Из серии "Банда Рябова".
***
Альфонсий Кикос, примостившись на лавчонке рядышком с каким-то сварливым старичком, любовался Петровкой, как невиданным до всего подобного "нечтом".
Большое, красное здание, с вывеской "МуниципАлитет коммунаров", хохотало осыпающейся штукатурой, и разъедало арочные глаза окон, какой-то проеденной, зелеными сверчками, некислой обшарпанностью, оголяя исподнее кирпичное тело своё до скелета(экстаза).
Иначе по-другому, выла Петровка, выла, и да свят будет царь Никола в то светлое воскресенье, то и дело по щелям, свистя пересвистами, несколько дрожало, от тех самых трамвайных понырок и ненароком выставляя на солнце свои балконные руки с загорелыми вредителями, курящими некоторую дрянь в тарантасах разительных кожанок.
Один из вредителей, по обычному раскурив трубку, и поставив намалюканный светящийся сапог на приставку балконной оградки, уставил брови, грозные свои, в Альфонсия, прямо напрямую, бельм в бельм.
Тот ответственно напыжился, приосанившись, как задержанный воробей, и нащупал уголок рогатки спрятанной на поясе, под ряхой рубашки.
Человек с трубкой, наглюще сплюнул вниз, показав Альфонсию свою величавость, и задался вопросом: " Чё, щегленышь уставился? Аль сопатку не жаль? Здоровкаться учился?"
Альфонсий посопя на тратуарку вшивым патефоном конопатого носа, удивительно ловко одел каменную пульку в кожаный носок, и без прицелов спустил каучуковую лямку, угодя курящему негодяю прям в красноармейский лоб.
"Звезда под кепкой" - охмылил Альфонсий.
Потом Альфонсий, зацепился за железный животный хвост ползущего трамвая, и под стрельбу с долбанных балконов в скорости исчез.
Альфонсий знал себе цену, и всегда объяснял стоимость, желая видеть вокруг лишь правду.
А правду он знал не хуже дворового пса, битого каждодневно по пять, а то и шесть раз палками.
Так вот.