- Ты спишь?
- Я в последнее время вообще не могу уснуть. Кажется, вот-вот забудусь, засну… но не могу. В голове какие-то странные сумбурные картины крутятся, перерождаются… наезжают друг на друга. Как в детском калейдоскопе. И еще эти постукивания по всему дому – тук, тук… тук… они пугают меня … только засыпать, а они опять… То тут, то там… то тут, то там…
- А я уже привык, не замечаю... Сегодня странный сон снился. Яркий, живой…
- Опять цветной?
- Да. Ты же знаешь, мне всегда снятся цветные сны. Как будто я на нашей кухне…
- A я была?
- Тебя не помню… Нет, наверное, не было тебя… Не помню… Помню обеденный стол. Белый – как новый. Идеально чистый. На нем моя большая синяя чашка с черным кофе. Стоит у края. Дымится… Запах такой… не высказать - молотые кофейные зерна с шоколадом. Помнишь, мы брали такой сорт одно время? И большая такая тарелка с булочками в центре стола. Свежие, румяные… еще пар идет, словно только что из духовки.
Отломил я от булки кусочек, взял в рот, жую…
Вкуснотища!
Начинка какая-то незнакомая – как ягоды подсушенные, кисло-горьковатые… на зубах похрустывают.… Жую, смакую … и вдруг … из середины булки, где начинка, на стол муравьи не муравьи, может тараканчики малые, падают. Из булки карабкаются, за мякиш лапками цепляются…, уже ладонь облепили… падают на стол… и не разбегаются быстро, а ползут, корчатся…
Бросил я эту булку, с руки их смахиваю. Кажется вот сейчас, все - закричу в полные легкие, а только рот не открывается - тестом склеило…
Страшно.
Хочу проснуться… и не могу…
Эти – маленькие, так по столешнице и елозят… много их уже стало… А из булки все новые лезут и лезут…
Булки на блюде… нетронутые еще… шевелиться начали – будто изнутри их распирает что-то…
Подогнулись у меня ноги, упал на колени, а вблизи-то и вижу – у тараканчиков этих мелких, не головы, как у насекомых, с усами длинными,… а лица детские… почти младенческие, без волос. Рты разверсты, гримасничают, лапками с шипами точки глаз закрывают…
… Поднимаю глаза - птица …
Откуда, как - не знаю. Вроде не было ее, и вот она уже тут, на столе, у чашки с кофе…
Только кофе в чашке нет уже, высох он весь… и, видимо, давно высох… лишь коричневый обвод на стенках, да хлопья какие-то на дне…
… Смотрит она на меня, эта птица, голову набок склонила. Сама маленькая, черная, хвост серебристый – никогда таких не видел. Отвернулась она от меня и пошла… этих, маленьких, со стола склевывать… Розовой лапкой с пятью пальчиками одного прижмет, чтоб не убежал, и клювом тук… потом другого тук-тук…
…Тараканчики эти кричат тонко-тонко, так… как будто больно им…
А Птица молчит. Крыльями не машет. Да и не видно у нее крыльев то.
По столешнице лапками быстро перебирает и клювом – тук, тук… тук, тук, тук… Хватает этих - с личиками… а они хрустят…
- Это, наверное, про нас.
- Может быть…
- Сегодня пятница?
- Да. Тот самый День.
- Странно. Как будто ничего не изменилось. Даже снег за окном перестал идти. Замерло все…
- Нужно вставать.
- Да, ты прав. Надо…
***
- Камин уже потух. В гараже еще остались дрова?
- Нет. Думаю, что уже нет. Но за верстаком, помню, лежала стопка торфяных брикетов. Есть еще немного книг. Мы не все сожгли… Сейчас, подожди, я схожу посмотрю…
- Обожди… Скажи мне, только честно скажи - кто подходил к дому вчера утром? Ты ведь выходил… Ты в него стрелял?
- Ни в кого я не стрелял. Так, в воздух, для острастки.
- Но кто там был? Мы ведь почти месяц никого не видели. С тех пор как прекратились телепередачи и замолкло радио… и вдруг, хоть кто-то пришел… а ты его прогнал.
- Это был просто какой-то бродяга… Может чудом добрался из какого-нибудь города… Не знаю.
Вокруг снег, все замело, а он стоит босой перед дверью… в каком-то рубище… грязный весь… бородой зарос… космы до плеч, спутаны. Стоит и смотрит на наш дом. На меня. Молча смотрит…
Ты ведь сама помнишь, как это было. Мы сидели на диване, закутавшись в плед. И вдруг оба почувствовали, что у дома кто-то есть… Я, например, сразу, после того как свеча потухла, понял - что-то произошло. Воздух тяжелее стал, гуще… и в нем привкус появился странный… словно ароматом засохших трав пахнуло…
- А мне показалась, что колокольчик у двери названивает. Звонкий такой, серебристый… Так ты его убил, этого человека?
