По мотивам народной притчи
В темно синем лесу… Где гуляют поганки…
Стоп, это не из этой оперы! Хотя нет! Все-таки это было в лесу. Так вот. В одном волшебном лесу росло волшебное дерево. В этом волшебном дереве было не менее волшебное дупло со всеми удобствами и, наверное, даже с евроремонтом. Но какой там, в действительности был ремонт, мы вряд ли узнаем, потому что в этом волшебном дупле жила волшебная синяя птица, и привычки водить к себе гостей у нее не было. Синей птица была не потому, что замерзшая, а потому что перья у нее были волшебного синего цвета. И деятельность у нее была не менее синей - аж до волшебности. Даже на синей табличке, приколоченной синими гвоздями к дереву, так и было написано: Синяя птица – волшебница. Прием с 10.00 до 17.00.
…Кажется это синее волшебство или волшебная синева меня однажды доконает….
Эта синяя птица была самым мудрым существом во всем лесу и ближайших деревнях. Проводила консультации по сложным проблемам в личной жизни для всех обитателей. И вот, в один из выдавшихся свободным от повседневных забот дней, синяя птица решила прогуляться в одну из деревень с целью рекогносцировки местности. Надо сказать, что птица не делала никаких лишних движений без цели. Кроме этого раза. На это маленькое путешествие ее подвигло некое неясное внутреннее чувство. Некое томление духа, если его так можно назвать, или тонкое предчувствие чего-то необычного. И это предчувствие ее не обмануло. Дело в том, что именно в той деревне, на которую нацелился тот самый внутренний дух, жил петух. Это был необычный петух. То ли очередная шутка всевышнего, то ли упавшая неподалеку от деревни, ступень ракеты, щедро излучающая на местность радиацию, или еще какие неведомые инженерные изобретения, от которых даже папоротник каждое лето вымахивал в два человеческих роста и был похож на субтропические пальмы, а может, и инкарнационная ошибка вкралась в генетический код этого петуха… Как бы там ни было, петух был необычен. Во первых, он был весьма крупен телом и хозяин очень гордился таким ценным приобретением для своего двора. Во вторых, он обладал неукротимым сексуальным пылом и топтал все движущееся, что попадало в поле его зрения. Куры в сарае были весьма довольны таким его генотипом, утки и гусыни удивлены, а остальные животные озлоблены, потому что приходилось постоянно наблюдать за своим кормовым отсеком, куда мог внедриться этот коварный ненасытный петух. Другие петухи, если приключалось им прогуливаться по деревне, обходили территорию этого маньячного петуха за версту. А когда однажды петух нацелился на спикировавшего с небес за цыпленком ястреба…. Рейтинг петуха в тот день вознесся в поднебесную. Мало того, что зазевавшееся дитя было спасено от поедания хищником, так еще и растрепанный ястреб, еле сумев освободиться от назойливого, хотя и незатейливого притязания петуха, навалившегося на него откуда-то сверху, навсегда забыл дорогу в ту деревню.
В эту самую деревню как раз и гуляла синяя птица. Утомленный петух сидел в расслаблении на заборе, поскольку несколько минут назад с боем овладел непокорной гусыней, которая шипела, щипалась и царапалась, как монашка при попытке лишения девственности. Петуховое достоинство попало ей и в шипящий клюв, и в полный испепеляющего гнева глаз, пока, наконец, добралось до точки естественного, так сказать контакта. И вот теперь, умиротворенный петух с прикрытыми веками медитировал на свой пуп, сидя на своем заборе, как вдруг на горизонте появилась синяя птица, дух которой нацеливал ее прямиком на это неугомонное существо. В долю секунды петушиные глаза загорелись азартом, расслаблено висящий набок гребень вновь вздыбился панковским ирокезом, а сознание заполонило ощущение нового опыта. Синяя птица была крупнее всех виденных им пригодных к употреблению птиц и мелких зверей, но тем не менее она была птицей. То есть, своего поля ягодой. Как только все биссектрисы в петушином уме сложились в одну точку, он сделал бросок к неспешно приближающейся волшебнице, рассчитывая своим внезапным появлением ошеломить птичьи мозги гуляющей дамочки и, на волне произведенного впечатления, произвести передачу генофонда методом непосредственного оплодотворения.
