За дни своего выздоровления Кройкс почувствовал, что его знания, которые слагались из законсервированных в нем знаний деда, Великого Крота, востребованы и здесь, на войне. Как оказалось, еще в большей степени, чем на гражданке. Много боли проникло в его бездонное сердце от многих поверивших в его «уникальные» способности солдат. Однако, самым незабываемым посещением уже начавшего учиться ходить Кройкса, был его разговор с офицером, командиром соседнего полка. Его звали Дымкоff. Он искал отдушины, правды и бесстрашия.
Когда полковник Флэш узнал об истинных намерениях командира Дымкоff;а, прибывшего в часть якобы вручить официальные документы для полковника лично в руки, тот опешил: «Эко дело, чтобы полковник приезжал на разговор с рядовым?»
Когда Кройкс, опирающийся на палочку, вошел в небольшую комнату полковника Флэша, сразу же понял, что этот гость приехал именно к нему. Что бы там ни говорили окружающие.
- Садись, рядовой Кройкс Адам, - полковник Дымкоff усадил того за стол прямо перед собой, явно нервничая, - я тут по делу, вот… задержался, - нервозность его повадок и необычное мигание глаз выдавали гостя с головой.
- Чем я могу помочь? Может быть, вы хотели поговорить со мной? – спросил Кройкс.
- Может, по стаканчику махнем? Я поеду уже только завтра, потому можно. Давай забудем наши звания. Поговорим, как друзья, - предложил полковник с нервными глазами. Кройкс слышал про то, что полковник Дым (как его называли солдаты и офицеры) не разрешал ни офицерам, ни солдатам спать по ночам без сапог. Они спали обутыми, чтобы в любой момент отразить опасность. Если кому-то этот факт казался просто блажью, или экстравагантностью, то для юноши он говорил о страхе. Безграничном страхе офицера.
Возникла некоторая пауза, которую заполнила неизвестно откуда взявшаяся бутылка водки. Полковник собирался что-то сказать, но никак не мог начать разговор. Кройкс сказал первым:
- Я трус с детства. Но в моем сердце - Бог. Я прошу у него помощи и защиты. Только Он может помочь. Я не боюсь потому, что нет ничего другого, кроме Него. Мы все – Его произведения. Мы все связаны друг с другом. И любой противник, это часть меня. Так и я - содержу частичку его. Как же я могу бояться мою собственную часть? При том все мы едины в Боге!
- Выпьем! – еще раз сказал полковник, принимая слова Кройкса, и наливая еще по 150 гр.
- Давайте выпьем, - согласился Кройкс, понимая, что полковнику очень тяжело было приехать сюда. Кройкс уважал такие поступки. Признавать, что у тебя не все так хорошо и гладко, обращаться за помощью, тем более, к подчиненному – это мужской поступок. На него требуется большая решимость и желание исправить ситуацию.
- Ты говоришь, нет другого. Но ведь они все равно страшные. Противник страшен, понимаешь? - сразу же приняв на грудь, выпалил полковник.
- Понимаю. Но есть у нас общее – мы люди. «Нет другого» - все отличия противника – только частности и еще плюс–минус (отсутствие или присутствие) веры.
- Да, наверное, веры мне и не хватает. Я чувствую пустоту, - серые бегающие глаза полковника, наконец, остановились, - но как мне поверить?
- Люди сами к этому приходят. Кто-то осознанно, кто-то нет. Тут нет одного рецепта. Почитайте Библию. Это и от страха очень хорошо помогает, - спокойно и неторопливо сказал Кройкс, перед глазами которого начало плыть пространство.
Мышиные волосы Дыма отливали в свете одинокого фонаря, висящего на стене рядом со столом. После третьего стакана он сказал:
- Это я тогда пристрастился. Когда война была в самом Лютом, лет десять тому назад. Пили без просыха, иначе было не выжить, понимаешь? Не суди, лучше выпей еще… - он искоса посмотрел на пьяненького Кройкса. Тени сомнения вновь подступились к полковнику:
- Но я же убивал людей! На мне людская кровь. Ты понимаешь, что я убийца!? Я грешник, для меня уже все раи закрыты, ты это понимаешь?
Кройкс туманным взором посмотрел на него. Тут ясность ума могла и повредить:
- Признание греха и его искупление – уже половина дела. А я тебе говорю – ты во многом стал жертвой обстоятельств! Ты что же виноват, что тебя вытащили из дома, обманом затянули на эту войну и оставили здесь с ружьем в руке и сотней солдат за тобой посреди чужой земли. Что тебе оставалось делать? Только защищать свою жизнь. Ты поступил, как поступил.
- Круз! Ты ничего не понимаешь! Мне ночью снятся эти мертвые, мною убитые, тянут ко мне руки… Да что там говорить, - он вцепился жилистыми руками в свои и без того взъерошенные волосы.
- Ну, вы же раскаиваетесь? Или нет? – спросил его парень с остекленевшим винным взглядом.
- Ты, безмозглый…, еще спрашиваешь? Да я бы лучше… даже не знаю, лучше бы отнял от своей жизни несколько лет, нежели убивал людей! – высказался офицер.
- Ты, ты, все равно, не виноват. Что там в присяге написано? Ты выполнял свой долг. Пусть те обманщики, которые заставили тебя это делать, поплатятся за все, что ты натворил. Я тебе честно скажу – ненавижу эту мамонскую мафию. Достали уже вусмерть! – Кройкс с грохотом поставил пустой граненый стакан на деревянный рубленый стол.
- Я знал, что ты диссидент, - сверкнув глазами, сказал полковник с появившейся хитрой улыбкой.
- Ладно, оба хороши, - смирился с неизбежностью греха офицер, - Но только ты мне скажи, куда я попаду на том свете? В рай или в ад? – снова наливая в стаканы жгучую жидкость, которою разлили на двоих почти что до дна, сказал он.
- Ну, все зависит от тебя. Как ты будешь свою жизнь проживать, раскаешься или будешь все это продолжать, - спокойно рассудил пьяный рядовой.
- Да, оно точно, как ты говоришь. А где твоя молитва, напишешь мне ее? – заинтересованно проговорил полковник, для которого пол-литра водки была не доза.
- Не моя, а Господня молитва. Сейчас не буду писать, потому как пьян я, - Кройкс с минуту подумал, за ночь все может быть, - Вот, возьми мою, - он вытащил из своей нагрудной гильзы свернутую бумажку: - Держите, товарищ полковник!
- А как же ты? - с удивлением произнес Дымкоff, принимая бесценный подарок.
- Я помню наизусть. Напишу завтра. Сейчас уж нет сил доползти до кровати, - едва проговорил Кройкс, ища руками свою палочку, и, вправду, выглядящий устало,– Товарищ командир, разрешите идти!
- Иди, конечно... Спасибо, друг! – ответил офицер, пребывающий в удивительном состоянии спустившегося на него прощения, - только никому не говори!
- Опять боитесь? – напомнил ему Кройкс. А полковник залихватским движением руки и своей улыбкой вспомнил:
- А-й! Где наша не пропадала. Прав ты, мальчонка, прав! – сделал вывод полковник, дважды герой, один из лучших офицеров Северо-Западного фронта.