- Да никого я не убивал… Просто… просто… стало как-то не по себе – вот я и вышел проверить…
- С винтовкой?
- Да, с винтовкой… А с чем еще, по-твоему? Помнишь из новостей, что творилось в городах… Да и вообще повсюду. Откуда я знал кто там, за дверью…
Вышел в прихожую. Закрыл дверь в комнату. Подоткнул щели тряпками. Дверь на улицу не открывается – видимо, засыпало всю снегом. Несколько раз бил ее плечом, пока не образовалась щель, в которую можно было протиснуться… Шагнул за порог, по глазам резануло – такое все белое кругом. Проморгался кое-как. Вижу, человек стоит у дома. Один…
Я ему крикнул, чтобы он уходил туда, откуда пришел… Что у нас нет еды и почти кончилось топливо… что, может быть, мы вообще последние остались…
Стоит.
Молчит.
Смотрит.
Глаза в черные круги запали. Ветер ледяной на нем лохмотья треплет, а он будто не чувствует ничего.
Ну, тогда я и выстрелил в воздух. Сказал, чтоб не держал на нас зла, но лучше бы послушал мой совет, потому что следующий заряд он получит себе в живот…
Он постоял еще немного… все так же, молча… потом сделал рукой вот так – как будто прощался… или проклинал нас… и ушел. Даже следов на снегу не осталось.
Вот и все…
Я вернулся в дом, а там ты… плачешь…
- Мне страшно стало. Как будто отняли у нас что-то, или мы сами потеряли…
Да… Мы и так все потеряли… все…
Где сейчас дочь с мужем?.. Где мой маленький Сэнди?.. Что с ними сейчас?..
Ты знаешь?
Отвечай!
Ну, что ты молчишь?
- Успокойся… прошу тебя… Ты же сама… Ты ведь помнишь: в последний раз, когда мы говорили с ними по телефону, дочь сказала, что они все, втроем, попробуют пробиться в горы… Там, в высокогорных долинах, ходят слухи, еще можно спастись… Но вот успели они это сделать или нет, до того как взорвали мосты – я не знаю… и ты не знаешь… никто не знает…
Надеяться надо…
Верить и надеяться…
- Кому верить? Во что?.. И зачем?
Ты же сам его прогнал… он пришел к нам… сам… а ты… выгнал его… даже не дал обогреться…
- Тогда лучше бы он совсем не приходил.
Зачем он пришел?
Полюбоваться на то, что осталось? Отчаянье наше посмаковать? Потешить себя решил напоследок – да, эксперимент не удался… эти крысы все же сожрали друг друга! Придется, видимо, начинать по новой, но уже в другом месте и с другими подопытными экземплярами...
Так что ли, по-твоему?
Если бы я точно знал, что этот грязный бродяга – ОН, я бы его проклял…
За все, что мы от него ждали, но не дождались… Пристрелил бы и проклял, чтоб он тоже живую боль почувствовал, а не бестелесные нравственные муки…
И все… хватит больше об этом…
Сейчас разожгу камин… будем кушать кипяток…
Устроим сегодня пир горой! Из того, что осталось…
Да, да… Что ты смеешься сквозь слезы?
Пир на весь мир… на зависть все богам!
Всем… живым и мертвецам!
Слышите, вы, небожители?
Мы еще не все попередохли… мы еще здесь… дышим… трепыхаемся… но уже не любим и не ждем…
И пойдите Вы все к черту…
***
- Смешное занятие - сидеть у окна, ловить уходящий свет и вглядываться в умершее прошлое, в то, что, казалось, и было-то не с тобой… с кем-то другим…
- Ну, зачем ты так… Ведь на этих фотографиях мы… те, другие, какими мы были…
Вот взгляни – это ты в колледже, молодой, еще худой, бесшабашный какой-то…
А это я – первый урок в школе Гевенкура… Если бы ты знал, как я тогда боялась. Полный класс детских лиц, все смотрят на тебя и кажется будто все-все-все о тебе знают… Ждут… Что ты… какой ты… для них простой урок, а для тебя страшный экзамен…
Или вот, смотри, это все твои… какой это год? Судя по коротким штанишкам на тебе и китайским шляпам от солнца - конец шестидесятых… Смотри, какой ты смешной! Маленький и важный.