Но синяя птица не была бы синей, и не имела бы отдельного офисного помещения в своем лесу, если бы была просто синей. Она, кроме своих чарующих глазок, ловко пристроенных по бокам головы, имела еще и третий глаз, позволяющий оценивать энергетические поля окружающих существ и объектов. Видеть, так сказать, непосредственные ауры. И имелся у нее еще и четвертый глаз – глаз мудрости, связывающий ее с космическими учителями, своеобразными птичьими махатмами, которые и сливали ей необходимую информацию по поводу решения той или иной проблемы. Но, все эти третьи и четвертые глаза со всеми взятыми махатмами никаким образом не спасли бы птицу от петушиного либидо, если бы не каждодневные тренировки по набору психической энергии и управлению силовыми линиями пространства. И когда мускулистое петушиное тело уже почти приготовилось к швартовке с привлекательной синептицевой гузкой, произошло странное. Гузка исчезла из под растопыренных когтей, окружающая действительность с невероятной скоростью крутанулась вокруг всего петухового существа, и тело его с глухим стуком приземлилось спиной на дорогу, взметнув вверх клубы пыли. Горло его издало сипящее-булькающий звук, совершено непостижимым способом угодив в вилку из двух синептицевых пальцев. Крылья его от такого неожиданного поворота событий оказались распластанными вширь, а левый глаз заметил, как со двора во всевозможные дыры в заборе стали просовываться любопытные головы обитателей. Сконфуженный плейбой решил вернуть себе лицо и напружинил ноги, пытаясь разорвать когтями и шпорами эту наглую мадам, необъяснимым образом опозорившую его перед всем честным народом. Синяя птица прочла эту мысль до воплощения в действие и второй лапой проделала внешне нехитрую манипуляцию с мышцами и нервными окончаниями его брюшного пресса. Вес тела ей пришлось перенести на вилку из пальцев на горле, и глаза у петуха покраснели еще сильнее. На этот раз уже не от гнева и азарта атаки. Манипуляция в животе привела к полной парализации обеих лап, которые монументально застыли в воздухе, как будто он шел куда то по небу и просто задумался. Синяя птица развернулась на лапе, сжимающей петушиное горло, и уселась на мгновение сверху, а потом отчертила горизонтальные линии от петушиных глаз строго перпендикулярно его телу, и рывком вспорхнула вверх и в сторону. Петух остался лежать с дебильным выражением лица. Каждый из его глаз смотрел на свою линию, и эти линии магическим образом прижимали его голову к земле сильнее синептицевых пальцев. Линии буквально распинали его мозг по дороге и лишали всякой возможности к движениям. Куры из петушиного гарема, высунувшие свои головы в дыры забора, на это запричитали: – о-ко-ко-ко….. о-ко-ко… Даже недавно оплодотворенная гусыня всплеснула крыльями и прошипела: - Ох Петруччио.… как же такое приключилось с тобой…
Синяя же птица насладившись произведенным эффектом на общество, наклонилась к петуху и мерзко скривив клюв прошептала:
– Ну что щусёнок? Кисло тебе?
Петух вяло шевельнул клювом, но говорить никак не получалось. Полная парализация случилась с его телом, и это состояние не побеждалось и не управлялось.
Синяя птица еще раз оглядела ошеломленных обитателей, быстро стерла обе линии и сделала точечное прикосновение к петушиному животу, возвращая подвижность самураю.
Петух во мгновение ока вскочил на ноги, одновременно бросив свое тело к забору как можно дальше от этой синей волшебной птицы. Не рассчитав собственные силы, с грохотом ударился о забор и выматерился:
– Ведьма бл…ская. Куры подтверждающее закивали головами на утверждение своего повелителя и закудахтали:
– Воистину говорите, Петр Петрович, ведьмаческая сила присутствовала и мы тому непосредственные свидетели.
Удар петушиного тела о забор разбудил мирно дремавшего в своей будке Шарика – сторожевого существа без паспорта. Ему постоянно приходилось ходить по двору с завернутым книзу под живот хвостом, защищаясь от петушиных нападок. С великой неохотой разлепив веко, он вынужден был разлепить и второе, потому что увидел чудную картину. Забор, утыканный безголовыми куриными тушками и одной гусиной. Головы торчали по ту сторону забора, и эта потусторонняя картина требовала разъяснения. Он выволокся из будки целиком и приник левым глазом к личной смотровой щели между досками забора.
– Ёкарный бабай! – раздался его сдавленный возглас, и тело метнулось обратно в будку чтобы скрыться там, притворившись совершенно неживой ветошью. Синюю птицу он узнал.
Одно время Шарика дразнила одна лисиная особь из темного леса, приходившая по ночам воровать цыплят для своего естественного жизнеобеспечения. Лиса никак не представлялась, и ходила на недосягаемом для Шарика расстоянии, ограниченном цепью. Эта недосягаемость очень злила Шарика и радовала лису, безнаказанно уносившую цыпленка-другого из курятника. Истошный лай Шарика часто будил Хозяина, который выходил из дому и метал что либо тяжелое в сторону будки. Аура хозяина сильно отпугивала лесных обитателей, и лиса уходила на безопасное расстояние в лес, потому что на генном уровне знала, что человек много опаснее собачьих клыков, и его вертикальное положение относительно земной поверхности может нанести дистанционные, иногда несовместимые с жизнью, повреждения лисьему телу сопровождаемые громом и молниями. Человек для лисы был гневным и опасным Богом, а Шарик в будке на цепи - обычным лохом для развода. Ну кто, как не лох, может позволить посадить себя на цепь за 10 копеек суточных, без выходных, праздников и зарубежных командировок? Только полный и конченый лох. Вот лиса и измывалась над несчастным Шариком, объясняя буквально в нескольких сантиметрах от вспененной от ярости морды, его лоховскую природу, после того как за спину уже были закинуты удавленные комиссионные. Надо заметить, что в курятнике, с наступлением ночи, боевой пыл Петруччио куда то девался, и лисы он боялся наравне с остальными, но изображал из себя великого йога, впадающего в самадхи одновременно с закатом солнца. А самадхи это такая штука, что в ней ни видеть, ни слышать, ни как либо действовать, нельзя. Соответственно защищать свой гарем и выводок от вражеских нападок становится, ну, никак не возможно. Самадхи - оно и есть самадхи. Что с него возьмешь… Гарем смирился с этой своей беззащитностью и позволял лисе изымать налог на, как она выразилась, потребление общественного кислорода.
