Маленькие истории большой любви

Сергей Вершинин
«Вы слышите ль влюбленный шепот.
И поцелуев сладкий звук,
И прерывающийся ропот
Последней робости?..».

А.С.Пушкин «Руслан и Людмила».

Как вы уже наверно догадались, речь пойдет о любви. О том незабываемо-прекрасном и волшебном чувстве, что одарила нас мать-природа. Только, пожалуйста, не путайте любовь с сексом – с этим словом, чуждого нам происхождения, указывающим пол или половое влечение. Я не ханжа, мне не чужды все проявления человеческой природы, просто я не понимаю что такое «сексуальная», «сексапильный»... Я не разбираюсь в журнальных и кино – рейтингах: «Самый сексуальный мужчина (женщина) года». Когда животное называют бык-производитель, – понятно  почему. И то, никому и в голову не придет назвать быка – бык-производитель года, ведь для такого утверждения нужно сравнение.

Пресловутые размеры 90-60-90 больше похожие на ГОСТ, просто заставляют «кустодевских красавиц» прятать свое тело в широкие одеяния, как улиток – в раковину. На работу стилистов страшно смотреть, из-под их «умелых» рук выходят не люди – типажи. Я всегда уважал (и уважаю) армию – порядок, дисциплина, взаимовыручка. Единственное, что меня в ней огорчало – отсутствие (хотя и необходимое) индивидуальности. Современная мода – не что иное, как армия, целая рать стилистов, визажистов, косметологов… Они определяют для нас правила (устав), которые мы не вправе нарушать, если не хотим прослыть невеждами.

Все нечего, если бы это касалось только одежды, но «богатым мира сего» этого мало. Они бесцеремонно вторгаются в святая-святых человека – личную жизнь. Ставят ее на поток, пытаются извлечь максимальную материальную выгоду. Им не нужны люди с любовными переживаниями, но нужны секс-машины – потребители секс-продукции, порнофильмов, суррогатных заменителей, возбуждающих средств… Низменные пороки культивируются, потому что на них можно заработать деньги и немалые. Нетрадиционные ориентации стали модными наравне с машиной, сотовым телефоном, счетом в банке. Одним словом секс-индустрия. А любовь – это произведение искусства, оно штучно и неповторимо. Любви покорны не только все возрасты, но и индивидуальности. Единственный, в своем роде, человек, он всегда самый, самый, самый.

Когда-то Бог придал огню Садом и Гоморру не найдя там и десяти праведников, В чем-чем, а в доброте и красоте людей, Евразии повезло, европейская многоцветность и изысканная утонченность Азии, играет радугой в наших женщинах и мужчинах. Если собрать все журналы мира с красотками и красавцами, то можно увидеть намного меньше красивых лиц, чем, если пройтись по улицам наших городов. Не знаю почему, то ли из-за бедности основной массы населения, то ли из-за частично-восточного уклада жизни, индивидуальность в наших людях еще сохранилась. Познание обычаев и обрядов своего народа (знание о предках до седьмого колена), душевная красота – одухотворенность, не может, не отразится на лице человека. Именно дух народа, его прошлое, сейчас помогает любви пробиться через бетонную толщу современности.

Не кто не знает, откуда любовь приходит и куда она со временем уходит (если уходит). Короткую, как искра, любовь принято считать влюбленностью. Человек оправдывает себя: дескать, это было не настоящее чувство. Но чувство не может быть настоящим или ненастоящим, оно либо есть, либо его нет. В истории немало примеров короткой любви, длинною в жизнь, когда люди знали друг  друга миг, а любили вечность. Любовь дается нам от бога, как бесценный дар, который мы теряем, зачастую даже не познав. На этот счет в русском языке есть поговорка: «первая жена от бога, вторая – от  людей, третья – от  лукавого». От кого же тогда пятая…, десятая? Наверное, от производителей секс-товара.

Сколько людей столько и образов человеческой любви: у одних она вспыхивает ярким пламенем, пожирая страстью изнутри, у других тлеет маленьким огоньком, не давая покоя ни днем, ни ночью, принося с собой благостные страдания. Любовь коварна и может зародиться лишь в одном сердце – без ответа или разбудить чувства уже после свадьбы (к супругу (ге) или совершенно другому человеку). Она порой выделывает с нами такие вещи, которые просто невозможно придумать. Я хочу вам рассказать две истории о любви взятых из жизни, а настоящая ли, эта любовь… решайте сами.

Девушки обожают (притом с завидным постоянством) вести дневник, и первая моя история взята из дневника Анны Евдокимонвы Яковлевой по мужу Карамышевой (1758-1828 гг.) бедной дворянки из уральской глуши (между Екатеринбургом и Челябой).

Согласно записям в дневнике детство Анны было тяжелым. После смерти отца ее мать страдала умопомешательством в легкой степени, как она утверждала: к ней по ночам приходил покойный супруг. Жили Яковлевы бедно: «шубы зимой у меня не было; на ногах кроме нижних чулок и башмаков, ничего не имела…». Единственной отрадой девочки была няня, их единственная крепостная (еще одна Арина Родионовна, сколько же их было на Руси?!), только она заступалась за Анну перед суровой матерью. Выгоняя дочь, зимой на улицу почти голой, на мольбу няни мать отвечала: «Я знаю в каком она положении будет; может быть и в бедном, или выйдет замуж за такого, с которым должна будет по дорогам ездить: то не наскучит мужу и не будет знать что такое прихоть, а всем будет довольна и все вытерпит – и холод, и грязь, и простуды не будет знать». Мать Анну заставляла и верхом ездить и пешком ходить «…по десять верст на дню».

