Как-то в одном из номеров газеты «Криминальная хроника» мне попалась на глаза публикация «Марочки на ладони» под рубрикой «Воровские судьбы». Предваряло статью замечательное предисловие: «В апрельском номере опубликовали мы беседу с Вячеславом Майером, автором «Чешежопицы» - книги удивительной, пожалуй, лучшего исследования нынешних тюремных нравов... Майер - не вор, не уголовник, а в тюрьме и зоне сидел за политическую деятельность. Он - философ по образованию, социолог по призванию. Новая глава заставила редактора долго чесать затылок. Уж слишком много было в ней того, что называется физиологическими подробностями, хотя подлинность рассказанных историй сомнения не вызывает...».
Надо сказать, что ещё до статьи у меня уже была возможность познакомиться с отрывками из «Чешежопицы» - книги и впрямь удивительной, но уж никак не лучшего исследования тюремных нравов. Прямо скажу: большая часть этой книги напоминает параноидальный бред. Однако то, что Майер нагородил в «Марочках», превзошло даже его предыдущий опус.
В своей публикации Майер поведал неискушенному читателю о «марочках» - расписных носовых платках, произведениях художников-самоучек из мест лишения свободы: «Марочка - разрисованный жизненными сюжетами памятный носовой платок. Рисунки на них часто рассказывают о плачевной воровской судьбе. Их дарят лучшим корешам. И у меня в гардеробе они лежат отдельной стопкой...».
Какие же марочки подарили Майеру его «кореша»? Что они там изобразили? Посмотрим.
«На марочке - сцена яростной схватки человека с собакой. Она вырывает из него куски мяса. По углам воспроизведено стихотворение Сергея Есенина «Дай, Джим, на счастье лапу мне». Марочка с этим изображением - жизнь новосибирского вора Виктора Кейля...». Далее Майер повествует о жутком эпизоде, когда этого самого вора во время проникновения в квартиру бульдог (глухонемой!) порвал чуть не в клочки, сделав на всю жизнь инвалидом. При этом псина отхватила часть ягодиц, откусила ухо и проглотила часть полового члена!
А вот другой сюжетец. «Бой-деваха орудует шилом, как мушкетер, визжит юноша, весь перекрученный шрамами, а в животе пляшут черти, бьют барабаны. У молодого человека один глаз вроде как стеклянный, другой глаз с тиком. Мягкий чувашский орнамент оплетает края марочки. Это - вор Леша Хмелинин, а точнее - бандит, насильник-виртуоз...». Следует мрачная история о том, как несчастному Леше жертва-деваха проткнула глаз шилом, избила до полусмерти, проткнув каблуками межреберные ткани, а потом села и помочилась ему прямо в лицо.
Новый платочек «на память». «На марочке - голый, взвинченный человек, полностью покрытый наколками - партаками. Партак только один - разрисованный женский половой орган в виде распускающегося букета роз. Роза еле заметна на морщинистом лбу, щеках, зато ярко цветет на спине, плечах, груди, ягодицах и даже на животе... Это необычное приключение вора из поселка Обь-ГЭС Виктора Ткаченко...». Этот - наметив ограбить квартиру, случайно угодил в воровской шалман. Незадачливого домушника изнасиловали особо изощренно: делали татуировки дамского детородного органа, втыкали туда кинжал и... «совокуплялись в клокочущую рану», как образно выражается автор.
Вот ещё подарок Майеру от друга – в «коллекцию». «Художник-зек изобразил статного, широкоплечего юношу, у которого висят на груди нарисованные в шагаловской манере самые характерные принадлежности мужского организма, с них течет кровь. По периметру платка изображены кинжалы, ножницы, связки ниток с иголками...». Комментарии излишни: домушника Сережу Шатохина «злые люди» кастрировали, а свои мужские «причиндалы» он потом нашел вложенными в презерватив в верхнем кармане рубашки.
Далее продолжать нет смысла. Тенденция ясна. Она насквозь пропитана запахом спермы, крови и мочи. У обывателя создаётся совершенно определённое впечатление: изображать подобное и «дарить на память корешам» способны только психически ненормальные люди, которых следует не то что держать в изоляции - вообще не выпускать! А лучше и вовсе «приговорить».
Успокоим читателя: все перечисленные сюжеты – не более чем плод больного воображения Некраса Рыжего. Для начала обращу внимание на забавные детали описаний-«жутиков». Мне трудно представить, как можно изобразить на платке шариковой ручкой... глаз с тиком! Или ещё круче: изнасилованный Виктор Ткаченко каким-то неведомым образом одновременно изображён и в лицо, и со спины - этого не смог бы, наверное, и сам Леонардо да Винчи! Я уж не говорю об истории, когда домушник «по ошибке» влез в воровской шалман, где гужевалась братва. Это надо быть таким дебилом... Братва гуливанит конкретно, пацаны водку пьют не под кроватью, и в карты режутся не шёпотом. Не услышать их может только глухонемой бульдог.
Таких «косяков» можно выуживать из баек Некраса Рыжего в каждой строчке. Дело не в этом. За все восемнадцать лет общения с арестантами в самых разных колониях и зонах я НИ РАЗУ НЕ ВСТРЕЧАЛ ни одного подобного сюжета на марочках! Из сотен людей, с которыми меня сталкивала судьба, НИ ОДИН слыхом не слыхивал о подобных «художествах».
- А может, в принципе, арестант такое изобразить? - спрашивал я у бывалых «сидельцев».
- В принципе, изобразить можно и не такое, - соглашались они. - Мало ли какие пидоры на свете встречаются... Но чтобы кенту такую погань дарить - это надо крышей двинуться. И корифана такого же иметь. Если бы мне кто такой платочек подогнал, я бы ему точно поотрывал все «достоинства».
