Имена

Олег Рамбам
               

   Я взял картонный стаканчик с дымящимся кофе из кофейного автомата. Лениво помешав одноразовой ложечкой, почему-то сначала её облизнул, и только потом выбросил.  Развернулся, и, найдя свободное место в углу, сел рядом с другими водителями, в предвкушении нескольким минут знакомого блаженства, пока "шуферсалевцы" будут меня разгружать.
   - Эй, у тебя кажется, звенит в штанах! – Растормошил меня знакомый мадьяр. Он, конечно, никакой не мадьяр – родители из Венгрии, но я его так называю, и он, кажется, не обижается.
    У меня действительно звенело в штанах! Отложив стаканчик в сторону, я достал из кармана, ноющий аппарат, и трепетно нажал на "сенд".
   - Алло.
   - Олег?
   - Я.
   - Это Михаил - главный редактор.
   - Я догадался, - по определителю, было ясно, что звонят из Иерусалима, а кроме него, на мой рабочий мобильник, вряд ли мне мог кто-то звонить.
   - Я хотел вас спросить, - у него такой густой баритон, его ни с кем не спутаешь, - приглашал ли я вас на вечер, который состоится в Иерусалиме завтра, в семь часов вечера?
   - Нет, не приглашали, - отвечаю я, в предвкушении, - но я с удовольствием приеду.
   - Вот и отлично. Тогда подъезжайте к семи часам на Яффо 64. Вечер будет посвящён выходу в свет очередного номера журнала. Читать не обязательно, расскажете что-нибудь о себе в двух словах или какой-нибудь анекдот, желательно смешной. У вас будет минуты две-три.
   - Михаил, я постараюсь, но я не могу гарантировать, что успею ровно к семи, мы люди подневольные. У меня такая работа, что я не могу и на ближайшие десять минут ничего планировать.
   - Тогда я поставлю вас во второе отделение. Успеете - хорошо, не успеете, тоже ничего страшного.
   - Договорились.
   - Всего наилучшего.

                *     *     *

    - О себе, в двух словах, о себе в двух словах. Я же не подросток, что бы  о себе в двух словах. А если бы, мне было за семьдесят? Он тоже, предложил бы рассказать о себе в двух словах. В двух словах, это когда  кого-то послать надо, тогда конечно, можно и в двух словах. А о себе? Как же я справлюсь в двух словах то? Нет - анекдот отпадает. Что они анекдотов не слышали? И потом, иди знай, какая там будет публика. Если бы это был мой анекдот, тогда другое дело, тогда можно рассказывать. Но я ещё, ни одного анекдота не написал, может в будущем: "Анекдот. Исполняет автор"! Скромно и со вкусом. Нет - в двух словах о себе не получится. Говоря о себе в двух словах,  я должен как минимум сказать по одному слову о Ленке, Лане и Марии, если я о них не скажу, всё - обида на всю жизнь. Я ещё есть Эльмира и Виктория, - эти одной обидой не ограничатся, эти такой скандал устроят, мало не покажется. Что бы я рассказал о себе, и не упомянул Эльмиры? Это исключено! Об этом не может быть и речи. Забудьте об этом! Ну как я могу в двух словах о себе? Если только на них надо как минимум пять, а то и все десять слов.
                *    *    *

