Все были довольны, что мой поступок объяснился в пошло медицинском смысле.
– А то мы уж подумали политически незрелая акция какая…
Конечно, они всё поняли правильно… Вычислили.
Да, не часто приходится испытывать демонстративное презрение. Обычно приветливый армянин Погосян не подал руки. Старичок-библиотекарь, проходя мимо, едва кивнул. Хмырь! А ведь сколько раз мы задушевно обменивались новостями… «слышали, что творится? да, конечно»… Я, кстати сказать, видел, как он как-то раз перекрестился… и сделал это без всякого юмора. Я же никак на это не отреагировал!
Конторская шушера, вроде снабженцев и кладовщиков, жаждала подробностей. Им не терпелось позабавиться, но я был тверд. Устроил информационную блокаду. Нагло ничего не сказал, углубился в работу и попросил не мешать. Конечно, я виноват перед ними. Они имеют право на зрелище, на доступ к информации.
Начальство, напротив, не обращает на меня никакого внимания. В течение дня упорно встречался с управленцами нос к носу – все делают вид, что совершенно мной не интересуются, точно все забыто. Будто такие вещи вполне можно забыть, будто это какая-то мелочь производственная. Все как прежде – меня опять как бы не замечают и не принимают в расчет.
… Они еще станут врать, что были моими друзьями! Что это я? опять посылаю им проклятия? Как же я их ненавижу, однако!
* * *
Неприятности, словно трусливые подростки, поодиночке не нападают. В почтовом ящике нашел письмо от Нины и повестку в милицию – надо явиться в отделение нашего района, следователь Венедиктов. Сроду не имел дел с милицией, разве что на улице они у меня пару раз проверили документы, мне и этого было достаточно, чтобы обходить за версту публику в погонах, обходить основательно и с ускорением шага. Проверяющие обижались и как-то раз даже безуспешно гнались за мной…
В кратенькой записке Нина передавала своим изумляющим почерком с левым уклоном официальный текст: она давно встречается с хорошим человеком, собирается замуж, просит понять правильно и не пытаться ревновать и скандалить. Добровольно прекращает со своей стороны отношения, имущественных притязаний не имеет. При разделе спорного имущества гарантирует порядочность, в свою очередь надеясь на мою добрую совесть. Так и написала: "надеюсь на твою добрую совесть".
… у нас были странные встречи. Разве так понимают нормальные мужчины и женщины встречи, и то, как они должны развиваться? Понимают так: кино, театр, вечер у друзей, какие у тебя интересные друзья, садитесь к столу, выпьем за Сашу и Нину, вечер у нее, папа без галстука, но в свежей рубашке, у меня сегодня не получился пирог, вечер у меня: будь как дома, шампанское, еще только полдвенадцатого… Ничего этого не было. Я выбрал неестественный тон галантного обожателя, и уж до конца не мог от него избавиться, от роли этакого испанского гранда в берете с помпоном. Наши редкие встречи по пятницам, а чаще видеться она не могла, не давали мне возможности развернуться и быть попроще. Да, наверное, у нее кто-то был, кроме меня. Я и сам видел смутный силует, она объяснила, что это ничего не значит, и я дал себя убедить, что это ничего не значит, а недавно, с месяц назад, ее подруга намекнула, что Нина в последнее время изменилась, что она независимая женщина, никому не обязана давать отчет. Есть в ней что-то недоступное моему пониманию. До сих пор не знаю, что она обо мне думает. Мне это как бы важно... Два года встречались, и разница в возрасте не смущала ее, и все тянула с ответом, отшучивалась, когда я предлагал подать заявление. Два года! с ума сойти, она все отшучивалась, бывает и дольше, согласен, но это уже патология, про них и говорить нечего, а в моем случае что? Что же она, интересно, изучала во мне? Чего она тянула? Неужели что-то увидела, как бы это сказать… ну, я бы так сказал: низменные эгоистические черты, так хоть бы предупредила: у тебя низменные черты в характере, исправляйся, я даю срок… или сразу бы сказала, что не подхожу, я бы понял.
Я всматривался в освещенное окно, замирая каждый раз, когда в ее квартире гас свет, я ходил ее дорогами, и когда встречал ее, она улыбалась, и улыбка называлась: не вздумай скандалить на улице. Как-то раз, не знаю зачем, меня понесло к ее дому. Встал под окнами. Она случайно открыла окно. Я сорвался с места и убежал.
Нет, но можно же было по-человечески… И как это приходит людям в голову взять и накатать заявление в милицию? И ведь накатала такую чушь, одно вранье … Оправдывайся теперь перед милиционером. Зачем это ей надо? Она, значит, так дорожит своей будущей семейной жизнью, что заранее предупреждает малейшие неприятности. Чтобы, значит, ничто не помешало наслаждаться счастьем. У меня возникло стойкое желание взять это ее счастье и раздавить.
Теперь она просит понять ее правильно. Почему меня никто не хочет понять правильно? Два года я ухлопал на ничего не давший роман с… всегда теряюсь, как лучше сказать: с молодой женщиной или взрослой девушкой, если ей двадцать пять, между прочим, самый подходящий для замужества возраст, все женщины в таком возрасте стремятся найти свое, это закон, и я, признаюсь, сильно надеялся на этот закон. Я-то уж как раз во время подвернулся. Ну, хватит об этом. Чего я так к ней прицепился? Хватит, хватит.
… я стою, как, впрочем, и вчера, у окна, вглядываясь в освещенное фонарем пространство улицы. Мысли постепенно вернулись к любимой теме: мое одиночество. Я – один, никому не нужен, никто меня не любит. Да, вот еще: надо уходить из конторы, все равно я там не жилец. О, кто бы знал, какое это унизительное чувство – устраиваться на работу. Придешь, предлагаешься… на тебя смотрят, как на какую-нибудь зверюшку. А, у вас данные не подходят, мы же писали в объявлении…
Я никому не нужен в этой стране. Очень хорошо! Но знайте, товарищи дорогие: в этой стране и мне никто не нужен!!
* * *
Я долго сидел на кухне. Из радиоприемника доносился бодрый голос диктора (успешно выполняют, досрочно закончили). Мне было не по себе. Впрочем, это нормальное мое состояние.
Есть ли где в этом городе безопасность?