Наваждение

      
               
      

     Когда он проснулся, то заученным движением поставил правую ногу на пол, а затем, опёршись на локоть, поднялся. Вставал он всегда с правой ноги. Всю свою сознательную жизнь. Он не был очень уж суеверным. Просто спешил каждое утро начать жизнь с позитивной приметы. Что же ему приснилось нынче ночью? Кажется, собственные похороны. Ну, что ж, к долгой жизни!

     Он пошёл умываться. Сегодня ему предстояла командировка в соседнюю область – в Челябинск. Поступила информация, что там скрывается Сашка Яновский, цыган, находившийся в розыске по уголовному делу.

     В Челябинск он прибыл как нельзя вовремя. В одном из домов частного сектора в районе ЧТЗ местные опера уже приступили к задержанию Яновского. Но как-то неудачно. Они все столпились в коридоре, загораживая вход в комнату. Там же, голый по пояс, сидел за столом Сашка, приставивший к своему животу огромный нож.

     – Не подходи! Не подходи! – кричал Сашка, и глаза его затравленно бегали по сторонам.
     – Ну и что? Чего встали? Испугались цыганёнка  с ножом? – он раздвинул в сторону оперативников и прошёл в комнату.

     – Сашка, здорово! Давненько мы с тобой не виделись. Поехали домой!
     –  А мне и здесь хорошо! – Сашка быстро переводил взгляд с него на оперативников, толпящихся у дверей, и снова на него.

     – Не дури, Сашка, – попытался он его успокоить. – Всё не так страшно. Разберёмся!

      – Да! Вы уж разберётесь! – сказал Сашка, ловчее перехватывая нож.

     Наверное, он смог бы уговорить Сашку бросить нож и сдаться, но тут челябинские опера, посчитав минуту благоприятной для захвата, бросились к Сашке. Но не так оперативно и решительно как следовало бы, а с опаской, оставляя себе шанс ретироваться.

     В сутолоке, в последовавшей свалке, никто поначалу и не заметил, как острие ножа в выламываемой Сашкиной руке чиркнуло его по шее. Он и сам не сразу обратил на это внимание, пытаясь помочь оперативникам обезоружить Сашку. И тут – словно кипятком по шее! Зажав рукой рану он, отступил от всех. Будто клапан какой у него открылся! Растерянные лица оперативников, растерянное лицо Сашки – и он, потеряв сознание, упал. Остатки его крови еще булькали из-под ладони оперативника, пытавшегося пережать поврежденную артерию. Но, видимо, пробил его час. И недаром ему снились его собственные похороны…
 
     …Когда он проснулся, то почувствовал, что словно клапан какой у него открылся, и он сдулся как проколотый мяч. Ему сейчас и сон даже такой приснился – как его прокололи. Опять артериальное давление у него на нуле. Вот уж пять лет он, некогда здоровый человек, вдруг приобрёл патологически низкое давление. Оно было настолько низким, что врачи не знали, что и сказать. Приглашали его в Москву на обследование. Но как ему туда добраться, если стоит только встать, как давление у  него падает до нуля. Ноль на тридцать. Вот он и приспособился жить лёжа. Так он и жил. «Отдаю свои совершенно здоровые внутренние органы медицинскому учреждению, которое поставит меня на ноги!» – рассылал он повсюду отчаянные письма. Но что-то никому не были нужны ни его здоровые почки, ни его отменная печень, ни его сердце.

     Сейчас ему надо было что-то делать. Как-то выбираться. Иначе помрёт! Он решил идти до соседа. Тот вызовет ему скорую помощь. Он осторожно спустил с кровати ногу. Правую. Он всегда вставал только с правой ноги. Это чтобы не было потом повода говорить – встал сегодня не с той ноги! Он попытался медленно выпрямиться. Но как только он встал в полный рост, в глазах у него потемнело, и он потерял сознание. Падая, ударился головой об угол чугунной батареи. Чёрная, густая кровь медленно и зловеще окутала его голову…

     …Когда он проснулся, голова у него гудела, будто ему надавали по голове чугуном! Да, вчера они оторвались! По случаю окончания второго курса они всей группой дружно посидели в недорогом кафе. Как он добрался до дома – он уж и не помнит. Вот как оно повернулось! Ещё неделю назад он примерял себе петлю на шею, а сейчас сыт, пьян и нос в табаке. Хвосты как-то рассосались, сессия позади, а в зачётке стоит заветная запись – переведён  на третий курс… Голова шла кругом, тошнота подступала волнами и грозила заполнить его до краев. Вот так вот и бывает – стоит жизни немного погладить тебя по голове и тебе уже не хочется доводить до конца свой замысел. А это замысел у него вызрел еще после окончания школы. Он логично доказал себе, что жизнь – это обман, пустышка для беспомощных, для тех, кто боится увидеть вещи в подлинном свете.

     Он осторожно спустил ногу с кровати. Правую. Он всегда вставал с правой ноги. И прошёл из спальной в комнату. Сделал несколько долгих глотков из бутылки с минералкой и сел за стол. Там уже с неделю лежало недописанным его предсмертное письмо. Он вспомнил мать, но не стал писать ей на прощание ни слова. Она, оставив ему двухкомнатную квартиру, жила где-то со своим хахалем. Отца он не знал совсем.

    Итак, продолжал он свое письмо, жизнь это сон, наваждение, и мы пребываем в нём, пока не возмутится, не взбунтуется наша Воля… Он канцелярским движением пролистал большим пальцем кипу уже исписанных в этом же духе тетрадных листов и усмехнулся – так он может рассуждать всю свою жизнь!

     Он прошёл в ванную, где давно уже к потолку была прикреплена петля. В который уж раз он заученным движением смазал петлю мылом. На этот раз ему удалось обмануть себя и его тело, затихнув умиротворённо, как созревший плод, повисло, дожидаясь первого зрителя…

     …Когда он проснулся, то судорожно сделал несколько вздохов, прежде чем понял – жена, разметавшись на постели, уложила свою руку аккурат ему на кадык. Он осторожно отвел в сторону её руку. Сегодня ночью ей пришлось туго. Вернувшись домой из очередной дальней поездки, он всю свою накопившуюся затаённую ревность излил в долгом, жестком, без всяких предварительных ласк, сексе. Какой-то кошмар ему сегодня ночью приснился! Он осторожно опустил правую ногу с кровати. Он всегда вставал только с правой ноги…