Реально защитить птиц от коварной и прожорливой лисы мог Шарик, но ЦЕПЬ! Эта крепкая, с добротно сваренными звеньями, ЦЕПЬ… Цепь не позволяла Шарику исполнить свои обязательства перед двором, и раз за разом вводила в депрессию. Хозяин звериного языка не понимал, и все бы сходило на тормозах, если бы не идеологическое еженощное глумление лисы над собачьим мозгом. Именно тогда до Шарика дошел слух о чудесной волшебнице. Этой самой синей птице, живущей в синем лесу, в синем дереве с синей табличкой, приколоченной синими гвоздями. Шарик проникся верой в то, что она поможет ему с уравновешиванием, расшатанным лисиными проповедями, ума и вернет ему душевную гармонию и радость бытия. Для цели встречи с волшебным Шарик прикинулся умирающим, вывалив максимальное количество языка из пасти и исторгнув некое количество желчи из желудка. Тело при этом он расположил максимально направленным к выходу со двора, будто пытался из последних сил покинуть его, дабы не заразить страшной болезнью остальных обитателей. Когтями он исцарапал ближайшее пространство, чтобы все выглядело убедительнее и хозяин, купившись на эту уловку, снял с него ошейник, в раздумьях где теперь брать нового охранника. Шарик, завершая комедию, хрипя выполз за калитку, и услышав стук закрывающейся в доме двери, вскочил и бросился в лес. К синей птице.
Синяя птица продемонстрировала Шарику свое волшебное мастерство в полную силу, и погрузив в гипноз, ввела его мозг в тета ритм и внушила ему, что отныне он обладает разовым запасом силы льва для реализации одного желания. ТОЛЬКО ОДНОГО! Впрочем у Шарика и было только одно единственное желание насчет той самой лисы. А само трансовое состояние умиротворило его мозг и придало осанке величественное благолепие. Картина возвращения Шарика во двор было воспринята не хуже идущего по воде Христа. Минутой молчания было сопровождено его шествие к своей будке. Даже Петруччо не пришла в голову мысль сотворить непотребное - ибо вид у Шарика был грозен, глаза сверкали осознанием своей царской природы, хвост свернут напряженной баранкой, поступь полностью соответствовала обещанному синей птице львиному ходу. Шерсть его лоснилась и мышцы перекатывались под шкурой. Шарика перло от самого себя, как будто он только что утопил в мешке, ненавидимого всем собачьим племенем, немого Герасима. Он величественно сел возле своей будки и не удостаивал никого своим взглядом. Дух его витал в поднебесном собачьем рае, а тело терпело временное земное пристанище. Вышедшей вечером хозяин даже поначалу отшатнулся от зрелища вернувшегося пса, но потом осмелился подойти, чтобы вновь надеть на питомца ошейник. Шарик изволил позволить надеть на себя ограничитель свободы, и хозяин, в задумчивости вернувшись в хату сказал жене:
– Шарик-то наш никак травку какую-то съел в лесу, вернулся такой, что и подступить то боязно…
– Жена его хихикнула и просветила мужа что в лесу не только травы волшебные растут. Там сплошь все волшебное. И кусты, и ягодки, и грибочки. Некоторые из которых могут быть ОЧЕНЬ волшебными. Так что - удивляться нечему. Природа имеет силу великую.
Шарик же, в своем внутреннем величии и спокойствии, ждал ночь и, естественно, лису. И лиса пришла.
Внутреннее чутье об опасности лису почему-то не предупредило, видимо потому, что опасность здесь была иного рода. Лису не насторожило и отсутствие предупредительного лая, как обычно. Это удивило и только. В голове только мысль шевельнулась:
– Заболел что ли песик?
Песик, однако, сидел перед конурой, как и положено на цепи, и на лису никак не реагировал. Взгляд его был устремлен прямо перед собой, а весь облик выражал вселенское спокойствие и невозмутимость. Для лисы вывести Шарика из этого состояния спокойствия показалось важнее, чем добыть пару привычных уже цыплаков. Она прошлась вперед-назад, поцокала из-за забора, привлекая внимание сторожа. И все это с НУЛЕВЫМ ЭФФЕКТОМ!!! Шарик не реагировал никак. Лису стало это злить, и она активизировалась.
– Эй, лошара… Шарик-лошарик… Тузик, Бобик, Педик…
Лапа Шарика шевельнулась, и это крохотное движение заставило лису отпрыгнуть назад. В этом движении чувствовалась некая сила, и присутствовала реальная угроза. Зрачки лисы расширились до предела, и она обследовала взглядом цепь и ошейник. Шарик был прикреплен надежно и опасности не представлял.
– Эй ты… Конь педальный…
У Шарика из лапы с металлическим звоном выщелкнулся коготь. И на его отполированной поверхности сверкнула искра от света луны. Надо заметить что в эту необычную ночь на небе не было ни единого облачка, и луна полыхала в полную мощь, немного затмевая сверкающие бриллиантами звездные скопления и отдельные звезды-солнца, освещающие и согревающие собственные солнечные системы.
Коготь Шарик выщелкнул для совершенно конкретной цели. Он стал им писать на земле слово на неизвестном языке. В переводе на наш язык это слово означало бы возвращение кармы или кармагеддон.
