К середине декабря ушли почти все дембеля, остался только Хроша, он дожил в роте почти до нового года. Последние недели попритихла даже крутая мафия, но иногда старые привычки давали о себе знать. Как-то раз, придя со смены, встретил я у дверей казармы Доктора, он тоже дембиль, но совсем другого сорта, добрейшей души человек. Показался он мне каким-то не в себе.
Ладно, подымаюсь на наш второй этаж, захожу в спалку. Там имеет место быть такая вот картина: Маруняк с суровой нежностью проголодавшегося удава держит за горло сержанта Мишку, в общем-то безобидного по неумелости. Держит его и говорит примерно такую фразу: "Мишка, ты же недоносок, ну, как ты смеешь, ублюдок, на зелень орать, что она песни не поет?" Мишка похрипывает и прямо на вопрос не отвечает, а повторяет: "Ну, ладно, отпусти, отпусти, говорю..." Маруняк замечает меня. "Ну, вот Леша стоит, ну-ка, скажи ему, как ты мне отвечал, когда я тебя тогда на койке бил? Говорил, что объем легких маленький! Я же сейчас тебя, недоноска, удушу!"
Рядом с Маруняком стоит Вова Асташка и уговаривает его: "Ну, ладно, он недоносок и {черт} с ним. Отпусти его на {фиг}." Мишка корежится, но из железных лап Марунюка так просто не вывинтишься. Дискуссия продолжается в том же духе. "Ты же, Мишка, сильный, ты же гирю поднимаешь, а ну, дай мне ...! Я же сейчас тебя удавлю, недоноска!"
То ли Асташка уговорил, то ли само получилось - после этих слов вывернулся Мишка и - смешно, хотя и не до смеха - как пионер на картинке: пузико вперед, руки перед грудью - резанул через спалку. А Вова повел Маруняка дальше по казарме. А там и Хроша дебош в ленкомнате учинил, только я этого не видел.
Ушли они наконец. И послесловием можно пустить такой рассказ очевидца: "У ротного в столе фотографии старых призывов: Асташка, Семен, Грегор, Гриша. Я как-то иду мимо канцелярии, глянул в щель, а ротный их перебирает. Посмотрит, весь передернется, потом вздохнет облегченно и обратно сунет".