   - Ну ты и чудище Рамбам. Кто тебя просит рассказывать о себе в двух словах? Это же он  для примера сказал. Расскажи о себе в общих чертах. 
   - В общих чертах, в общих чертах! Но я же, себя знаю! Я, как только начну говорить о себе, в общих чертах, у меня всё сольётся, меня же от микрофона будет не оторвать.
   - А ты сократи себя Рамбам.
   - Как же я себя сокращу, если нет мне предела! Если нет мне ни конца, ни начала! Если во мне всего столько, что …!!!
   - Эй! Куда тебя понесло?
   - Вот видишь, я тебе говорил.
   - Ты что совсем от радости мозгами поехал. Встань перед зеркалом, сделай вдох, внимательно посмотри на себя, и ты увидишь, и своё начало, и свой конец.
   - Какой ты всё-таки вульгарный. Ты же ничего не понимаешь! Это когда обычного, нормального человека толкают в спину, он спотыкается, или теряет равновесие, а мы … мы начинаем летать. И тогда, всё большое нам кажется маленьким, а всё маленькое огромным. И как  во время полёта, я могу себя сократить? Как  тебя спрашиваю?
   - Не кричи, ты же не на демонстрации! Сократи, как обычно! Как ты себя сокращаешь? Берешь в руки бумагу. Бери бумагу Рамбам! И сокращаешь себя в пространстве. Видишь как всё просто! Потом берёшь ручку. Я говорю - ручку берёшь! И начинаешь писать. Таким образом, сокращаешь себя во времени, проще пареной репы.
   - А о чем писать то?
   - О себя Рамбам. О себе! Или ты знаешь кого-то лучше, себя самого?
   - Но у меня нет темы!
   - Есть! Ты же сам говорил, что, только что летал! Придумай что-нибудь! Вспомни самый банальный случай и преврати его в рассказ! Ты же говоришь, что ты писатель!   
   - Меня там никто не знает. Редактор не даст читать! Я должен только представиться.
   - Вот и представляйся!  … Но со вкусом! Дерзай Рамбам! Завтра твой выход. Тебя ждёт читатель!

               
                *    *    *

    Когда я представляюсь, или знакомлюсь, то первый вопрос, который мне задают, или не задают, но я всё равно знаю, что очень хочется спросить, - это вопрос о происхождении моей фамилии. С ней ли я приехал из бывшего Союза или подобрал здесь. 
    Моя фамилия, между прочим, позволяет весьма ограниченный набор глупостей, поэтому, позвольте рассказать небольшую историю, о моём имени. Тем более что имя моё, совершенно безболезненно отделяется от фамилии, и при этом никто из нас не то что не пострадает, но вряд ли заметит пропажу.

    Вот уже три года, я регулярно, заезжаю на довольно крупный склад, в центре страны. И все эти три года, меня встречает, один и тот же сторож, - высокий тунисец, лет шестидесяти с небольшим, с жарким лицом  цвета топленого шоколада, с болтающимся пистолетом, и отсутствующим взглядом. Он, молча, записывает в свой рабочий журнал номер моей машины, название фирмы в которой я работаю, (она большими буквами указана на брезенте). Потом он жестом, выполняя круговые движения, просит, что бы я опустил боковое стекло, и, высунувшись, как улитка из своей сторожевой будки все эти три года, задаёт мне один и тот же вопрос: "Эйх корим леха"?
    И я все эти три года отвечаю, - что меня зовут Олег, - с ударением на первый слог, так созвучней и привычней его слуху. Он бьёт себя ладонью по лбу, как бы наказывая, за недопустимую рассеянность, улыбается и умилительно приглашает проехать.
    Я понимаю, что при его доходах, память самостоятельно отсекает всё лишнее, и то, что могло бы быть и не лишним, если бы умный карман позволял дурной голове, желания сердца. Но меня пленяет его жест, и этот чудаковатый удар по собственному лбу и виновато-восклицательная улыбка. Есть в этом скрытое чувство неловкости, какое-то глубинное желание попросить прощения, не прибегая к словам. И действительно, этого мне вполне достаточно, что бы оправдать и простить  пожилому тунисцу,  поверхностное отношение к моему имени и сделать вид, что это меня, нисколечко не волнует.
    Я утешаю себя мыслью, что моё имя, не единственное, которое не в силах одолеть его память, как минимум, есть ещё одно - Федр Михайлович.
    Фамилию - гад, правда, помнит. Я проверял.
   



эйх корим леха (ивр.) – как тебя зовут.