Расшалившаяся лиса, уже встав на задние лапы и облокотившись на калитку, сделала себе акцент и пыталась оскорбить Шарика стандартным набором:
– Э, Шарык… Я твой мама абал… Я твой папа абал… Я твой жана абал… Я весь твой род абал…
Кого там лиса могла еще абать в своих мысленных упражнениях, узнать не удалось, потому что буквы у Шарика закончились, и он поставил точку в конце хитроумного слова, воткнув коготь вертикально и повернув его по часовой стрелке. Затем он сделал очень глубокий и медленный вдох через обе ноздри, после чего почувствовал в животе огненный шар, и задержал дыхание, позволяя огненной силе растечься по всему телу. А потом…. А потом Шарик сделал бросок. Бросок в сторону обнаглевшей лисы, опьяненной собственным остроумием и ощущением вседозволенности. Если бы между Шариком и лисой не было калитки и цепи, комедия на этом бы и закончилась. Но они ненадолго задержали полет этого огненного собачьего шмеля. Цепь разорвалась во всех звеньях в точках сварки, а калитка была снесена вместе с железными петлями. Одним броском Шарик освободился от всех ограничивающих факторов, и в горле его родился львиный рык. От этого рыка, опрокинутая на спину, лиса из огненно рыжей стала серебряной и рванула с нечеловеческим визгом в лес, понимая что пришел реальный и полный песец. Шарик же, чувствуя в себе ту самую, внушенную синей птицей, львиную силу, рванул с низкого старта, оставив на земле глубокие следы от когтей всех четырех лап. Движения его были четкими, слаженными и мощными. Приземления на землю вызывали глухой, тяжелый стук и мерное содрогание поверхности. Этот стук, распространяющийся по земле, бросал лису из стороны в сторону, по привычке пытающейся запутать следы. За лисой неслась неукротимая и неотвратимая смерть. Лиса это осознала, прочувствовала каждой клеточкой своего существа и взмолилась к своему лисьему богу о спасении души и, желательно, тела. Молитва эта вряд ли была бы услышана кем либо, потому что сопровождалась непрерывным, как сирена, визгом-воем-плачем, но весь смысл молитвы в том, что она молитвится-творится не словами, а бессловесной душой, поэтому и бессмысленны бывают слова. Лисий бог услышал эту молитву и послал наперерез обдолбанного волка, который съел-таки запретного плода с запретного дерева, и глючило того волка по страшному. Надо сказать, что тот плод был не зря запретным, поскольку для волков был ядовит чрезвычайно. Он так и назывался - волчья ягода. Но этот волк был, видимо, белой вороной в своей стае, и проверял все запреты исключительно на собственном опыте. После употребления самого запретного из запретных плодов - этой самой волчьей ягоды, волк поймал бэд трип, и его тело ломало, крутило, а вокруг наступали охотники состоящие из сложных геометрических фигур, окрашенных в фосфоресцирующие многомерные цвета. Эти фигуры перекатывались одна к другой, появлялись из ниоткуда и пропадали в никуда. Пространство вокруг приобрело космические размеры и возникло ощущение общей тревоги.
Этого волка лисий бог и решил принести в жертву кармагеддону в лице Шарика, тем более что волчья печень уже заканчивала свою активную деятельность в результате обширного органического поражения, и жить физическому телу волка оставалось от силы 15-20 минут. Лисий бог в волчьем глюке появился в виде седовласого волка генерального патриарха - основателя волчьего рода от сотворения всего сущего. Брови и борода этого волка-бога развевались космическими протуберанцами, и он произнес громогласным голосом:
– Следуй за мной, брат… Твои поиски вывели тебя на верный путь, и я проведу тебя к основе всего. Прими это испытание со смирением, и все твои усилия будут вознаграждены.
Вокруг волка геометрия стала окончательно разрушаться, превращаясь в ужасающий хаос, а за патриархом оставалась сияющая золотом дорога, которая предлагала хоть какую-то определенность и вселяла надежду на будущее. Волк побежал по ней, и вскоре его лапы стали отрываться от земли, пытаясь следовать проложенной дороге, но тело… Жутко мешало своей тяжестью тело. А дорога уходила неуклонно вверх и вскоре возникла бы невозможность следования по космическому пути, если бы не божественное вмешательство. Откуда-то сбоку в волка врезалась небольшая ревущая огненная комета и рассоединила его с телом. Волк прошептал слова благодарности, и сложив в молитвенное положение лапы, закрыл глаза. И внезапно увидел реальность такой, как она есть. Возник ночной лес, ночное небо, звезды и луна, и о, боже!!! За кустом лежало его собственное тело, которое с остервенением и рычащим хрипением разрывал какой-то бешеный гном. Волк присмотрелся внимательнее и ужаснулся. Его загрызла небольшая, раз в пять меньше размерами, собачонка, которую он принял за комету в своем ягодном глюке. Он решил открыть глаза и продолжить путешествие за патриархом, но ничего не изменилось. Глюк закончился, патриарх исчез вместе с золотой дорогой и мозг волка вспыхнул просветленной мыслью:
– Наебали! Опять! И тела больше нет. Вернуться некуда… Он сообразил, что теперь нужно новое тело и кинулся с максимальной скоростью искать спаривающуюся волчью пару. Парочки таковые в лесу были, но и желающих реинкарнироваться было тоже немерено. Его моментом оттеснили пинками:
– В очередь встань, волчара позорный…
Кто-то из толпы выкрикнул:
– Наркоманам тел не давать…
Волк вздрогнул, как от удара плетью и опустив вниз голову, пошел в сторону. На щеке его появилась слеза, и душу заполонило ощущение безысходности. Свет его души стал тускнеть и уменьшаться. В толпе на крикуна зашикали, да он и сам уже понял что наделал. Пока живешь там - в теле, то ум защищает душу от всяких негативных проявлений, а тут душа обнажена, уязвима и совершенно беззащитна. Крикун вышел из толпы, и догнав гаснущего светового волка, обнял его за плечи и, извиняясь, прошептал:
– Ты это… Ты, брат, прости уж меня… Я ж нечаянно… Я ж не подумавши… Тел-то вон как мало, а нас вон как много. Я это не со зла… Я ж забыл совсем, что тут все напрямую…. Я ж забыл, что это так больно…. Прости уж ты меня … Вставай на мое место… А я эт самое… в конец очереди. Чтоб по-честному все было…
Справедливость восторжествовала, и свет души волка вновь вспыхнул с прежней силой. Надо отметить, что его психоделические опыты наделили свет его души необычайными оттенками, и другие души волков собрались вокруг послушать о том, какие бывают миры после употребления запретных плодов. Волк оказался великолепным рассказчиком, и в вечности время в ожидании нового тела пролетело и для него, и для окружающих, совершенно незаметно. Через положенный промежуток времени в логове зашевелился волчонок с разноцветными шерстинками и первым его возгласом, когда заботливая мать выпустила на волю, был не «ВАУ-У-У» как у всех порядочных волков, а «ЙА-ХУ-У-У», сопровождаемый прыжком вверх в попытке схватить зубами солнце.
