Я не расист, читатель мой, ну, что же,
Ведь черную кругом родят халтуру!
А я привык к стихам из белой кожи,
Хорошую люблю литературу.
Люблю, когда слова не вкривь и вкось,
Когда их терпят, словно наказание,
А чтобы слово к небу поднялось
Надежным и величественным зданием.
Люблю, когда стихи – поля, поля,
Люблю холмы, всклокоченные словом,
Когда темнеет стих, и вдруг, пыля,
Шумит дождем по голубым просторам.
Люблю стихи с широким кругозором,
Когда они летят себе на юг,
И снежные мотивы дальних вьюг
Их не печалят заунывным хором.
А если в сердце - страх или тоска
И пистолетик дамский у виска,
И от осечки гулкое рыдание…
Что ж, было б мастерство… и сострадание.
Но кто впотьмах бредёт, что им сказать?
Как объяснить тому, кто мыслит туго?
Идти за словом – легкая наука,
Идти - след в след, идти и наблюдать.
Замри цветком, раскрывшимся бутоном.
С лягушками и тиной старый пруд
Не торопись обкладывать бетоном,
Покуда в нём лягушки не умрут…
Поэт писал, мы можем то и то,
И «рожа азиатская» в виденье
К нему пришла. Поэт спросил: «Вы кто?»
И умер, как настало пробужденье.
Увы, сам-друг он заглянул в вино,
Его душа, как воздух, истончала…
Но мы живём, нам всё ещё темно,
И снятся нам враждебные начала.
Как из монгольской древности гремим,
«Враги, враги – их мертвыми положим!» -
Но не пугаем…разве что - смешим,
И голосим воинственно, что - можем!
Мы можем нашей дурости природной
Рукоплескать на площади свободной,
И ненавидеть, если глаз косит,
И человек с акцентом голосит.
Когда смогла к себе переманить,
Поработить нас черная халтура,
Заставила однажды позабыть,
Что белой рождена Литература?!
Так подними же с гордостью в ответ
Наполненные тучей грозовою
Бокалы с золотистою каймою
За ясный твой и темный – если свет,
Пусть ослепят, спалят, как упырей,
Слова любви и дружбы в эту югу,
С бесмертием враждующих людей
Во всю их безобразную округу!
...Наполню белым облаком, смотри,
Внутри его, как в глубине колодца,
Мерцает пламя красное внутри,
Но за стекло лучами не прольется...