Похождения неугомонных борцов с преступностью капитана Несгибайло и полковника в отставке Доставалова.
Повествование 2-е. Перст судьбы.
Эх, богема, богема! Кого в юности не пленял ее блистательный антураж? Кто из нас в начале жизненного пути не мечтал стать рок-звездой, топ-моделью или, на худой конец, ведущим солистом областной филармонии. Но человек предполагает, а бог располагает. Вот и заместитель директора совместного украинско-мадагаскарского Примат-Банка А.В.Иванчук слыл большим альтруистом и почитателем богемы. Простой сельский парень, Алексей Вилькович без всякой протекции и влиятельных родственников то сцепив зубы, то показывая клыки, продирался сквозь дебри жизни. Неоперившимся юнцом он приехал в город, закончил бухгалтерскую школу, и, начав карьеру помощником бухгалтера заготконторы, к сорока пяти годам достиг нынешних высот финансовой пирамиды. Пристрастие к богемному окружению у Алексея Вильковича сохранилась со времен романтической юности. По тогдашней моде он носил «кудри черные до плеч», посвящал девушкам экспериментальные стихи и старался читать умные книги. Книгами его снабжал художник-оформитель, обитавший в мастерской на первом этаже ведомственного общежития, в котором несколько лет проживал будущий финансовый воротила. По вечерам у художника собирались представители и представительницы свободных профессий и, за чашкой кофе или чего-нибудь покрепче, вели разговоры об абстракционизме, экзистенциализме, Кандинском, Дали, а также о подавлении творческого индивидуума в стране, особенно при таких ценах на водку. Художник сидел рядом с Алексеем и на правах старшего товарища, облокотившись ему на плечо, объяснял юному адепту азы сюрреализма и премудрости непознанного в искусстве. Но приобщение к святыням длилось недолго. Как-то во время очередных дебатов захмелевший юноша уснул прямо в мастерской. Проснулся Алексей от того, что кто-то стаскивает с него штаны. Художник получил ящиком от мольберта по голове, и сношения с миром богемы у Иванчука прекратились. Но тяга в душе осталась. В зрелые годы это выражалось в том, что он материально помогал погрязшим в творчестве личностям. Будучи председателем гуманитарной комиссии, Алексей Вилькович проявлял настойчивость, если было нужно, добирался до самых высоких банковских инстанций, но определенная финансовая поддержка – кому 20 грн, кому 30, а кому и целых 50 - нуждающимся художникам или поэтам выделялась. Неординарный альтруизм Иванчука проявлялся и в другой форме, что порой вызывало неодобрение его супруги, женщины трезвомыслящей и от сюрреализма далекой. Вот и вчера Алексей Вилькович поддался соблазну в компании с бывшим одноклассником, а ныне известным поэтом-абракадбристом и одним скульптором. Поэты, а также и скульпторы, если те не ваяют надгробных памятников, народ безденежный и большей частью пьющий. Общение с творческой интеллигенцией происходило в кафе, где жена Иванчука работала заведующей. Поэт и скульптор, отрабатывая дармовое угощение, «мыслию по древу растекашется», а спонсор вспоминал молодость и витал в эмпиреях. Но у каждого аверса есть свой реверс. Утром болела голова, и жена, хотя пропито было всего 18 грн, (Иванчук предусмотрительно поужинал отдельно, а собутыльников угощал только водкой) бросала укоризненные взгляды. Поэтому, проснувшись, была суббота и, зная, что кухработница заболела, Иванчук отправился в кафе улучшать семейный климат. У входа стоял вчерашний собеседник – поэт - и радостно улыбался.
- Леха, глянь, что я вам принес, - пнул он ногой лежавший на тротуаре
мешок. - Домой позвонил, а сын сказал, что ты здесь. Вот, думаю, обрадую друга детства! – оживленно тараторил утративший свойственную ему меланхоличность служитель муз.
- А что там у тебя? - сдержанно поинтересовался Иванчук.