Утро для Шарика оказалось трудным. Полная апатия, чудовищная усталость, нежелание жить и ломота во всех суставах, как и предупреждала синяя птица. Ломка длилась трое суток. Львиная сила покидала шарика частями, вызывая конвульсии, рвоту и вспышки агрессии. Трое суток и его хозяин ломал голову над загадочным разрушением цепи, калитки и кровавым следом тянущимся к дому от опушки. За кустами на опушке лежал чудовищно обезображенный труп огромного волка. Все его внутренности были разбросаны по периметру в 20 квадратных метров как если бы внутри волка разорвалась граната Ф1. Сердце же его Шарик принес с собой домой и положил в миску возле будки. Несопоставимость размеров разорванного волка и Шарика долгое время не позволяла хозяину предположить прямое участие дворовой собаки в этой кровавой бойне, но принесенное в качестве боевого трофея волчье сердце упрямо свидетельствовало о героической победе домашнего животного над природной стихией в серой шкуре. Да и опять же тот факт, что Шарик был буквально пропитан с ног до головы волчьей кровью, тоже свидетельствовал в его пользу, наряду с такой титанической усталостью.
Также, только через три дня, седая лиса выбралась из своей норы, более менее справившись со стрессом. Ее дрожащие от психической усталости и физического голода лапки привели ее прямиком к офису синей птицы и, через час, гештальт терапия вернула ее в нормальное состояние, хотя окрас шкуры навечно остался серебряным, делая ее альбиносом и сохраняя память о той злополучной ночи с элементом чудесного спасения.
Как только Шарик узрел это синее чудовище, то поспешил скрыться в своей конуре. С того самого дня с волшебством любого рода ему сталкиваться не хотелось ни за какие коврижки.
Синяя птица сделала маленький шажок навстречу петуху, и тот взлетел на забор и заорал оттуда на гостью из леса:
Это моя земля! Иди нна… отсюда, коза драная…
Петуху надо было возвращать свой авторитет как можно скорее, и это ему удалось. Куры с восхищением смотрели на своего героя, который хоть и был бит, территорию свою отстаивал, и не испугался бы еще раз ринуться в атаку, если бы такая понадобилась. «Ко-ко-ко-кокой мужчина», перешептывались куры, и гусыня им поддакивала, согласно кивая головой на длинной шее, – «га-га-га».
Петух, чувствуя поддержку с тыла, взъерепенился еще больше:
– Вали кулем отцедава, дура страшная, а то вломлю так, что мало не покажецца.
Фраза эта прозвучала неуверенно, и петух в качестве компенсации вытаращил глаза, растопырил в разные стороны крылья, и с хрустом впился когтями в доски забора. Синяя птица тотчас поняла цель визита именно в эту деревню, именно в это место. Петух был необычен, и эту необычность надо было разъяснить:
– Какой-то ты крутой для петуха, – произнесла она, подтверждая его значимость и побуждая раскрыться еще больше для проведения анализа.
Петух крылья сложил на место и горделиво посмотрел на свою паству. Куры внимали своему герою, полуприкрыв веки и покачиваясь из стороны в сторону. Их распирало сексуальное томление, и желание акта совокупления наполняло гузки. Петух был реабилитирован полностью, и мало того, сама синяя птица поставила ему печать крутости в аусвайс.
– Одного только не пойму… – задумчивость никак не отпускала птицу, – что в тебе такое необычное?... Что-то есть, а что - не пойму.
– Ну дак, это просто все объяснить… Когда я пою…. – петух сделал МХАТовскую паузу, – всходит солнце…. По окончании этой фразы он задрал подбородок в небо и, видимо, ожидал когда на его груди появится орден.
Синяя птица раскрыла клюв от такого остроумного ответа, но когда поняла что петух заявил это на полном серьёзе, грохнулась на землю от смеха. Ее плющило, таращило, колбасило. Петух оскорбился:
– Ты чо, нна… Коза, нна… Пшла нна отсюда, нна… Уродина, нна – всем своим видом он изображал стремление спрыгнуть с забора и лично прогнать эту незваную гостью так, чтобы перья летели, но когтями, тем не менее, прочно держался за забор. Потому что….. Да потому что спуск вниз - это парализация - раз, позор - два, подтверждение авторитета синей птицы - три. Так что петух сидел на верху забора и разорялся только в плане распальцовки. Когда дух хохоталова птицу синюю отпустил из своих объятий, и она вытерла слезы из глаз, то вдруг осознала, что так разоряться петух не мог по определению. И на заборе сидит никто иной, как орел. В теле петуха жил реальный орел. Она даже присела на камешек и вслух прошептала:
– Орел…
В мозгу петуха от этого внезапного опознания тоже что-то щелкнуло, и он почувствовал в теле непонятное. В животе возникло необычное, подобное жидкой ртути, тепло, которое стремительно растеклось по всем костям, заполнило пустоты в каждом пере, и петуху стало чрезвычайно тесно в своем собственном теле. Внутреннее ртутное тепло стало вибрировать и, набрав критическую массу, рвануло во все стороны светом. Петух вспыхнул, как фотовспышка, повергнув гарем в состояние священного трепета, и не удержавшись на заборе, рухнул во двор, не заботясь о сохранности тела, тем более что его он перестал ощущать одновременно с потерей возможности видеть что-либо. Все вокруг заполнилось ослепительным светом.