- Да… Жалко, что мы не можем съездить на кладбища… и к твоим… и к моим… Для нас это все теперь недоступно далеко, как на другой планете… Хотя… Сейчас весь мир, как один большой погост – те кто еще не умер, собираются сделать это в ближайшее время…
- Подожди… Смотри…это Элли… Сколько ей лет здесь? Наверное, пять-шесть… Мордашка хитрая… Интересно… В детстве она была беленькой, а как выросла - волосы потемнели… Господи… Пусть они выживут… Дай им возможность добраться до гор живыми…
- Ладно… Не надо… Прошу… Вот, смотри, видишь охотничий домик? Помнишь, мы ездили туда отдыхать несколько сезонов подряд… Вот толстяк Илтон со своей первой женой, а это - как всегда пьяный Лекстер, а вот и Хотсби… он же был врачом… его наверняка сразу же мобилизовали, когда начались эпидемии…
Где все они сейчас? Никто не скажет…
- Слушай, убери эти глянцевые осколки… Какой смысл всматриваться в то, чего уже нет и никогда не будет… Давай просто посидим у окна… посмотрим на сияние в небе…
- Хорошо…
***
- Скажи мне, только, пожалуйста, честно… мы ведь, правда, прожили неплохую жизнь, да? Все у нас было: и горе, и радость… вырастили дочь, дождались внука, любили друг друга … были не хуже и не лучше других…
ТОГДА ЗА ЧТО НАМ ВСЕМ ЭТО?
- Не знаю…
Просто, видимо, время пришло…
…
- Да, но как все неестественно… Мы бы тоже остались в городе, вместе со всеми, если бы ты не снял домик в аренду, подальше от людских глаз, в глухом и безлюдном месте, чтобы спокойно писать свою книгу… Думали ненадолго… на полгода-год… а оказалось навсегда… Понимаешь? Только это нас и спасло… Мы спрятались… Как в детской игре…Кто не спрятался, я не виноват! А мы успели… мы укрылись… Сами того не сознавая, вытащили счастливый билет… или может наоборот – черную метку?
….
- Сегодня последний день?
- Видимо, да…
- И все, все… все, что есть сущее – все умрет?
- Какой-то оракул из Бангладеш сказал, что спасутся четырнадцать тысяч сто человек. Со всей Земли – только четырнадцать тысяч…
- Какой смысл верить таким, как он… они тоже ничего не ведают... просто ждут и боятся.
- Не знаю… но по визору в самом конце говорили, что этот сумасшедший провидец, перед тем как его сожгли на костре, успел назвать точные даты первого ядерного удара Пакистана по Индии и убийства президента. Может быть, он и вправду как-то знал или предвидел что-то, черт его знает… И, наверное, недаром последний месяц за горные пики шли ожесточенные бои… Каждое правительство надеялось, что успеет сделать там свой собственный СПАСАТЕЛЬНЫЙ БУНКЕР. Я не знаю…
…
- Темнеет…
- Да…
- Мне страшно… Тянет что-то, вот здесь, в груди… как комок льда… застыл и не тает…
- Обожди, посиди минутку одна… Чайник в камине еще теплый. У нас осталось кофе… немного, на дне банки. Но на две чашки хватит. Я сейчас налью и ты согреешься, подожди.
Бережно поправив плед на плечах женщины, он осторожно встал с софы и пошел вглубь комнаты, к камину. Там, почти в полной темноте, стал греметь пустыми банками, шаря на ощупь. Чашки нашлись быстро, но банка с кофе долго пряталась в куче жестяного мусора.
Спокойно… просто остановись и подумай…
И правда, он почти сразу же вспомнил - на верхней полочке шкафа…
- Я уже скоро.
- Да, да… я подожду.
На полке, за банкой кофе, в самом дальнем углу, он нащупал маленький пластиковый бутылек. Отдернул руку, затем оглянулся в сторону окна, на темный силуэт в сером прямоугольнике вечера, постоял несколько секунд и закрыл дверку полки.
