Рожденные в опилках

Шели Шрайман
...Впервые он вышел на манеж в полтора года. Правда, совсем этого не помнит. Но отец утверждает, что Саня, сидя на его плечах, даже исполнял вместе с ним в новогоднем представлении финальную песню. Не пройдет и пятнадцати лет, как малыш с триумфом прокатится по странам Европы, собрав все мыслимые и немыслимые награды и станет почетным гостем всевозможных жонглерских конвенций, а попросту – профессиональных цирковых тусовок, и в том числе – израильской.

Кстати, об отце…Владимир Александрович Кулаков – известный жонглер, народный артист России, выступавший во многих странах мира. (Владимир Кулаков: «Зная все «острые» углы манежа, я не хотел обрекать своего сына на муки, которые когда-то прошел сам, репетируя по двенадцать часов и засыпая от усталости на пластиковом стуле, на котором и сидеть-то невозможно…Срыв спины, шесть остановок сердца… Я заплатил за свой успех слишком дорогую цену. Когда пришло время определяться сыну, я сказал ему: «Саня, надо стать мастером, иначе не стоит…» Он сделал свой выбор. «Ну, тогда не стони и не плачь!..» Он не стонал. И не плакал. Даже когда кольца врезались в ладони так, что оставляли раны, которые надо было залечить за одну ночь – до утренней репетиции; когда руки вздрагивали даже во сне, словно пытаясь поймать летящие кольца...»)

Третий год Владимир и Александр Кулаковы работают в одном манеже большого московского цирка на проспекте Вернадского с его залом на пять тысяч мест и постоянными аншлагами. Только сыну приходится все чаще покидать Москву и выезжать за границу: после побед на международных конкурсах предложения сыплются один за другим. Монреаль, Италия, Германия, Израиль… (Владимир Кулаков: «Саньке повезло… «Бронзовый слон» (третье место) и специальный приз «Росгосцирка» за новаторство в жанре жонглирования. Приглашения на конкурсы в Италию, Монако и Париж. В Латине (Италия) - серебряная награда. Через полтора месяца в Монако - Мекке циркового искусства - вновь серебро и два специальных приза от устроителей. А еще через месяц, в январе 2008 года –«золотая медаль» в Париже. Как точка, нет – скорее восклицательный знак с многоточием в конкурсном марафоне. За полгода - четыре самых престижных международных конкурса…Затем еще «золотая медаль» на Всемирных Дельфийских играх. И как венец этого сумасшедшего и прекрасного 2008 года – премия «Триумф», которой в свое время удоставивались Олег Янковский, Борис Покровский, Константин Райкин и другие мастера»).

Успеху предшествовала тяжелая работа – сутками напролет. На манеже Кулаковых в тот период не было. Они исчезли для всех. Репетировали в фойе, «трюме», где хранились сменные манежи. Готовили «бомбу», которая взорвалась потом на международных конкурсах.

Найти, что-то новое в жанре цирка, история которого насчитывает тысячелетия, не так просто. Перед ними стояла простая и одновременно сложная задача: выжать из классических жонглерских колец максимально возможное, отбросив прочий реквизит. Вспомнить все оригинальные трюки с кольцами старых мастеров –Сергея Игнатова, Георгия Борро, Романа Канагина… Овладеть этими трюками и пойти дальше.

У Кулакова-младшего обнаружилась неистощимая фантазия и чувство рисунка (возможно, сказались результаты походов по картинным галереям, куда его не раз водили в детстве). Плюс отточенная пластика движений (очевидно, и два года занятий бальными танцами не пропали даром). В результате появился уникальный трюк: жонглирование пятью кольцами с максимальным прогибом спины – почти параллельным линии манежа. Настоящий акробатический мостик, разве что без помощи рук.

Уникальные трюки рождались один за другим: приходили во сне, или рождались в результате случайных «завалов», как говорят цирковые. Появилась даже идея создания театра одного жонглера. Почему бы нет? (Владимир Кулаков: «Сын стоял в центре манежа в белоснежном костюме с белыми кольцами в руках. «Белый ангел», - вдруг произнес устроитель конкурса в Монако Жан-Клод Гандо. Мы стояли рядом. Я невольно вздрогнул: теми же словами назвал Саньку много лет назад ныне покойный воздушный гимнаст Валера Пантелеенко… «Это мой сын», - сказал я Гандо по-французски. Он улыбнулся и похлопал меня по плечу... Санька вытянулся – метр восемьдесят пять. Еще растет. Взгляд спокойный, доброжелательный. Ни тени звездности. Все успевает: работа, репетиции, учеба. В 15 лет закончил школу экстерном, выбрал факультет лингвистики. Владимир Познер на гала-концерте лауреатов премии «Триумф» в шутку назвал сына «жонглером-лингвистом». Размышляя о превратностях наших с Санькой судеб, я представлял это так: «Жонглер обошел весь свет. А его кольца облетели Землю. И они вернулись… В исходную точку. Жонглеру вновь было семнадцать. Как тогда… А кольца стали чуть меньше и уже не железные, а пластиковые. И жонглера теперь звали иначе: его имя стало отчеством, а бывшее отчество – именем… Каких только чудес не бывает на свете…»)

