С Женей мы были приятелями, со мной он сблизился, найдя во мне внимательного, сочувствующего слушателя, когда его оставила жена Надя, красивая, раздобревшая молодка, внезапно открывшая счастье в эротике на стороне. Видимо, Женя, высохший и общественно перегруженный заведующий лабораторией приборов, не мог ей давать должного удовлетворения. И вот их дети, дочь и сын, выросли, и Надежда перешла к другому. А вместе с нею и надежды Жени ушли, растворились в буднях перестройки, хлопот по выживанию лаборатории, смене руководства, когда он перестал быть начальником, оставшись мелким руководителем пары человек техников. Теперь он жил один, детей видел редко, они испытывали жалость к проигравшему отцу, были уже достаточно взрослыми, чтобы понять всю подноготную этого развода. В 1989 году я и он взяли участки за городом, чтобы, слегка крестьянствуя, выжить в этой смене формаций. То, что это лишь полумера, мы тогда не догадывались, но за пару лет экономической встряски дошли, «допёрли» до этой простой мысли, тогда как наши с ним жёны всё поняли гораздо раньше. Уход Надежды от Жени подтверждает это. А моя жена давно говорила о нашем шатком положении, но я был глупо успокоенным, исполняя должность зам. заведующего большой лабораторией. А пока мы «допирали», и собирали картошку, выковыривая её из глины (правда, картошка была отменная, если эту глину чаще вспушивали и немного удобряли), экономику страны кто-то умело разваливал и корабли стали тонуть на «ровном месте», самолёты вдруг начали ломаться прямо в полёте, стало нехватать денег на зарплату, да и работа медленно теряла свой святой социалистический смысл. Мы с Женей всё так же ездили на участки субботним автобусом, который вначале фрахтовал институт для своих сотрудников. Участки медленно обустраивались, к ним подвели скважинную воду, огородили институтский садовый кооператив забором. Кто-то добирался и на своих автомобилях и мотоциклах, а с какого-то времени остальным приходилось попадать к своим садовым участкам, половину пути преодолевая пешком от ближайшегй автобусной остановки. Тут-то и появилась она, спутница Жени, которая усердно топала с ним вместе эти шесть километров пешком в летнюю жару, распутицу осенью. Мы часто встречались на пути к участкам, я, моя жена, и Женя со своей спутницей. Однажды, набравшись смелости, я спросил у приятеля, кем она ему приходится.
-А, так, приходит ко мне. Пока живем вместе. Жениться я на ней не собираюсь,-
это в ответ на мой немой вопрос. Известны примеры, когда «просто так приходящие женщины» добиваются позже статуса жены, и так или иначе расплачиваются со своими уже мужьями за то первое своё унижение. Другой мой знакомый, я его про себя называл Геронимус, как раз и получил соответствующее «вознаграждение» от ставшей его женой бухгалтерши Лары, позже оставившей его «с носом». Но в случае Жени конец истории с этой его спутницей другой. Эта спутница, плохо одетая, наклонив голову и сгорбившись, молча семенила в нескольких шагах от него, и едва поспевала за лёгким и худым Женей, быстро идущим по дороге. Проходя мимо нашего участка, поворачивала своё рано постаревшее лицо в нашу сторону, и застенчиво улыбаясь, здоровалась. От её фигуры веяло каким-то безнадежным ожиданием чего-то, и мы, провожая её глазами, всегда чувствовали к ней жалость. Мы не могли понять, откуда эта жалость проистекает, но дальнейшие события подтвердили наши неясные ощущения. Слова Жени о ней, и всё её поведение как бы указывали на её статус временной подруги, или «шалашовки» на фронтовом жаргоне 2-ой мировой войны, то есть женщины, временно присутствовавшей в жизни мужчины в его «шалаше», но ни на что не претендовавшей.
Распад Советского союза прошёл практически без осложнений, принеся с собой и распад прежних экономических связей, договоров, денежных потоков. Медленно формировались новые фирмы, вначале появляясь на свой страх и риск, а затем вовлекая всё больше территории и населения в сферы своих интересов. Место нашего института в системе экономики вначале поддерживалось государством, но с ростом приватизации эта помощь таяла, и полновластно вступал в силу закон рынка, безжалостно отсекая все ветви науки, от которых не было немедленного проку. Наши сотрудники потянулись из института в фирмы, где платили настоящую зарплату, а не кормили постоянными обещаниями выплатить все через два-три месяца. Ведь бешенно нарастала инфляция, зачастую переполовинивая полученные через три месяца деньги. Открылись некоторые возможности выезда в богатые страны Европы и Америки, в первую очередь для талантливой молодёжи, видных учёных.
Вот и в садовом кооперативе вдруг образовались свободные участки: их владельцы уехали на Запад. Вспоминаю старшего научного сотрудника Серёжу, деятельного и неглупого бородача, который завёз строительные бетонные блоки на один из соседних участков, да и «слинявший» тут же «за бугор», даже и не начав строительство дома. А мы с женой, и Женя со спутницей так и ходили на участки, исправно платя взносы, и собирая политые водой из скважины и нашим потом томаты, картофель, огурцы и прочие овощи, ягоды и фрукты и таща их на горбу домой, в свои норки.
Однажды в институте я встретил Женю в коридоре, и он, сияя, рассказал мне, что он собрался жениться на недавно встреченной им молодой тридцатитилетней женщине, родители которой не знают, куда его усадить. Он не рассказывал, а я не спросил его о той его спутнице на участках, шалашовке, что будет с ней.
Чере пару лет в институте мне снова встретился мой знакомец Женя. Он был уже не такой худой и жёлтый, как прежде, и казался моложе своих пятидесяти лет, был удачно женат на своей тридцатидвухлетней знакомой, у них родился ребёнок. На всех войнах при передислокации войск шалашовки переходили в другие шалаши с другими владельцами. А куда пошла ты, понурая спутница моего знакомого Жени? Когда-то и сам Женя был изгнан из шалаша Надежды, первой своей жены. Теперь он давно живёт с новой женой, и его прежние заботы о сыне и дочке от первой жены сменились на прочную новую жизнь. Будь счастлив, приятель!
19 октября 2009 г.