Белеет парус одинокий
В тумане моря голубом.
Что ищет он в стране далекой.
Что кинул он в краю родном.
Играют волны, ветер свищет,
И мачта гнется и скрипит;
Увы, – он счастия не ищет
И не от счастия бежит.
Под ним струя светлей лазури,
Над ним луч солнца золотой:
А он, мятежный, просит бури,
Как будто в бурях есть покой.
Михаил Лермонтов
LXVIII
24/V – 1968
БАРНАУЛ
В. Ф. Бондаревой
Здравствуйте, Вера Филатовна.
Несколько опешил от оперативности: вашей – раз, почтового ведомства – два! Сегодня получил от вас письмо, расстояние Абакан-Барнаул оно преодолело почти с телеграфной скоростью.
Несказанно изумлен, что за Иру Камышеву не только не получил обычной вашей головомойки, но даже сподобился сожалений, что упустил, дескать, ее. Что ж, по-вашему, и Люду Янко упустил? И Сашу? Эх, Вера Филатовна… На что-то другое явлен в этот мир Вадим Далматов, знать бы, на что, легче жить бы стало. А – не знаю.
В поезде не утерпел, рассказал Мише Зотову, как прощался с Ирой. «Почему, – недоумеваю, – она такая злая на Раду? Если б у самой были виды, а то ведь…» Мишка, вдруг, зло усмехнулся: «Совесть девушку мучает. Помнишь, как я всегда психовал за твои стишки и цветочки? Точно так же, как у тебя с Радой, была история у Ирки с одним музыкантом. Вы, кстати, похожи, его звали Янис…» «Как?!!» «Янис. А что?» «Ничего». «Имя такое, прибалтийское. Отделали парня ни за что ни про что, почище, чем тебя. Ну, он гордый был, плюнул да и отвернулся. Только все равно: через пару месяцев и уволился».
Битый час Миша рассказывал эту историю, я почти и не перебивал. Цирковой (не Абаканский!) Янис очень хорошо играл на гитаре, только не классику, а джаз, гитарными импровизациями и зрители и артисты заслушивались. Поэтому на следующий сезон гастролей его с руками и ногами опять взяли в ту же передвижку. И надо же – по закону подлости! в цирк по разнарядке опять приезжают Камышевы и Миша! Забыл сказать: он с Николаевым недавно работает, а начинал с Иркиным отцом, тот его и с будущей женой познакомил, так как Миша стеснялся за девчатами бегать из-за маленького роста. А Ирка то антипод репетировала, то каучук, в конце концов папаша определил ей трапецию.
Ну, и завертелась карусель: Янис к Ирке – ноль эмоций и целыми днями на гитаре бренчит, в хорошее место мечтал определиться, а не с цирком болтаться, а ту заело: дуреха уже успела расхвастаться, как ее, дескать, этот симпатичный мальчик любит. А мальчик – «пошла ты вон».
Дальше передаю сугубо Мишкины слова, возмутительные его тезисы не поддерживаю и негодую вместе с вами: «У этой публики, – (имелась в виду вся ваша прекрасная порода в целом), – мозгов и вообще-то не водится, а когда еще и завьется из-под юбки синий дым, то…» Здесь этот подлец безнадежно махнул рукой. И дальше: «Ради чего привязалась к парню?! Из подлого самолюбия: ах, нет, вот будет по-моему, а вы тут хоть удавитесь все!.
Янис оказался бесчеловечно упрямым, на новый поклон идти ни в какую не желал, и уже демонстративно отворачивался и избегал Ирину, а чумиза Ирка не придумала ничего лучшего, как повеситься на шею другу Яниса, ревность, может, хотела разбудить.
От себя: не понимаю, как можно висеть на одном и через его плечо строить глазки другому? Добро бы втихаря или случайно впутаться в историю на стороне, но в открытую… Неизмеримая душевная тупость или не знаю, что еще, так как Ирка, все же, тонкая натура, хоть и с выбрыками.