Синяя птица терпеливо сидела, ковыряясь когтем в клюве, и ждала, пока петух освоится с новым состоянием и начнет искать ее, потому что это явление никто кроме нее объяснить все равно бы не смог. И петух вышел:
– Чо это было?
– А ты у своих телок спроси… – синяя птица не упустила момента съязвить, понимая, что петух-орел полностью зависим сейчас только от нее.
– Да чо они могут своими куриными мозгами объяснить, – произнес петух и осекся, пораженный окончательной догадкой о своей истинной природе.
Гарем стоял за его спиной в полном ошеломлении. Глаза кур были выпучены, шеи вытянуты, и весь вид выражал смятение и страх. Явление чудесного преображения великого топтателя потрясло их ум до самых основ.
– Это в двух словах не изложишь, - с достоинством произнесла синяя птица, придется тебя в ученики взять. А то эта энергия тебя порвет, как тузик грелку. Надо будет освоить тантру.
– Это чо-то про еблю что-ль? – петух подумал, что птица, будучи одинокой в своем лесу, решила таким хитрым способом свой быт обустроить.
– И про еблю тоже, – передразнила его синяя птица. – А то ты топчешь своих курей, как деревенщина неотесанная. А так пороться со смыслом будешь. Для высшей цели, так сказать. Для оттачивания острия духа и продвижения по пути к духовному просветлению и реализации в себе божественного. Я тебе популярно объясню про это таинство.
– О-ба-на… – речь Синей птицы размазала петуху-орлу мозг по черепу, и раскрасила представление о будущем в фосфоресцерирующие цвета так, что он без раздумий пошел вслед за направившейся в сторону леса, великой синей гурочкой.
Куры сзади что-то закудахтали, не особенно громко впрочем, поскольку тоже были поражены возвышенной речью синей птицы, но оставаться без генерального осеменителя было как-то….
Синяя птица смилостивилась над ними и добавила напоследок:
– На время изымаю вашу собственность. На вре-мя!
Куры сдулись окончательно. Заседание комиссии по правам животных было закрыто.
Обучения петуху тантре шло из вон рук плохо. Его неукротимое либидо не позволяло птице сделать хоть каких-нибудь указаний по технике и управлению энергией с помощью силы мысли. Петух-орел драл ее во всех возможных и невозможных вариациях без перерыва на обед. И процесс этот ему нравился необычайно. Одновременно с освобождением от семени он облегчал свое состояние энергетического разрывания. Даже весьма крупное петушиное тело никак не хотело упаковывать энергетический контур орла. Орел был значительно больше, и эту разницу петух раз за разом пытался слить в синюю птицу. Сама же птица только успевала расфасовывать ее по эгрегорам, с которыми была на связи. И однажды, в перерывах между не поддающимися счету соитиями терпение ее лопнуло:
– Пошли на бал!
Лесные крылатые обитатели время от времени устраивали светские рауты, на которые, по причине довольно таки скучного существования, собирался практически весь летающий контингент. Вот и синяя птица, которая вообще–то терпеть не могла всякие народные тусовки с посиделками, решила вывести своего партнера, дабы оценить реакцию публики. Реакция оказалась похожа на состояние, когда из гранаты уже вынули чеку, а взрыва все нет и нет. Синюю птицу в обществе не поняли. Мало того, что пришла на бал с каким-то деревенским уродом, так еще и смотрит на всех вызывающе. И ежу понятно, что никто открыто не станет на ведьму наезжать, жизнь всем дорога, но на фиг в приличное общество вводить это наглое животное??? Через некоторое непродолжительное время самые разумные представители пернатых заметили необычность петуха и сообразили, что синяя птица привела его для эксперимента или развлечения. Грачи, филины, коршуны, ястребы, орлы важно проходили мимо и внимательно вглядывались в гостя, пытаясь угадать - что в нем такое необычное… Необычное угадывалось во всем облике петуха, но разгадке никак не поддавалось. После непродолжительного совещания решено было его рассекретить, поскольку птица никак его не представляла, испытывая таким образом интеллектуальный потенциал присутствующих. Птицу поставили перед фактом, остановив парочку и задав прямой вопрос с помощью специально натравленного секьюрити, который должен следить за фэйс-контролем и оценивать дресс-код:
– При всем нашем уважении к Вам, госпожа, – обратился грач к синей птице, привлекая внимание развлекающихся, – у нас здесь закрытая вечеринка, исключительно для лесных жителей. Поэтому мы требуем объяснений насчет жителя деревенского.
– Петух, в силу своей вспыльчивой и весьма агрессивной орлиной природы, хотел немедленно вломить это объяснение грачу в ухо с ноги, но синяя птица незаметно для окружающих сжала его нервное окончание в крыле и погасила боевой дух.
– Это мой спутник и личный телохранитель…
– Вы можете выбирать себе в спутники и телохранители кого угодно, но исключительно из местных, то есть лесных птиц. Так записано у нас в уставе, и все это правило приняли, и вы тоже соглашение подтверждали. Зачем же вы теперь бросаете вызов устоям?
– А вы уверены что это стопроцентный петух? – синяя птица произнесла это с такой своеобразной интонацией, что публика оживилась и собралась поближе в ожидании шоу. И шоу состоялось. Мудрый филин, заявив что это его личное мнение сказал, что петух необычен, но в чем заключается эта необычность никак разгадать не может. Это мнение подтвердили остальные присутствующие и застыли в ожидании объяснений. И петух не выдержал:
– Значит, вы хотите знать в чем моя необычность???
