Ехали в купе двое.. Причем ехали в совершенно противоположных направлениях, но в одном поезде и смешно сказать в одном купе...
Не знают они кто едет правильно а кто совсем наоборот – потому что один спит, а второй отгадывает кроссворд в прошлогодней газете. И так он увлечен, что нет ему совершенно дела до того куда он едет. Потому что стук колес всегда действует успокаювающе – даже если ты беспокоился ну там например за свою работу или там что кран дома протекает – под стук колес об этом как то не думается – хочется есть холодного цыпленка, пить и говорить за философию. Еще хорошо спать и кники читать всякие...
Обратно в купе...
Тот кто спит, тот конечно Толстой, а с кроссвордом мучается Чапаев.
В какой то момент Толстому надоедает спать, приоткрывает он глаза и так подозрительно смотрит на Чапаева.
Чапаев конечно знает кто такой Толстой а вот Толстой только подозревает..
Но это Чапаева не смущает, потому что незначительность того факта что Толстой не знает кто такой Чапаев никак не может сравниться с величием фигуры сонного Толстого.
Справляется Чапаев со своей природной нерешительностью и бросается с вопросами, наболевшими буквально со школьных лет. Откладывает он свой ребус нерешенный и безо всяких , напрямик, спрашивает:
- Вот я одного не пойму, все хорошо, книжки ваши толстые, люди их с умным видом читают и обсуждают, но вот зачем всех героев сразу убивать? Что, трагедий в жизни мало?
Вон и Небалконский очень за своего родственника огорчается – что это за манера : чуть что – так сразу пером по горлу...
- Я вообще то не тот Толстой, я больше про Петра или Буратино...
- а вы не не отнекивайтесь, это не причина чтобы головой в песок! Ну что это за интерес такой женщин в рассвете* лет под откос пускать? (расцвете – прим переводчика)
- вы немолодой человек с усами меня не слушаете...
- я вас очень даже слушаю, я вас слышу даже когда под вами колеса стучат, даже скрип вашего дивана мне отчетливо слышен скозь мглу облачного неба - помогите мне мои умственные затруднения развеять.
Толстой неуютно заерзал на диване – вопрос застал его врасплох: во первых он еще не до конца проснулся, а во вторых с какой стати он должен отвечать за родственника, которого он может в глаза не видел, с которым он может давнишние разногласия имеет.....
Чапаев тем временем достал маленький кожанный портфельчик и ловким движением вынул оттуда бутылку пшеничной и два пирожка с картошкой.
Разговор приобретал высокий оборот.
Пока Толстой просыпался и думал, Чапаев разлил водку, чокнулся с Толстым выпил, крякнул и терпеливо ждал ответа.
- дело в том что жизнь и смерть неразлучимы – начал Толстой закусывая пирожком после выпитого стакана – и какая разница написал о смерти писатель или нет, теоретически персонаж все равно умрет, не так ли?
- ага – прохлопал красными глазами Чапаев
- ну а если персонаж умирает в книге, значит писатель подчеркивает трагедийность задуманного сюжета – продолжал Толстой
- ну допустим, что жизнь и смерть дружат – в это я ни за что не поверю – замахал руками Чапаев...
- я сказал неразлучимы –поправил Толстой
- получается человек живет и ждет смерть свою, подругу? Какая ж она ему подруга? Да он весь меким пОтом дрожит при одной только мысли что у него может какой неизлечимый прыщ вскочит ... Хорошо, допустим что он, человек этот, умрет когда нибудь, а зачем ему на мозги об этом капать ? – уже почти распоясался Чапаев.
- но ведь это же драма – пытался объясниться Толстой
- а я тебе скажу что такое драма – Чапаев разливал по второй – драма это когда жена твоя уходит жить к твоему другу, драма это когда она возвращается, драма когда она снова уходит жить к другу.
....хотя нет это скорее уже комедия...
- а я разве против? – аристократичный Толстой слабел под напором водки – я сам лучше понафантазирую чем кого-то убью.
- а я о том же - Чапаев краснел не по годам – что, мало в жизни хороших людей с крепким здоровьем чтобы грустить о смерти? У меня есть племянник Петька, так он всю войну и мир порвать может – от корки до корки - пополам. Вот тебе и сила и героизм в одном действии – можно сказать ненаписанная пьеса.
- что, так и всю войну и мир? – тяжело дыша после третьего стакана спросил Толстой
- я че те врать буду? Да он твоего Петра в бараний рог свернет.. да он ежели захочет самой смерти ее косУ в жопу засунет – вот какой он Петька... Слушай – Чапаев привстал, приблизив вспотевшее лицо совсем близко к Толстому – может ты роман какой напишешь про моего Петьку?
Дашь ему в руки гиперболоид и пусть он счастье на замле устраивает на зависть всем живущим...
Толстой молчал... Может он думал о своем великом предке, может его просто третья разморила, может в голове уже зрела идея большого и сочного романа во главе с Петькой...
Только вдруг поезд остановился....
- что стоим как кактус в пустыне? – бросился Чапаев к проводнику
- так то хохлы газ весь из россии забрали – мы теперь угля ждать будем..
- а причем же здесь хохлы? да еще газ в придачу?
- да о тож...
Поезд стоял посреди снежного урагана и ждал пока олени и дед мороз привезут угля в новогоднюю ночь, Толстой опять спал, а Чапаев смотрел в окно и размышлял о проблемах жизни и смерти в отдельностоящем литературном произведении...