Любовь

Ольга Гарина
- Илья Валерьевич…

Илья Валерьевич строго посмотрел на Ингу из-под своих громадных очков в роговой оправе.
- Я, я пришла вам сказать, что… что вы меня можете считать кем угодно.  Легкомысленной, необязательной, неумной, в конце концов. Нет, почему неумной.  Умной, но не такой, как Вам хотелось бы.
Инга заметно нервничала и придуманные ею еще с вечера слова не склеивались между собой. Получалась какая-то белиберда.
- В общем, я хотела так привлечь ваше внимание.
Илья Валерьевич смотрел на Ингу теперь уже не строго, а с интересом.
- Да, представьте себе! Вот такая я ненормальная! Скоро 30 лет будет, а все как в детском саду. Играю с одним мальчиком, чтобы привлечь внимание другого. Вас это удивляет? Забавляет, быть может? Что, что вы молчите, как истукан? Ну, скажите  хотя бы: «Пошла прочь!» или «Мне надо работать!» Что молчать-то?!
Инга  вдруг забыла о волнении. Откуда-то взялась напористость, резкость… Она уже не говорила, она почти обвиняла: громко, ритмично, властно…
- Ну, раз молчите, значит, слушайте. Я редко когда испытывала такие чувства. По-моему,  я была влюблена в вас – с первого дня, с того самого момента, как Анна Сергеевна привела меня в вашу лабораторию. А знаете, за что я вас полюбила? За ваш вот этот вот жест. 
Инга подошла к Илье Валерьевичу и провела пальцем по его носу.
- Это вы мне сделали вместо «Здрасьте» - так мило, по-простому, как будто мы сто лет знакомы. И я размякла. Я поплыла, как Снегурочка, превратилась в лужу у ваших ног. Понимаете, я все это время в ваших ногах и находилась. Правда, не понимала этого... Мне-то казалось, что я парю, что я живу по-настоящему. Но признайтесь, Илья Валерьевич, я же вам тоже нравилась? И вы мне даже подыгрывали временами. Ну, тогда, помните, когда я мыла колбы и порезала палец. Вы так разволновались. Стали дуть на мой палец, так долго его бинтовали…  А потом еще палец мой в руке задержали… Я все, все чувствовала, все видела. Каждый ваш взгляд, каждое ваше движение.
Илья Валерьевич посмотрел на часы.
- Я не надолго, не волнуйтесь.  – Инга опять занервничала. Вот сейчас все скажу и уйду. Илья Валерьевич, зачем скрывать то, что понятно уже всем в нашем институте? Зачем скрывать наши чувства? Я.. я специально попросила того мальчика подыграть мне… Я хотела вызвать вашу ревность. Посмотреть на вашу реакцию. Ну, тогда, у машины… Мы ждали, когда вы спуститесь, а когда увидели вас, он меня обнял. Помните, как вы зыркнули на меня? О… Я не забуду этого взгляда. Тогда-то вы себя и выдали. Тогда-то я и поняла, что все это существует на самом деле, а не внутри меня. Ну а уж когда на 8-е марта вы лично подарили мне белые тюльпаны, а всем – красные,  тут мне стало совсем все понятно…  В общем, Илья Валерьевич, сил моих больше нет… Я больше так не могу.
Инга сделала последнее решительное движение в его сторону, потом резко остановилась, растерянно посмотрела на Илью Валерьевича и пулей вылетела за дверь. 

Илья Валерьевич несколько секунд просидел без движения, потом достал сигареты, закурил и медленно начал собирать раскиданные по столу бумаги. Собрав ровную стопочку, он снял телефонную трубку и набрал секретаршу.
- Наташ, как зовут эту лаборантку?
- Инга Стрижак, - послышалось на том конце провода.
- Она у нас давно?
- Нет, всего лишь три месяца.
- Зайди ко мне, - коротко и четко скомандовал Илья Валерьевич.
Через пять минут Наташа выходила из кабинета заведующего лабораторией  Чернова И. В. с подписанным приказом об увольнении лаборантки Инги Стрижак.
 Оставшись наедине с самим собой, Илья Валерьевич положил собранные  бумаги в папку, папку - в портфель,  достал из шкафа плащ, на несколько секунд задержался около зеркала: поправил съехавший чуть влево галстук , стряхнул с пиджака осевшую за день пыль и, вполне довольный собой, вышел из кабинета.