Действительно, сюжеты марочек далеки от описанных «политическим заключённым» Вячеславом Майером. В местах лишения свободы существуют мастера, расписывающие носовые платки «на память». Их, конечно, значительно больше, чем, например, «кольщиков» (осуждённых, наносящих на тело татуировки). Здесь не нужно никаких специальных навыков - достаточно более или менее сносно рисовать. Часто носовые платки расписывают сами обладатели. Ремесло это по большей части распространено даже не в колониях, а в следственных изоляторах, в тюрьмах - там, где нечем занять время. Вот и украшаются марочки - чаще даже не для друзей, а для того, чтобы послать их родным, близким, любимым девушкам.
Сюжеты - самые разные, но чаще всего - всё то, что можно встретить на расписанных телах «бродяг» и «каторжан». Парусники, сражающиеся рыцари, розы на фоне решётки, распятия на фоне церкви, Мадонны с младенцами и так далее. Есть, конечно, и эротические, сексуальные сюжеты, но только то, что доставляет удовольствие: голые красотки в объятиях мускулистых красавцев на фоне восточных дворцов, карикатурный Волк. Обнимающий сексапильную Зайчиху в ажурных чулочках... Отрезанные гениталии, выколотые глаза, сношения в «клокочущие раны? Избави Бог...
И вот ещё на что обратили внимание опытные «сидельцы»:
- Слышь, да Рыжик-то этот, видать, в попку трахнутый! Во всяком случае, точно в «обиженниках» на зоне гулял! Раз он принимает подарки от «петухов»! Вот же он по ушам гуляет, как ему платочек подарил какой-то Витя, которого весь шалман в разные места имел! На зоне такого не скроешь... Значит, пидор конкретно с этим Некрасом корешевал, раз накаты (подарки) делал! Ну, оно по всему и видно... Нормальный арестант разве станет такое гнать?
Я оставляю эти высказывания без комментариев. Скажу одно: действительно, брать что-либо из рук «опущенного» НИ ОДИН «нормальный» арестант не будет под страхом смерти. Это совершенно исключено. Да и остальные приятели Некраса, мягко говоря, в среде сидельцев котировались бы на том же уровне, что и изнасилованный Витя. Например, «насильник-виртуоз» (насильников в тюремном мире на нюх не переносят, а уж если такому «пассажиру» девица еще и лицо обоссала, это прямая дорога в «угол обиженных»). Во всяком случае, если принять взгляд на тюремный мир в «творениях» Некраса Рыжего сквозь призму пассивного педераста, это многое объясняет.
Знакомясь с опусами Майера, сразу же вспоминаешь о так называемой «тюремной литературе». В зонах очень распространена подобная «проза». Длинные, смачные рассказы, посвящённые детальному, подробному. Сладострастному описанию всевозможных половых актов и извращений. Причём обязательно что-то «необычное», «клубничка» - сын с матерью, отец с дочерью, брат с сестрой... Нет - так «групповуха» с умопомрачающими подробностями. Один рассказ и вовсе запал мне в душу. Рассказ из времён Великой Отечественной войны, когда нашего раненного бойца приютили в деревенской хате две сестрёнки-близняшки четырнадцати лет. Как только он пришёл в сознание, они принялись с ним развлекаться на русской печке: война войной, а любовь - по расписанию...
Что характерно: вся «тюремная литература» претендует на «документальность», называются точные адреса, время, описания городов и т.д. Например: «Было это весной сорок третьего. Наша батарея стояла под Воронежем в маленьком селе Ореховка...». И далее - снимай штаны, ложись в кровать.
Такие рассказики служат как бы отдушиной для мужиков, лишённых женского общества и смиряющих долгие годы свои естественные половые инстинкты. Это не может у некоторых не вызвать «сдвига по фазе», тем более учитывая, мягко говоря, не слишком высокую нравственность уголовного мира. Отсюда - болезненные, извращённые подробности, «ужастики» и проч. Ясно, что «тискают романы» такого сорта люди, достаточно для этого грамотные. Читая Некраса Рыжего, я постоянно ловил себя на мысли: не оттачивал ли он своё мастерство «литератора» на таких «порнушках»? А теперь, на воле, это помогает ему вешать лапшу (точнее, мужские гениталии) на уши доверчивых «лохов». Стиль Некраса Рыжего - это надрывно-истерические ноты сексуального садомазохизма. Прочтите отрывки из «Чешежопицы» - и вы убедитесь, что книжица эта проникнута сладострастным смакованием насилия, гиперболизированного и совершенно неправдоподобного. Создаётся впечатление, что автор городит весь этот вздор, чтобы удовлетворить какие-то свои подспудные эротические фантазии. Но это уже тема для исследований сексопатолога.
Я же продолжу о марочках. Носовые платки расписываются шариковыми ручками, а порою даже - цветными карандашами, чтобы передать полутона и оттенки. Таких платков немало и в моей коллекции. Существует секрет закрепления рисунка на ткани платка. Расписанную марочку кладут в глубокую тарелку (шлюмку) и засыпают толстым слоем соли. Затем соль слегка смачивают сверху. Влага постепенно проникает в нижние слои и пропитывает платок. Эта процедура длится около двух часов. Далее шлюмку полностью наполняют водой и дают постоять примерно сутки. Рисунок прочно закрепляется и не смывается при стирке. Есть в расписывании марочек что-то от народных промыслов. Конечно, за «колючкой» ремесло это приобретает специфические черты. Но зачем же марать марочку грязными и сальными тюремными байками? Нормальному человеку этого не понять. Но то ж - нормальному...
(Материал иллюстрирован марочкой из собрания автора)