- Мы как вчера расстались, на меня вдохновение накатило. Все равно,
думаю, не засну, пошел на рыбалку. Под звездами стихи сами в голову лезут. Поэму сочинил. Хочешь, прочитаю? Ладно, в другой раз. Зато я вам сома поймал!
Вдвоем они втащили мокрый и тяжелый мешок на кухню и положили на разделочный стол. Явилась супруга Иванчука. Поэт перестал сыпать словами. Он развязал мешок и, преувеличенно поднатужившись, приподнял его за дно. На стол выползла огромная черная рыба.
- Видали? – снова оживился рыбак, - не меньше пуда, форменный кашалот!
Заведующая без лишних слов налила поэту 150 грамм, мужу - 50, поэт закусил
со сковородки застывшей в жиру вчерашней поджаркой, получил бутылку водки, кусок сала, пару луковиц и огурцов и удалился черпать вдохновение. После удачной сделки супруга уже не смотрела волком. Алексей Вилькович налил себе еще, почувствовав вкус к жизни, он оглянулся, ухарски хлопнул по упругому и широкому как у лошади заду захихикавшую повариху и вонзил нож в брюхо рыбе. Через 10 минут сом был выпотрошен.
- А давай, Светка, посмотрим, чем сом кормится? – предложил он молодой, в
избытке наделенной аппетитными выпуклостями поварихе.
- Чего там смотреть? Лучше, Вилькович, я вам что-нибудь поинтереснее
покажу. Нинель Васильевна за мясом уехали, - повариха придвинулась ближе и, подмигнув, жарко задышала луком.
Однако возобладал научный интерес. Иванчук, будто заправский хирург, полоснул ножом по туго набитому желудку сома, вывернул его и вытряхнул содержимое в миску. Раздался визг поварихи, Иванчук отшатнулся и побледнел. Среди полупереваренных рыбок, лягушек и еще какой-то дурно пахнущей дряни белела отрубленная кисть человеческой руки, четыре пальца которой были согнуты крючьями, а указательный направлен прямо на Иванчука.
В действие вступили силы правопорядка. Руководствуясь принципом «одна голова хорошо, а два лба лучше», капитан Несгибайло для оказания методической помощи привлек полковника в отставке Доставалова.
- Рука мужская, отчленена не более 2-х суток назад, возраст потерпевшего до
сорока лет, - докладывал капитан результаты экспертизы.
Зашел сотрудник информационно-аналитического отдела.
- Никита, с тебя магарыч. Идентифицировали отпечатки пальцев. Это
Максимчук Николай Петрович, бизнесмен.
- А откуда его пальчики в картотеке, он что, из блатных? – задал уточняющий
вопрос Доставалов.
- Нет, когда-то в гостинице проверяли паспортный режим, и его с проститутками
накрыли.
В голове у опытного Доставалова сразу вырисовался стройный план действий.
- Никита, пускай экономический отдел соберет информацию по Максимчуку, а
мы пока займемся поэтом.
Поэта выловили на рабочем месте возле кафе «Лакомка», в котором еще с тех
незапамятных времен, когда кофе был дефицитом, любила собираться разная культурная интеллигенция. Несгибайло, придерживаясь традиции, взял по 50 грамм коньяка и кофе, Доставалов пригласил поэта, и, усевшись на улице под полотняным пологом, они завели свойственный творческим людям разговор.
- Как вам новая поэма Роксоланы Кожушко? – в некоторой запальчивости,
находясь под впечатлением предыдущего разговора, включился в беседу поэт, принявший изменивших имидж оперативников за людей своего круга.
Доставалов надел очки и придал лицу еще более умное выражение, а
Несгибайло, дабы не казаться профаном, предложил выпить. Все пригубили коньяк, отхлебнули кофе, поэт стрельнул сигарету и продолжил:
- Настрочила порнуху в стихах, да еще уважаемого художника дураком
выставила. Мало ли кто с кем и как любовь крутил! Разве это повод, чтобы по всему городу трубить?