Бодяга эта, все же, достала парня, он раз не выдержал и под пластинку с «Аппассионатой» накачался тремя бутылками портвейна: плакал, упал на колени, господи, взмолился, прости, что не верил в тебя, помоги! Хозяйка Мишке рассказывала.
Отвязалась, наконец, гуляет с приятелем Яниса, а тот забился в глухое подполье и делом своим занимается.
Но вот вздумал цирковой коллектив расслабиться и в один из выходных дней сочинить для себя скромный банкет прямо в манеже. Романтично! Мишке деньги поручили собирать. Подходит он к Янису, гони, говорит, пятерку. Янис ощетинился: не хочу сидеть за одним столом с этой стервой! Миша ему: «Да брось ты! Я ее два раза спрашивал, огрызается, денег, говорит, нет».
Собралась братия по-семейному, расставили на репетиционном ковре столы, на столах – винчики, водочки, закусочки, уже и рассаживаться начали, шуточки, хохмочки, прибауточки, как вдруг является Ира Камышева в чудесном белом платье, в еще более чудесных белых чулках сеточкой, в сногсшибательных туфельках, не говоря уже обо всем остальном, происхождения, так сказать, естественного, а не фабрично-заводского. Янис сжигает Зотова взглядом, тот, бедный, руками разводит: да не сдавала она денег!.
Приглашают: «Ира, иди к нам!» Та – ноль внимания, стоит в сторонке, глаз не поднимает. Но только уселся за стол Янис, как она мигом подлетает и устраивается рядом, на соседнем стуле. На секунду грохнула тишина, потому как все всё знали, затем опять загалдели, как ни в чем не бывало. Приятель Яниса сидит злой (его-то за что?..), Янис голову опустил, пододвинул поближе бутылку водки и – одну рюмку, вторую, третью… Ирка поняла, что он напьется до беспамятства, пока под стол не свалится, шепчет жалобно: «Не пей, не надо!.
Вся гоп-компания уже навеселе, врубили музыку, пляшут, как дикари, к Ирине подходит ее оскорбленный поклонник, приглашает танцевать, та нахально отказывается и выманивает Яниса в полумрак за директорской ложей. Начинает лапшу на уши вешать: «Напрасно, де, ты думаешь, что тебя никто не любит…» – и так далее и тому подобную извилистую чепуху.
Янис внимательно выслушал, ничего не ответил, вернулся к столу, хватил полстакана водки и закусил виноградиной. С Иркой истерика, она бегом на конюшню, в свою гримерную, Миша за ней, клянет двух дурачков, что мучают себя, друг дружку и его в придачу, из гримерной вылетает, как ошпаренный, хватает Яниса за шиворот и волочет с собой: «Посмотри, идиот, что ты наделал!!» А Янис пришел в воинственное настроение, море ему по колено и черт не брат, накинулся на Камышеву со всякого рода благоглупостями: «Ты хочешь видеть меня у своих ног?! Ты хочешь услышать мои признания?! Утоплюсь лучше!!.
А Ирка ничего не видела и ничего не слышала: держала перед собой левую руку, а рука, выше тыльной стороны кисти, была располосована бритвой, в виде шестилучевой звезды. Янис языка лишился, водку из головы мигом вышибло. Схватил пораненную руку, губами кровь собирает, дуреха ревет, и той же рукой погладить его пытается. Короче, хэппи энд, благостный и сладостный, как новогодний торт. Мишка сказал, что в эту минуту поверил: да, меж мужчиной и женщиной может быть еще что-то, кроме заурядной похоти и расчета.
Хэппи энд… Нету никаких хэппи эндов. Хэппи энды выдумали всякие бумагомараки, вроде Грина или Стивенсона.
Ну, повергла упрямая кошка строптивца к своим ногам. Ну, перебрали они все потаенные углы в цирке, вокруг цирка и далеко от цирка, где можно было поцеловаться и пожать друг дружке руку. Дальше-то что? Что делать со шкурой побежденного гордого и красивого зверя? Норковое манто из нее скроить.
Вертихвостке в один прекрасный момент наскучила вся эта лирика и она самым наглым образом отправилась в кино с ассистентом какого-то номера.