- Вот, на бери… он еще почти горячий… пей…
- Спасибо… Ммм… какой он горький…
- Это же кофе… просто, наверное, сыпанул больше, чем себе в темноте… пей…
- Слышишь? Ветер за окном… звук… звук-то какой - как огромные духовые трубы поют… трубят, гудят… даже стена дрожит… Не веришь? Приложи вот здесь руку…
- А утром было тихо… Странно… Смотри… Вон, ветви дуба качает так, что, кажется, еще чуть-чуть и оторвутся – а метели нет… как будто земля плотным снежным саваном прикрыта… ничто не шелохнется…
***
- Я что-то устала … какой-то долгий сегодня день… мы, будто после шумного праздника… гости ушли… посуда помыта… в доме тихо и пусто…
- Пойдем в постель… я обниму тебя… и мы уснем вместе…
- Да, да… конечно…
- Давай я помогу тебе встать… так… осторожней… я держу тебя… сейчас, я откину покрывало… вот так… ложись…
Я здесь, рядом… вот моя рука… ты чувствуешь? ... ты спи… не думай ни о чем… мы все устали… и пусть нам приснятся красивые сны… как в нашей молодости…
Мы на лужайке перед домом, качаем нашу маленькую дочь на качелях… ты с одной стороны, а я с другой… металлические петли скрипят… дочке страшно и смешно одновременно… она смеется, а за ней следом смеемся и мы… и все так легко… все еще, кажется, впереди…
Когда дыхание женщины стало ровным и почти незаметным, мужчина осторожно высвободил свою ладонь, поднялся и вышел в гостиную. Угли в камине еще бордово светились под серой шапкой пепла, отбрасывая на стены неровные, багряные тени. Подошел к окну, прижался лбом к ледяному, на треть скрытому под сугробом снега стеклу…
Темнота, там, за стеклом, была абсолютной. На мили в даль - ни одного огонька, ни проблеска... Только снег светился кровью под лучами круглой красной луны…
Вот и все…
Интересно, как это будет? Почувствуем ли мы боль или, может, удушье… а может сразу, мгновенно, превратимся в тлен? В прах, из которого вышли, и к которому, наконец, пришли?
Или весь этот черный мир за окном, заметенные снегом поля, скелеты пустых городов, государственные убежища высоко в горах, заметенные трупы по обочинам дорог, все… все это, просто исчезнет, как по мановению колдовской палочки злого волшебника? Растает, как эфемерный бред?
Он подошел к отрывному календарю на стене. Долго, прищурясь, вглядывался в текст на верхнем листке, но в слабом отсвете углей камина почти ничего так и не разобрал. Вздохнув, поднял руку, потянул за нижний край листка, но остановился, передумав. Постоял и затем, вытянув перед собой, как слепец, руки пошел обратно в спальню…
В постели он нашел теплую сухую руку жены, прижал ее ладонь к своей небритой щеке, и осторожно прикасаясь губами к кончикам ее пальцев, истово повторял про себя:
Господи, скажи, за что нам это все?
Чем именно мы прогневили тебя?
Так, задавая немому небу свои бессмысленные вопросы, он и провалился в сон.
Но в последний, почти неуловимый миг, отделяющий физически осязаемое от призрачного царства, он на какую-то долю секунды окунулся, прикоснулся к Детству.
…В глаза бешено ударило палящее летнее солнце. В его лучах танцевали пылинки. Скрипела мелким, желтым песком дорожка под ногами, а вокруг огромными зелеными холмами высились деревья.
- Смотри, смотри… самолет…
- Где? Где, он?
- Да вот, вот же он! Давай я подниму тебя на руки, что бы лучше видеть…
- Осторожней, дорогой. Не урони сына…
- Вон он! Видишь! Смотри, скорей!..
- Вижу!
-Я его вижу, папа… Да, Я его Вижу!
По далекому и, казалось, бездонному, голубому небу медленно ползла маленькая белая точка. Тонкая двойная спица инверсионного следа, как приклеенная, тянулась вслед, распадаясь и переходя в белый облачный дым у противоположного края неба…
- Куда они летят, мам?
- В далекую счастливую страну...
- Когда я выросту, мы тоже полетим туда?
- Конечно, мой маленький…
- Конечно…
***
Ночью, когда они уже крепко спали, мир неощутимо вздрогнул и остановился…
Вначале потемнела и погасла луна… следом, словно стертые огромной невидимой рукой, померкли бусинки звезд…
Утро так больше никогда не наступило.
На календаре, в пустой вымороженной гостиной, остался слегка надорванный последний лист – Пятница, 21 декабря 2012 года – древний праздник Митры.
Мелким текстом внизу листка было написано:
«Праздник Митры» приходится на 20 и 21 декабря. В этот день зажигают 21 огонь.
Митра - покровитель справедливости, всевидящее око Аши – истины.
Митра связан с Солнцем, точнее, с солнечными лучами, от которых не может укрыться никакая ложь. Он следит за выполнением долга, соблюдением порядка, установлением гармонии и равновесия.
Митра строго блюдет закон, его невозможно обойти или подкупить.
И наконец, именно Митра наказывает за нарушение закона, вершит правосудие».