- Все бабы стервы! – глубокомысленно сдвинув брови, изрек капитан. – Взять
бы ее за хаер да фейсом об тейбл! – неожиданно вырвалось у Несгибайло совсем не характерное для него выражение, почерпнутое им из разговоров с одним идейным хиппи, через которого Несгибайло пытался выйти на распространителей анаши. Затем капитан секунду подумал и добавил фразу из привычного ему семантического ряда:
- Закрыть бы ее суток на пять в одиночку, враз бы поумнела!
Убеленный сединами Доставалов проявил больше терпимости:
- Женщины существа слабые, но эмоциональные. У моей жены, если приходится по ночам работать, тоже заскоки случаются.
Доставалов увидел, что коньяка в рюмке поэта почти не осталось, и умело
направил разговор в нужное для оперативников русло:
- Как там рыбалка?
- О, позавчера ночью сома на два пуда завалил! – чуть не взвился над
столом поэт.
Оперативники выразили удивление по поводу величины пойманной рыбы и
прозевали момент, когда поэт допил коньяк. Несгибайло пришлось раскошелиться в этот раз уже за собственный счет. Данный факт к растрепанному, небритому и одетому в несвежую рубашку поэту симпатии со стороны капитана не добавил. Но служба превыше всего, и Несгибайло, ставя очередные рюмки на стол, дружески улыбался.
- Я обычно возле моста ловлю на объездной трассе, - очередной раз достав
по рассеянности сигарету из пачки капитана, предавался приятным воспоминаниям поэт. – Ниже моста омут, и сомы там живут, а ночью вверх по течению на охоту выходят. Там я их с донками и поджидаю.
Затем поэт стал рассказывать, как он боролся в ночи с кровожадной рыбой,
потом стал им читать свои стихи, и, чтобы добыть нужные сведения, оперативники были вынуждены снять маски. Поэт ужаснулся страшной находке и стал вспоминать подробности той ночи.
- Где-то после двенадцати пошел дождик. На сома погода самая клёвая. Я
закрепил донки и под мостом спрятался. Дождь утих. Слышу: машина на мосту остановилась, и голоса мужские. Потом в воду упало что-то тяжелое, плеск был сильный. Я еще подумал: вот козлы, окружающую среду засоряют. Затем какая-то жесть сверху грохнула, и еще что-то упало, как доска по воде шлепнула.
- А имен ты не слышал, как они друг друга называли? – спросил Несгибайло.
- Нет, они больше матерились, особенно один из них басом очень образно
заворачивал. Я даже записал по памяти, может, в стихи включу.
- Сколько их, по-твоему, было?
- Двое - точно, а еще кто-то из машины поторапливал.
Съездили на место происшествия, затем поэта отвезли в город и предупредили, чтобы держал язык за зубами.
Несгибайло организовал водолазов, из омута достали обезглавленный труп Максимчука с отрубленными руками, а ниже по течению нашли оцинкованное корыто с пробитым дном. Экспертиза дала заключение, что Максимчук умер от сердечного приступа, хотя на теле имелись следы побоев.
Поступила информация из экономического отдела.
- Максимчук занимался оптовой торговлей табачными изделиями, - делился
новыми сведениями с полковником Несгибайло. – Взял в Примат-Банке крупный кредит, но вернуть не смог, и уже два месяца в бегах. Я у своих людей в банке выяснял: для всяких делишек на грани закона есть у них там человек – Юрка Маланчук, пройдоха известный. Раньше был прокурором, затем адвокатом, а сейчас в банке по связям с общественностью.
- Видать, здорово общественное мнение настроил, что Максимчук
со стыда богу душу отдал! – сделал вывод Доставалов.
- Тут еще пишут, что Маланчук регулярно посещает бар «Аполлон», где встречается с разными подозрительными личностями, - листая дело, комментировал Несгибайло.
Доставалов проанализировал имеющиеся в его распоряжении факты и
придумал, как изобличить преступников. Как-то под вечер от службы наружного наблюдения поступил сигнал, что Маланчук появился в баре. Нашли поэта. Несгибайло заставил его побриться и погладить одежду, подвез их с Доставаловым к бару, а сам остался в машине в засаде.