Дальше Миша рассказывал урывками, в основном себя клял на чем свет стоит, хотя кто еще виноват, кроме вздорной и бесчувственной девки? Янис наглотался какой-то дряни, попал в больницу, Миша Зотов куриным бульоном его подкармливал, потому что после инъекций стрихнина он ни рукой, ни ногой не мог пошевелить, а няньки что? Поставят рядом больничную жратву, да через час обратно нетронутую и унесут, им-то какое дело? После первой больницы Янис прямехонько угодил во вторую – в психушку… Его же и обвинили во всех смертных грехах, крайнего нашли.
Если душа не обшита шкурой носорога, то нечего тебе делать в этом мире.
Случилось это несколько лет назад, Иру жизнь тоже потрепала за загривок, и вдруг – нате вам: один к одному повторяется история, только в других лицах и исполнителях. А ей ту историю и позабыть бы лучше. Вот и взъелась на Раду.
Что вы думаете? Я теряюсь, не знаю. Почему-то все равно ее жалко. Если б было возможно, замуж взял бы Ирку не задумываясь, да вот не судьба нам быть вместе. Сошлись на миг две одинокие кометы, но тут же и разлетелись: у каждой своя парабола в бездонном черном Космосе.
На другой день после приезда купались в Оби, вода холоднющая, купальщики белые, лишь наш суматошный кагал щеголял бронзовой южной кожей.
Квартиру в Барнауле нашли сами. Сначала администратор повел было трех мушкетеров по адресу. Жизнерадостно стучится в дверь. Менее жизнерадостно, но более настойчиво, стучит второй раз. Уже совсем не жизнерадостно, а злобно, лягает в дверь каблуком, лишь после этого высовывается сивая с перепоя пачка и сиплым орангутангельским голосом скрипит: «Знаете, ребята, я передумал сдавать квартиру!» Мушкетеры жизнерадостно топают прочь. Шатались по адресам чуть не до обеда, причем Расторгуев и Ведерников меня до переговоров с хозяйками решили не допускать: у Далматова, видите ли, лицо суровое и глаза мрачные и вообще – повадка цыганская, хозяйки пугаются.
На квартире нашей имеется белокурая девица, полуслепая неугомонная бабка и еще куча разного непонятного народа. Они все носятся с нами, всё заботятся и ухаживают. И то – парни на подбор, красавцы.
Сегодня утром была репетиция. Полку нашего прибыло и полку нашего убыло. На второй тенор взяли местного саксофониста, саксофонист слабенький, я к нему с полным доброжелательством, давай, говорю, помогу партии поучить, а он в апломб ударился, сами, мол, с усами. Узнаю: парень работал в филармонии, так что куда мне!..
Вообще-то, пора пересмотреть мое критическое отношение к саксофонисту Далматову. С какой стати считаю его за никудышного духовика? Бахтин и Куропаткин не намного лучше, зато скажи им слово, хотя бы за ритмичность игры, так кое-чем обляпают, что мало не покажется. У меня, если на то пошло, ритм железный.
А убыл седовласо-благородный Жорик. То есть, не убыл, а был с треском выперт с работы (впрочем, он к ней даже не приступил: был сильно занят другим делом, на пару с Якимовичем). Тупая наша дирекция посчитала, что не след отвлекать Жорика от главной цели в жизни какой-то там работой и освободила его от этой напасти.
А еще до репетиции случилась потешная история, но только с какой стороны взглянуть. Гоняет Павлов своих медведей и не заметил, как один его зверек-подросток сбежал и в панике, не зная куда деваться, влез в открытую дверь вагончика Щербаковых.
В гримерной сидела Лариса Миронова, увидела медведя, завизжала дурным голосом и забилась в угол. Медведь же перепугался ее визга, забился в другой угол и от ужаса замычал, так как был в наморднике. Сидят они по разным углам, одна визжит, другой мычит и нагоняют друг на дружку смертельный страх и оторопь. Все смеялись, бедной Ларисе только было не до смеха.
Вот пока все.
До свидания, Вера Филатовна.
Ваш Вадим.