Когда Анне Евдокимовне исполнилось 13 лет, мать заболела и слегла. В это самое время к ним приехал Александр Матвеевич Карамышев воспитанник отца Анны. Шестнадцать  лет назад он покинул родные края и уехал в Москву, где закончил Московский университет после которого был послан в Швецию «для обучения горных и плавиленных наук». Блестяще защитив диссертацию в Упсале, он вернулся на родину и пришел отдать долг чести семье Яковлевых воспитавших его и давших денег на дорогу и учебу в гимназии при Московском университете. Долг обернулся – женитьбой. Хотел ли этого 27-летний профессор, ученый знающий многие языки, соприкоснувшийся с европейской вольницей? Скорей всего нет. Но отказать умирающей матери Анны он не посмел.

Свадьба состоялась 21 мая 1771 года. Анна на всю жизнь запомнила слава матери сказанные перед венчанием: «Люби мужа твоего чистой и горячей любовью, повинуйся ему во всем. Ты не ему будешь повиноваться, а Богу – он тебе от Него дан и поставлен господином над тобой…». И она терпела и повиновалась. Мать умерла, а в доме Карамышевых появилась женщина, названная «племянницей», и нагло поселилась в спальне мужа. Анна ничего не понимала, а няня только вздыхала, боясь ссылки в деревню и разлуки с любимым чадом.

Однажды Анне не спалось, и она решила посмотреть спит ли муж: «…нашла его покойно спящего на одной кровати с племянницей, обнявшись. Моя невинность и незнание было так велики, что меня это не тронуло. На вопрос няни: «Что, матушка, как он?», я ответила: «Слава Богу, он спит очень крепко с Верой Алексеевной, и она его дружески обняла». Няня очередной раз вздохнула. На утро, за чаем, Анна поведала мужу об увиденном ночью, на что Александр побледнел и ответил: «Я не знаю хитрость это или невинность».

В 1772 году Карамышев получает звание маркшейдера (капитан-поручика) и направляется на службу в Петрозаводск. Юная Карамышева заявляет мужу, что поедет с ним (не слыхано по тем временам). Свекровь возмущена: «Кто дал тебе сие право располагать своей участью? Ты идешь против Бога!», но девочка (если ее можно так назвать) осталась тверда в своем решении. Служба в Петрозаводске оказалась не долгой, за ней последовала экспедиция на Медвежьи острова «для разработки горных мест».

Вот здесь-то и пригодилось Анне суровое воспитание матери: «Приехавши на остров, я, женщина, одна, без девки (прислуги), но любовь моя к мужу все препятствия и скуки превозмогла. И дорога была очень беспокойна: шли в одном месте пешком 12 верст, лодки люди на себе тащили; по мхам называемым «тундра», то по колено ноги уходят в воду; и я с радостью все трудности делила с ним. И я чрезвычайно утишалась, видя мужа моего обо мне заботившегося; и в некоторых местах, где уж очень дурно было идти, он сам меня нес на руках. И жили мы на острове девять месяцев, и я ни разу не поскучала, евши гнилой хлеб, пивши соленую воду…». О зародившейся, именно тогда, любви мужа Анна пишет более чем скромно: «Уже в пути Карамышев начал делаться время от времени лучше ко мне и ласковей, и я его начала любить…».

Я не буду перечислять все заслуги член-корреспондента императорской Академии наук (с1779 г.) А. В. Карамышева, одного из первых преподавателей горного училища в Петербурге (ныне Горный институт), скажу только что вольнодумство молодости (почитание Вальтера), новое, революционное отношение к жизни, не прошли для него даром. Он спился, прокутил, проиграл в карты, накопленное своим талантом состояние, и умер, не дожив и до сорока лет. Карамышев оставил молодую вдову ни с чем: «Ты, кроме огорчения, еще ничего от меня не видела: я умел у тебя все любезно отнять, а дать ничего не могу. Но веришь ли, что я тебя люблю и что ты для меня бесценна», сказал он ей на смертном одре.

После смерти мужа Анна вышла замуж второй раз, за видного деятеля культуры А. Ф. Лабзина, человека степенного, набожного. Современники утверждают, что ее второй брак был счастливей первого, может быть и так, но о нем она не написала ни слова. 

Вторая история любви более короткая, но ни менее яркая. Произошла она в Петербурге, примерно в тоже время, что и первая. Мещанин Николай Александрович Львов полюбил дочь обер-прокурора сената – Марию Алексеевну Дъякову и она ответила ему взаимностью. Молодой человек, не имеющий за душой не гроша, набрался смелости и пришел к знатным родителям невесты – свататься, на что получил категорический отказ. Ему было запрещено появляться  в доме Дъяковых, а Марии даже разговаривать с ним.

На что Львов ответил стихами:

Нет, не дождаться вам конца,
Чтоб мы друг друга не любили.
Вы говорить нам запретили,
Но, знать, вы это позабыли,
Что наши говорят сердца.

В 1780 году Мария Алексеевна совершает поистине подвиг, дает свое согласие Львову – тайно обвенчается с ним (девушка XVIII века!). Три года их брак оставался тайной для родителей. Мария по-прежнему жила в родном доме, а Николай уехал за границу, где изучал плавильное дело. Встречались они очень редко, украдкой у художника Д. Левицкого (Левицкий написал два портрета Дъяковой-Львовой 1778-81гг.).

Время для Львова не прошло даром, он стал известным художником (работы кисти Львова украшают залы Эрмитажа), добился признания в обществе, скопил приличные деньги. В ореоле славы, он вновь явился в дом своей возлюбленной, на этот раз будущий тесть не посмел отказать, обожаемому в петербуржском обществе, художнику и поэту Н. А. Львову. Только перед самым венцом молодые открылись родителям, что они уже три года, как муж и жена….