***
Так не рождаются стихи
и не рождаются мотивы.
Всё тонет в глубине строки
меж знаков, слишком боязливых.
Так, слишком часто не идут
к лицу моднейшие изыски.
А мы вмещаем всё в приписки –
напрасный непосильный труд.
Мы говорим себе: «Пора
идти к открытиям и славе».
Но вечно на конце пера
всё вязнет, и – к чему лукавить! –
всем этим слепкам грош-цена.
А жизнь дана всего одна...
***
Снимаю ветошь с древних академий,
стираю пыль с забытых стиллажей,
плету стихи из старых выражений
и музыку – с остаточных полей,
отлавливая их по коридорам
оставленных жильцами этажей;
там бродят тени, языком теней
они ведут своё, сливаясь хором
в звучанье новое, – но если нет новей,
то значит ли, что всё – увы! – не ново?
Я рифмы не ищу вовне своей;
я не дышу дыханьем букварей,
но сквозь меня проходит Слово.
***
Жечь мосты – не ново.
Память Хиросим
скорбна и сурово.
Обращая в дым
прошлого оковы,
мы себе самим
не оставим крова.
Жечь мосты – не ново.
Сколько раз сожжён
мост, которым Слово
крепить связь времён!
Повинуясь зову
мантий и корон,
жжём!
***
В гуще жизни, в средостенье,
в толще будней, посреди
я – как хрупкое растенье
с лепесточками в груди.
Ветры до земли склоняют,
дождь зальёт и снег прибьёт,
но лишь солнышко взойдёт,
я восстал, ему внимая.
Я даю пыльцу для сбора
пчёлкам толстеньким, которым
я необычайно рад.
Но косарь пойдёт с косою –
за пыльцою медвяною
пчёлки дальше полетят.
***
Укрыться под щитом забвенья –
надёжный и недолгий путь,
забыться и забыть, став тенью,
в-ничто размашисто шагнуть.
Когда-то суждено исчезнуть,
однако помнить, жить хочу.
А значит, если промолчу,
увещеванья бесполезны.
Надёжен памяти сундук,
жизнь, совершая полный круг,
в него откладывает слепок.
Оставшись в памяти людской,
я вечный обрету покой,
в его надёжность веря слепо...