…Летом прошлого года Владимир и Александр Кулаковы побывали в Германии – на европейской конвенции жонглеров, которая на самом деле превратилась в международную, поскольку на нее приехали артисты из Австралии, США, Китая, Японии. Пять с половиной тысяч жонглеров собрались в небольшом местечке близ Франкфурта на-Майне. Здесь проводились мастер-классы и проходили шоу звезд этого жанра. Кулаков-младший выступал на нем предпоследним – под шумные аплодисменты коллег со всего мира. «О! Майн гот!» - воскликнул президент всемирной федерации жонглеров Томас Диц, завидя незнакомые, вычурные рисунки двуцветных колец, вылетающих из Санькиных рук. Состязание между ними началось спонтанно - под ободряющие аплодисменты других жонглеров. На кольцах Санька обошел Дица: русская школа победила. Тот подошел и, не скрывая своего восхищения, обнял молодого коллегу.

***

Мне удается перехватить Александра за несколько часов до вылета в Москву: заканчиваются десятые сутки его пребывания в Израиле. Он успел посмотреть почти всю страну: местные жонглеры, пригласившие московского гостя для участия в израильской конвенции, бережно передавали его из рук в руки: возили на Мертвое море, в Иерусалим, Хайфу, Назарет.

- Ну да, можно сказать, что я родился в опилках, - улыбается Саня. – Кстати, знаешь, откуда это выражение? Раньше манеж заправляли опилками. С ними много возни, процедура очень сложная – этим занимались специальные рабочие. Потом появился современный каучуковый манеж, более мягкий и удобный, а выражение осталось. Так что, я родился «в опилках» и, как рассказывает отец, впервые неофициально вышел на манеж в полтора года. Ну а самостоятельно я начал жонглировать лет с шести: сначала мячиками, потом булавами. Пластиковые кольца появились у меня только в 2000 году. Мы купили их в специальном магазине для жонглеров – такие есть в Европе, Америке, и, как мне сказали, в Израиле.

- У твоего отца – оригинальный номер с обручами. Я видела его в манеже: впечатление незабываемое. Обручи летают и закручиваются вокруг него как живые. Ты выбрал кольца. Сам так решил, или хотел сделать что-то похожее на отцовский номер?

- Со мной все было непросто. Не раз начинал жонглировать, не получалось - отчаивался и бросал месяца на четыре. Потом все по новой. Кстати, никто меня не заставлял… Попутно занимался другими вещами: брал уроки бальных танцев, учился играть на гитаре. И вдруг три года назад меня как ударило: хочу быть жонглером. Вот это действительно мое! И мы начали с отцом делать мой номер. Репетировали с утра до поздней ночи. Дебют состоялся 7 сентября 2007 года - надо же, даже дату помню! - в старом московском цирке на Цветном бульваре, где проходил Шестой международный фестиваль с участием артистов разных жанров. Было ужасно страшно: в зале сидели только свои, цирковые, а в жюри - одни «звезды»... Я получил «бронзу». Это было такой неожиданностью…

- Получается, что ты вошел в профессию не со служебного входа, как все цирковые, а с парадного – через международные фестивали?

- Да, так получилось, и мы потом на эту тему даже шутили: «Фестивали закончились - пора обкатывать номер в программе», - смеется. - После Парижа я на протяжении четырех месяцев работал в своем родном цирке в Москве, чему был очень рад.

- Извини, но без этого вопроса нам тоже не обойтись: тебе завидовали? Другие пашут годами, прежде чем попасть на какой-то фестиваль. А тут в 17 лет еще толком и не стоял в манеже, а уже везде побывал, отовсюду привез награды…

- Было, скорее, другое. Поначалу народ в цирке смотрел с прищуром: не зазнался ли пацан? Но я это пережил. Тем более, что после меня и других вдруг стали приглашать на конкурсы, народ начал ездить, привозить награды… Словно я выбил пробку из бутылки и выпустил джина – исполнителя желаний. Может, у меня рука счастливая? – смеется.

