие пролетариата, - прямо в морду его, в переносицу".
И откуда у него, с виду пустого валенка, взялся талант? Или он, всего вернее, личное раздражение выплеснул - взбешен, разъярен... Или нервы мои - ни в белую, ни в красную армию. Почудилось по-крупному... Конечно же, ничего не просвистело мимо виска, не было и грохота от летящего предмета...
Обильно упитанный, лысоватый Сучков добрался до финала. - "Я печально стою, - всхлипнул он, -никого со мной нет..." Он на секунду умолкает, и я на его месте бы заглох - непонятно, откуда куски зеркального стекла по краю сцены. До того, как я зажмурился - их не было. Ноготь даю на обрезание.
Но Сучков - молодец. Невозмутимо заканчивает - "Я один и разбитое зеркало".
Хилые и натужные аплодисменты, прощальный кивок артиста...
- Стеклянные фокусы. Цирк и только, - бурчала старушка, спеша к выходу с другой пожилой "кошелкой". Девицы взмахнули рукавами, но отчего-то не взлетели, процокали мимо и исчезли в проеме.
Декламатор, напоследок, мощно высморкался в платок и сказал мне - Всего тебе интересного, парень...
Что-то удерживало меня. И это что-то не заставило долго ждать.
Артиста сменила женщина, что открывала выступление.
На этот раз она держала пластиковый совок и щетку, похожую на зубную - фабрики "Гулливер".
Она сметала непонятные осколки в совок. Груди ее увлекательно раскачивались.
- Хотите, я вам почитаю Есенина, - не выдержал я.
- Читайте, если приспичило, - не поднимая взгляда, разрешила она.
- "Я один у окошка, ни гостя, ни друга не жду", - начал я с золотой середины.