Маланчук сидел за столом один. Доставалов с поэтом расположились неподалеку за барной стойкой. Вдруг Маланчук радушно заулыбался и вскочил со скамьи. В зал по-хозяйски ввалились трое молодых мужчин, напоминавших фигурами борцов-тяжеловесов, которые оставили спорт на пике своей карьеры. На их лицах с солидно надутыми щеками красовались темные очки модной конфигурации, одеты мужчины были в черные брюки и черные рубашки, на ногах туфли с массивными каблуками и тупыми носами.
- Как у тебя со слухом?- поинтересовался Доставалов у поэта.
- Не жалуюсь, а вот зрение в последние годы подкачало.
- Наверное, много читаешь, - сделал верное умозаключение полковник, - а я
вот до сих пор почти без очков обхожусь.
Однако острый слух поэта пользы следствию пока не приносил. Разрабатываемые объекты вели серьезный разговор и обходились без привычных в спортивной среде эмоциональных возгласов. К тому же мешал оркестр, наяривая на скрипках и контрабасе то народные напевы, то «мурку», а временами, что совсем неожиданно в таком месте – национальный гимн. Но изощренный ум Доставалова нашел выход из этой трудной ситуации. Дождавшись, когда музыканты сели поедать честно заработанный шницель, полковник решительно двинулся в строну выхода. Поэт шел сбоку и координировал направление. Возле стола с объектами полковник пошатнулся и, чтобы не упасть, ухватился за край столешницы, опрокинув при этом бокал с пивом. Из трех глоток вырвались приличествующие подобному случаю междометия. Доставалов с извинениями стал промакивать салфетками пивную лужу и нечаянно свалил еще один бокал. Во вновь раздавшихся выкриках эмоций явно прибавилось. Сидевший ближе всех к Доставалову мужик вскочил на ноги и, глянув на мокрые брюки, завопил с такой силой, что с его круглых щек чуть не слетели очки:
- Ты что, дед, оборзел? Сейчас предъяву выставим, никаких бабок не
хватит! Как это, Юрка, у вас, юристов, называется? – обратился он к Маланчуку.
- За моральный ущерб, - с готовностью ответил тот и ехидно хихикнул в
адрес Доставалова.
- Что за предъява? По почте, что ли? – разыгрывал простачка Доставалов.
Компания заржала.
- Мотай, дед, отсюда, пока мы добрые, - посоветовал Доставалову другой
подозреваемый и добавил несколько ругательств.
- Вы мне угрожаете? – сделал комически грозный вид полковник. - Да у
меня еще тридцать лет назад первый разряд по боксу был!
- А у меня по шахматам! – отозвался третий, самый толстый в компании
борцов.
- Вас понял, перехожу на прием! – полковник козырнул и
помаршировал к выходу.
- Ну что? – были первые слова Доставалова, когда он остался наедине с
поэтом.
- Они. Те же голоса, те же образные выражения. Тот, который с наглой
рожей, их из машины поторапливал.
- Ну, морды-то у них одинаковые, - отметил Доставалов и от лица службы
объявил поэту благодарность.
Бандиты были взяты по одиночке в ту же ночь и под давлением неопровержимых доказательств, веских улик и тяжелых кулаков Несгибайло сознались, что в свою очередь оказывали давление на бизнесмена Максимчука, а тот, когда увидел паяльник, почему-то умер.
Но история на этом не закончилась. Утром на работу в банк не явился отвечающий за связи с общественностью Маланчук, но его останков в желудках сомов пока не находили. Эпизод с отрубленной рукой неожиданным образом повлиял на чувствительную душу Алексея Вильковича. Он изъял из банка свои активы, купил кафе, в котором работала жена, и стал там шеф-поваром. Меню кафе и по сей день отличается отменным качеством и широким выбором яств, но вы не найдете в нем блюд из рыбы сом.