- А как ты отнесся к тому, что и другие после тебя стали ездить и возвращаться с наградами?

- Ой…я вдруг поймал себя на мысли, что мне нелегко порадоваться за других, чему очень испугался и сказал себе: «Саня, ты в своем уме? Почему только тебе ездить по крутым фестивалям? Почему не другим?». К счастью, мы с папой захватили болезнь вовремя и быстро ее у меня вылечили, - смеется.

- Я обратила внимание, что еще до того, как мы начали интервью, когда ты рассказывал о своих поездках по миру, все время говорил не «я», а «мы»: «мы участвовали в конкурсе, мы поехали на фестиваль…». Но у тебя, насколько я понимаю, как и у отца, сольный номер.

- Да. Но я говорю «мы» не случайно. Потому что всю работу над моим номером – от начала до конца - мы делали вместе с отцом. Он мой учитель, педагог, коллега, психолог, наконец, массажист. Так что это во всех смыслах «мы», а не «я».

- А одному тебе уже приходилось выезжать за границу? Или Израиль – первая страна, которую ты осваиваешь в одиночку, без отца?

- Недавно я работал три недели один в Монреале. Даже готовить научился, - смеется. – А что делать, жизнь заставила. Летом меня снова приглашают в Монреаль, а оттуда – в составе канадского шоу в Южную Корею. Но, наверное, я от этого приглашению откажусь.

- Есть более выгодные?

- Дело не в этом. Мне хочется подняться на другой уровень: поработать над другим стилем, попробовать новые трюки, подобрать музыку – старая уже приелась, я перестал ее чувствовать как надо. Вот я и выбираю между заграничным турне и тяжелой пахотой вместе с отцом в душной летней Москве. Хочется выбрать оптимальный вариант.

- И к чему ты больше склоняешься?

- Если честно, к Москве. Жизнь длинная, гастроли еще будут, а возможности поставить новую технику может и не быть. Я ведь растущий организм, еще год-два и кисти рук окостенеют, их трудно будет «поставить». Кстати, что-то подобное происходит и со скрипачами - не случайно их приводят к учителю в пять-шесть лет, а не в десять. То, что мы с папой так серьезно работали в 2006-м году, давало свои плоды на протяжении двух лет. Но сколько можно ехать на старом багаже. Я не собираюсь оставаться на прежнем, пусть и хорошем уровне, и тем более, не хочу откатываться назад. Вернусь сейчас в Москву, начнем с папой репетировать в жестком режиме, и обязательно добьемся хорошего результата. Во всяком случае, я в это верю.

- Расскажи, что тебе больше всего запомнилось из твоих поездок по конкурсам и фестивалям?

- Невероятная доброжелательность. Удивительно теплая, почти домашняя атмосфера. Словно это не состязание, а праздник. Поначалу я очень нервничал. Боялся допустить ошибку, как у нас говорят, «завал», ведь ее невозможно исправить – ты выходишь на манеж всего один раз. Но наш цирковой народ настолько сопереживает каждому выступающему…иногда я даже музыку не слышал из-за грома аплодисментов. А на конвенциях, подобной той, которая проходила в эти дни в Израиле, где собираются одни жонглеры и вообще царит что-то неописуемое. Представь себе стадион, где сотни, или тысячи артистов; в воздухе одновременно летает и крутится огромное количество разных предметов, там и сям возникают импровизированные состязания в мастерстве под одобрительный гул болельщиков.

- Ты суеверный?

- Пожалуй, нет, но соблюдаю цирковые традиции. Не сажусь спиной к манежу, который тебя кормит, где ты проливаешь свой пот и кровь. Кроме того, это небезопасно: на манеже ведь все время что-то происходит – летают предметы, проносятся лошади. Суеверия среди цирковых есть, даже не знаю, откуда это пошло. Например, нельзя переходить дорогу артисту, который идет выступать на манеж. Нельзя грызть перед представлением семечек, иначе будет мало зрителей…

- Тебя привлекает образ бродяжьей цирковой жизни?

- В свое время я немало поколесил с родителями по России, мы месяцами жили в гостиницах. У меня было полно друзей – таких же цирковых детей, как и я. Это было здорово: жили одной большой семьей. Но после того, как мы с отцом стали выезжать за границу и жить в хороших отелях, я вдруг почувствовал, что не хочу больше этой беднотской, неустроенной жизни, плохих гостиниц с раздолбанными кроватями, тараканами, грязью. То ли времена изменились, то ли я стал уже другой, уж и не знаю…

P.S. От многолетнего общения и дружбы с цирковыми у меня на всю жизнь осталось ощущение праздника...