Что-то в моем плеере сломалось, и теперь он повторяет одну и ту же музыку раз за разом, пока его не переключишь вручную. В этом есть огромное преимущество – надоела тебе одна – переключаешь на другую, а если нравится старая, пожалуйста, слушай, сколько хочешь, никто не отбирает. В общем, мне понравилось, я оценил это новшество и полностью с ним смирился. Я вообще предпочитаю не вмешиваться в работу никаких механизмов и никогда не меняю установившегося порядка вещей. Вот так-то вот, живу себе и не мешаю ничему и никому. Это, конечно, многих раздражает, например, мою безумную подругу. Может даже из-за этого она и спятила окончательно, по крайней мере, она не раз намекала, что это я виноват. Но мне дела нет до ее намеков, ведь мне же совершенно плевать на то, что у нее в голове, а вот почему ее постоянно беспокоит то, что у меня?
Мне ее можно навещать, сказал врач и опять, как не раз уже бывало в моей жизни, возможность превратилась в долженствование. Она стараниями ее родственников лежит в отдельной палате, чтобы ее не допекали психи, а я, наоборот, мог у ней просиживать по полдня и даже оставаться на ночь. Такая заботливость о наших с ней отношениях меня поначалу ошарашила, но потом я к этому привык и даже как-то пообжился в палате, перетащил кое-какие свои вещи, и порой чувствую себя как дома. У нее чисто, довольно таки уютно: книжки на полке, маленький телевизор, холодильник и печальная шиншилла в клетке. В общем-то, ничего, если бы еще не припадки... Они всегда случаются неожиданно и мне порой кажется, что она их разыгрывает передо мной. Приходит врач, вводит ей чего-то внутримышечно и снова все становится спокойно. Мне ее особенно жалко в такие минуты, и она, чувствуя это, утверждает, что без меня припадки случаются чаще и более мучительны.
Я прихожу обычно раза два-три в неделю после обеда. Мы разговариваем с ней о том о сем, она показывает мне свои безумные рисунки, порой мы даже вместе рисуем, а потом ей обязательно нужен секс. Ну, он и мне нужен, конечно, только меня немного смущает мысль, что она в самый неподходящий момент, выкинет какую-нибудь из своих припадочных штук и у меня потом во всю мою жизнь уже не встанет.
Она стала жутко ревнивой и подозрительной. Порой приду, она кинется обниматься, а сама обнюхивает меня и смотрит с недоверием. «Ну что?», – говорю, – «Унюхала чего?» А она: «Все понятно...» Она вообще часто повторяет эту фразу, когда что-то ей не нравится, и вид становится такой обиженный, как у шиншиллы, аж у самого слезы наворачиваются на глазах. Правда она быстро выходит из этого состояния и порой уже через минуту переводит разговор на что-нибудь веселое и, поблескивая не высохшими еще глазами, улыбается.
Я, конечно, стараюсь ее не расстраивать и не вступаю с ней ни в какие споры. Чтобы она не придиралась к запаху, покупаю одни и те же шампунь и одеколон. Но я не железный, и порой, мне становится не по себе от мысли, что мне придется под нее подстраиваться и ходить вокруг нее, пока она не поправится, а этого, судя по всему, от нее уже никто не ожидает.
Сегодня мне опять надо идти ее навещать, но я все бесцельно брожу по городу и слушаю одну и ту же песню в наушниках. Уже так свыкся с ней, что просто не замечаю ее. Она превратилась в часть города и хмурого неба, в часть повисшей на душе тяжести и в часть назойливого запаха духов, встретившейся вчера случайно однокурсницы, пропитавшего мою одежду. Пожалуй все-таки хватит - надо переключить.
21 октября 2009 г.