ТИШИК
Шушик и Тишик жили в детской комнате, в той самой, в которой жил Славик, с той лишь разницей, что про Славика знали все многочисленные обитатели огромного дома, а про Шушика и Тишика знал только Славик. И не потому, что Славик скрывал свою тайну от остальных обитателей дома. Нет, он при каждом удобном случае пытался всем рассказать, что в его комнате живут Шушик и Тишик. Но взрослые люди были такие необразованные, речь его была для них слишком сложной, непонятной, и Славик никак не мог им объяснить, что он не маленький, не сумасшедший и не дурачок, что в его комнате действительно живут два его друга, Шушик и Тишик.
Справедливости ради надо сказать, что Славик определённо знал только про то, что в его комнате живёт Шушик. Каждую ночь он слышал, как Шушик скребётся под полом, шуршит за стеной, лазает в шкафу, листает его книжки, играет игрушками и утром оказывалось, что книжка открыта не на том месте, где её оставил вечером Славик, тапочки стоят не у кровати, а почему-то у двери, принесенный вечером мамой кефир, который Славик терпеть не мог, был вылит на стол, а свет, который Славик вечером, конечно же, выключал, почему-то горел...
Так что следы деятельности Шушика были налицо. Что же касается Тишика, то Славик его ни разу не видел и не слышал, но поскольку Шушик один в его комнате жить не мог - ему было бы скучно, то Славик придумал ему друга и назвал его Тишиком, потому как раз, что ни разу его не слышал.
Да и Шушика звали вовсе не Шушик. Настоящее его имя было Шуршик, потому что он постоянно шуршал. Но так как Славик был маленький и букву «р» ещё не выговаривал, то и прозвал его Шушиком, надеясь в будущем, когда подрастёт, и научится произносить букву «р», разъяснить всем, как на самом деле зовут его друга.
Впрочем, это нисколько не отражалось на их взаимоотношениях. Может, Шуршик не знал своего настоящего имени, может, ему нравилось, что Славик называет его Шушиком, а, скорее всего, он понимал, что Славик ещё маленький, букву «р» ему выговаривать трудно, и ждал, когда Славик подрастёт и станет называть его настоящим именем - Шуршик.
Но Славик упорно не хотел произносить букву «р», и тогда Шуршик стал по ночам нашёптывать его маме, чтобы она пригласила к Славику логопеда. Мама Славика не знала, кто такой логопед, но когда рассказала свой сон соседке, тёте Вале, та сразу сообразила, что это знак свыше и настояла, чтобы этого самого логопеда к Славику пригласили.
Славик боялся и этого незнакомого слова - логопед - и самого дяденьку логопеда, которого он представлял огромным, мохнатым, потому что спутал его с орангутангом. Но, на следующий день, пришёл вовсе не логопед, а молоденькая девушка, почти девочка, выгнала из комнаты родителей, уселась со Славиком на ковёр и стала его расспрашивать про Шуршика и Тишика.
Ей всё было интересно знать о них: где живут, что едят, что пьют, какими игрушками играют, какие слова говорят, какие звуки издают. Славик ползал за ней по комнате, также, как и она, на коленях и показывал, где чаще всего они появляются. Он уже и сам был уверен в том, что говорил, и даже не заметил, что Шушика уже давно называет Шуршиком, и даже Тишика по ошибке однажды назвал Тиршиком.
Прежде чем уйти, девушка посоветовала Славику никому не рассказывать о том, что в его комнате живут Шуршик и Тишик:
- Взрослые всё равно не поверят. Пусть это будет тайной, о которой будем знать только мы.
И ещё она сказала, что Шуршик скоро уедет в далёкое путешествие на много-много лет. Он ей открыл эту тайну. А за себя оставит Тишика. Поскольку Тишик живёт бесшумно, Славик его слышать не будет. Но он должен знать, что Тишик постоянно будет находиться рядом, слышать Славика, защищать его, развлекать, стоит только о нём подумать, как он будет тут как тут и возьмёт на себя любую вину Славика.
Девушка ушла, а через некоторое время уехал в путешествие и Шуршик. Славик сразу ощутил тишину в своей комнате: ни шороха, ни скрежета, ни скрипа, ни топота. Он так всем и говорил: в моей комнате теперррь полный порррядок, ни скрррипа, ни шоррроха, ни скрррежета.
И лишь иногда, засыпая, он чутко вслушивался в окружающую его темноту, пытаясь услышать какой-нибудь знак пребывания в комнате Тишика, но тщетно!
Утром он видел, что Тишик ночью приходил к нему. Разбрасывал игрушки, книжки, обувал тапочки, иногда даже пижаму, оставлял всё это где попало. Забывал выключать свет, опрокидывал стакан с кефиром, и Славик, чтобы не выдавать своего друга, не то, что сваливал на него свою вину, а напротив, принимал на себя все его проказы. Да и кто бы мог поверить, что это работа Тишика: видеть его никто не видел и звуков он никогда никаких не издавал.
На то он и Тишик!