Птицы молчанием выразили согласие с вопросом, как если бы задали его сами.
– Все дело в том, что когда я пою, встает солнце…..
Гробовое молчание взорвалось хохотом. Вечеринка удалась. Красная от стыда синяя птица вытащила петуха на улицу и молча поволокла в дупло.
– Чо они все так ржут?
– Чо они ржут? – взбешенная синяя птица еле сдерживала себя в рамках приличия,– я тебе щас объясню, чо они ржут…
Захлопнув дверь в дупло, она залезла на антресоли и достала оттуда иллюстрированный астрономический атлас и объяснила петуху, как устроен мир. Солнце ниоткуда не встает, а земля вращается вокруг него по гелиоцентрической орбите, что вызывает смену времен года, и собственной оси, что приводит к смене дня и ночи. Эти пояснения навлекли на петуха сон почище гипноза, и он вырубился. Ночью ему приснились кошмары. Гелиоцентрические орбиты, подобно ковбойским лассо пытались его поймать то за шею, то за ноги, отовсюду налетали солнца большие и малые с хищными оскалами и, нагоняя ужас, кричали наперебой 24-х разрядные числовые комбинации угловых скоростей своих вращений. В холодном поту петух проснулся и выскочил прочь из дупла синей птицы. Тем более пришло время поднимать солнце. Вскарабкавшись на высоченный кедр, петух заорал свое знаменитое ку-ка-ре-ку. И солнце взошло, отогнав кошмарные картинки. В этот момент петух понял, что этим сермяжным птицам ничего не объяснишь. Они, не имея экзистенциальных переживаний, верят в свои еретические книжки и от этого страдают. А он – петух, страдать не может в принципе, потому что занят важным и ответственным делом – подъемом солнца и должен исполнять свою миссию, невзирая на насмешки, подколы и прочие выпады неразвитых существ. И надо стать мудрым, как змий и простым с виду, как голубь.
Синяя птица встретила его с упертыми в бока крыльями, в глазах ее светилось недоброе:
– Опять солнце поднимал?
Петух сделал глупое голубиное лицо и ответил замаскировано:
– Да причем здесь я? Ты же вчера все подробно объяснила про орбиту гелий, как там ее. Просто мне хорошо становится там наверху, – он качнул крылом на кедр. Неужели ты запретишь мне получать удовольствие?
Синяя птица смягчилась и кивнула головой внутрь:
– Завтрак вон уже на столе, кушать давай.
Закрывая дверь, петух столкнулся взглядом с мотыльком и прошептал ему:
–Я только что поднял солнце…
Мотылек ахнул от такого заявления и проникся безбрежным уважением к могучему соседу. Он полетел поделиться полученным откровением к своей семье, но, через несколько секунд полета, был с хрустом съеден пролетающей перпендикулярно сойкой. Знание погибло, не успев широко распространиться.
Прошло совсем немного времени, как в лесу состоялся очередной бал-маскарад. Синяя птица начала прихорашиваться, чем вызвала в петухе очередной подъем желания физического и духовного слияния. Птица отбилась и посоветовала ему тоже расчесать перья.
– Да не хочу я к этим придуркам, мне и тут хорошо.
– Есть такое слово - НАДО! – с железными нотками в голосе произнесла синяя птица.
– Кому - надо и зачем - надо? – с ленцой протянул петух.
– Петенька…. Ты жрать любишь? Так вот, тогда собрал свою жопу в кулак и пошел со мной на бал.
– А при чем тут мои гастрономические пристрастия? – гребень у петуха от удивления встопорщился.
– Если мы не будем периодически появляться в обществе и изображать любезность, то общество посчитает нас снобами и клиентура у нас… У меня, то есть, начнет приближаться к нулю. А это напрямую скажется на наших возможностях к вкусному и полезному пропитанию. Теперь ясно?
– Ясно, но заранее предупреждаю, что это путешествие мне не нравится.
– Обещаю, что пробудем там недолго, и прошу пытаться изображать учтивость и на подначки не отвечать.
– А в попку дашь?
– Ты чо, Петруччио, заболел? Мы ж не люди, мы ПТИЦЫ. У нас дырка одна и та же, – птица спохватилась, – с кем поведешься, так тебе и надо…. Стала выражаться как бульварная девка. Как бы на балу не ляпнуть чего такого подобного…
Бал для этой сладкой парочки закончился почти сразу после начала, потому что культурное общество не могло себе отказать в удовольствии наказать деревенщину.
Главный удар нанес тот же филин, лицо у которого было обезображено интеллектом и потому не внушало опасности в плане глумления над петушиной психикой. Он задал с виду безобидный вопрос:
– Я долго размышлял над вашим заявлением…. - филин сделал многозначительную паузу, которую синяя птица мгновенно расшифровала как прицеливание для смертельного удара по петушиному самолюбию. Петух внимательно смотрел филину в его круглые и безобидные глаза, и был готов парировать любой каверзный вопрос, но филин схватил его за живое:
– Вы сказали, что когда поете, то встает солнце?
Петух молчал и продолжал смотреть в филиньи зрачки.
– Я не хочу показаться занудой, но скажите пожалуйста, если солнце уже на небе, то к чему приведет ваше пение?
– Ни к чему не приведет, – спокойно ответил петух и своим ледяным спокойствием погасил начавшие появляться улыбки на мордах присутствующих.
– В таком случае позволю себе еще один, последний вопрос. Если вы не пропоете, по какой либо причине, что произойдет с солнцем?
