Он пришёл ко мне сразу, он не стал шарить в другой комнате. Нет! Он сразу в мою комнатку! Шасть и спросил разрешение; разрешение на мои выдохи-выхлопы. А у меня, представьте, совсем нет, совершенно нет такого документа. То есть, есть, но я его вам не покажу. Вот! Теперь я и не знаю, что же будет, что будет...
И вот она сказка, на порожке. Сказка про то, что будет… следующее.
Самое дело, для того, чтобы романтики стало больше, и затем что до дела этого я охочий основательно, придумаем мы... Сподвижницу! Пусть будет! Ну не то, чтобы красавица даже, хотя жадность требует, а пусть будет у неё и вокруг глаз её, небольшая, но ко мне преданность. С этим в сказке только чудесней.
Подъезжает маленький такой бронивичёк, положим, на манер инкассаторской машины, пусть бронированный, устройте уж, пожалуйста. И, конечно, они думают, что я страшно опасен, и от меня можно многого дождаться, хотя вы же знаете, что от меня ждать не приходится, многие убедились.
Бравые такие ребята в спортивных костюмчиках с красными полосками, пускай даже с двумя полосками, не жалко. Вот, они самые, берут меня под белы рученьки и везут в самый строгий лагерь, совершенно не пионерский. Там заковывают меня в кандалы тяжёлые. И на руки и на ноги. Голову, как есть, стригут, то есть половину головы непременно бреют, и даже вдоль. Это затем, чтобы все пальцем показывали и говорили всякие осуждающие слова, и ещё это, чтобы не сбежал вдруг, не укрылся у сподвижников.
Теперь попробуем обратить взор на самую мою главную сподвижницу, которая преданность ко мне умеет длить. Из тёплого, уютного помещения её, и на улицу. А в воздухе холод. И пусть будет такая стылая, мокрая погода, промежуток между осенью и зимой, с лужами, с ледяными небесными иглами. Для чего? А чтобы сказка была натуральней, и чтобы преданность девушки вся как на поверхности. Ну не злодей я после этого? И правильно на мне кандалы.
Построят нас в длинную линию, а нас много каторжников, непременно, чтобы много. Меня поставят в центральной колонне третьим с краю. Команды зазвучат, вокруг часовые с ружьями заряженными. Пусть они злые будут, а они и будут злые. Погода мерзопакостная, холодно, сумерки, даже темно, в домиках вокруг огоньки теплые, а тут работа такая конвойная, невольно злым будешь.
Тронулись мы, конечно пешком, кандалы позвякивают. Девушка с узелком стоит на краю дороги, смотрит. Не увидела ничего, нет. Тогда она подходит к конвойному, к самому злому, а тот совсем не воспитанный, самыми грязными словами с ней разговаривает и даёт понять, чтобы шла она отсюда далеко и надолго. А ей то, каково? Ей же надо, очень надо, нужно меня увидеть, хотя бы увидеть, а ещё лучше отдать узелочек.
Вот эта женщина, робко подходит к начальнику колонны и, краснея, предлагает ему денег, чтобы он позволил найти и подойти ближе. А чего начальнику, деньги разве ему не нужны? У него две дочери, взял, конечно, взял. Записочку конвойному передал.
Идём, и она как-то оказывается у меня перед глазами. Это конвойный меня указал. Она неловко тянет мне узел и пытается улыбнуться. И я пытаюсь, и улыбаюсь. Узелок падает, что-то там лопается, рассыпается её гостинец. Что-то собирают идущие сзади, а остальное топчут, затаптывают в жидкую, холодную, скользкую грязь…
Но был взгляд! Было мгновение, когда мы посмотрели друг на друга. Всего пара секунд. Я не знаю как ей, а мне стало бесконечно тепло и здорово в этот момент, так хорошо, как редко бывает в жизни. И мне уже не важно, куда и как долго придётся шагать. У меня в душе та маленькая сказка, которая перевесит, как мне вдруг думается, все остальные сказки взятые вместе. Бывают же моменты в жизни...
А дальше? Дальше дорога, звон цепей, привалы, обеды, ночёвка на деревянных настилах. Моя улыбка при засыпании, маленькая такая улыбка, внутри меня. Где она? Сами придумайте. Я придумал, что она узнала пункт нашего наказания и хочет добраться туда. Так мне нравится, в этой моей крохотной сказке...