Петух гордо вскинул гребень, и синяя птица мгновенно поняла, что это конец:
– Если я не пропою… То солнце не встанет!
Петуху никто не возражал, по причине физической невозможности произнесения слов. Всех били корчи истерического смеха.
Багровая от стыда синяя птица выбежала прочь, бросив петуха в обществе ржущих, как кони, птиц. Он был готов драться на смерть, отстаивая свои убеждения, но никто с ним драться не собирался. Он был уничтожен без боя. Пожав плечами, он вышел прочь и разыскал в кустах рыдающую синюю птицу.
– Чо то я ваще ничо не понимаю…. Эти уроды опять ржут, а ты плачешь… В чем дело?
– Ну зачем? Ну зачем? – всхлипывала синяя птица, – Ну зачем ты раскрыл свой клюв?
– Да чо тут такова? Он спросил, я ответил… Только чо они ржут я никак не пойму.
У птицы вдруг совершенно высохли слезы и родился план. Она вновь стала улыбчивой и ласковой, и произнесла, прихватив петуха под крыло:
– Да и хрен с ними, пошли домой, пора и тантре уже обучаться.
Эта мысль петуху чрезвычайно понравилась и тантрическая практика под предводительством синей птицы, вымотала его настолько, что когда он проснулся и вышел на улицу….
Солнце стояло над головой.
Это был крах! Вернувшись, как в тумане в дупло он даже не увидел довольной улыбки синей птицы, которая считала, что уж теперь-то астрономические знания петухом усвоятся раз и навсегда. Петух как слепой тыкался в стены, в мебель, как бы ища что-то, а потом на подгибающихся ногах вышел из дупла и как мешок с картошкой рухнул вниз. Синяя птица выскочила наружу и увидела как петух, шатаясь, идет в сторону деревни, и поняла, что произошло что-то непоправимое. Дух петуха был сломлен настолько, что не только орлом, но даже и обычным петухом он теперь не мог быть. Да впрочем и не хотел. Петух вернулся в деревню и на автопилоте нашел свой двор. Куры его встретили восторженным кудахтаньем, и гусыня попыталась нежно потереться о петуха, но только уронила его набок. И именно в этот момент в окно выглянул, потягиваясь, Хозяин. Взгляд его как назло упал на лежащего петуха.
– Слышь жена…. Петуха надо рубить, а то как бы он не сдох.
– Ты в доме хозяин, ты и распоряжайся, – пригладила мужское самолюбие мудрая жена.
Петух отправился в суп.
Куры сели в круг и обсудив ситуацию, решили отправиться к синей птице, потребовать сатисфакции. Они дождались, когда хозяева после обеда отправились отдыхать, и пошли всем скопом к синей птице.
Она сидела в своем дупле и полировала ногти. Клиентов на послеобеденное время записано не было, да и неизвестно - как на ее репутацию могла повлиять та ситуация с петухом. В дверь раздался глухой стук от брошенного камня. Она осторожно приоткрыла дверь и услышала невообразимый гвалт. Куры хотели ее линчевать. Синяя птица использовала магию для подавления восстания, но магия только чуть ослабила пыл деревенских хохлуш.
– Выходи, синяя сволочь! – прокричала самая пестрая и самая любимая наложница съеденного петуха.
Синяя птица с чувством собственного достоинства медленно вышла из дупла и остановилась на первой ступеньке.
– Чаво надо?
Гусыня вдруг выступила вперед и бросила правду-матку ей в лицо:
– Петруччио убили!
– Жаль! – равнодушно сказала синяя птица, – хороший был мужчина.
– Ах ты стерва с каменным сердцем! – вновь подпрыгнула пеструха.
– Необоснованная претензия, – ответила синяя птица, чувствуя что играет с огнем.
– Что ты, сволочь, с ним сделала?
– Я? – Синяя птица отбросила внутрь дупла пилочку для ногтей, – Я сделала? Я открыла ему глаза, я показала ему правду, а вот он опозорил меня перед всем обществом, ваш Петруччио… – она скопировала интонацию гусыни.
– Что ты с ним сделала?
– Так, давайте без эмоций! Он заявил, что когда он кукарекает, то солнце встает.
– Ну да, он всегда так говорил!
– На самом деле, между его кукареканьем и восходом солнца нет никакой связи. И солнце ниоткуда не восходит, потому что это земля вращается и возникает иллюзия. Это курс пятого класса средней школы. Я ему даже атлас с картинками показывала. Я показала ему правду.
– Ну ты и дура, – хором произнес весь куриный гарем, – а еще синей называешься… Мы эту твою правду и сами знали насчет гелиоцентрической системы. Но когда мы восхищались его крутостью в плане того как от его пения встает солнце, он был так счастлив….. Он так нас потом топтал….. Дура ты набитая…. Кому нужна твоя правда? Такого мужика сгубила….
Куры отправились домой, а на синюю птицу накатила вязкая и тяжелая депрессия. Чтобы справиться с этой тяжелой энергией, она пошла на болото, сделать практику очищения. Из-за рассеянного состояния ума, нога ее соскользнула в трясину посередине перехода, и болото с чавканьем стало засасывать в себя новую жертву. Птица знала много разных правд, и одной из них был 3-х ступенчатый способ вызволения себя из трясин и зыбучих песков. Она провела первую ступень, распластав в стороны крылья, и засасывание прекратилось. Потом вспомнился Петруччио и обездоленный куриный гарем. Птица тяжело вздохнула, осознав непоправимость свершившегося по ее вине, и произнесла вслух, повторяя куриный лозунг:
– Кому нужна твоя правда? Дура!
И перестала бороться с топью.