Виктория Никольская
НИНКА
Мы не виделись с Ниной двадцать пять лет. Именно столько лет назад после выпускного вечера в школе мы разлетелись, кто куда. Я уехал поступать в институт и вскоре совсем обосновался в городе, изредка наведываясь к родителям в родное село. Встречая ребят, местных или таких же залётных, как и я, ни разу не слышал о Нине. Никто не знал, где она, что с ней стало, да и жива ли она вообще. А тут неожиданно она появилась в нашей школе как раз тогда, когда мы собрались на встречу по случаю юбилея выпуска. Удивила всех… И самое поразительное, что увидел я, – это были её глаза. В них поселились благодать и покой. Как будто и не было никаких трагедий. Серо-голубой бархат её глаз успокаивал и давал надежду. Всех так и подмывало просто постоять рядом или поговорить с ней. Внешняя презентабельность одноклассника – министра поблекла, рафинированная интеллигентность преуспевающего дельца и сусальная позолота торгашей растворились как утренний туман в лучах её теплых и добрых глаз. Она была той доброй феей, которая на этот вечер всех нас объединила и сделала счастливыми.
Неужели это та самая Нинка?
Сразу вспомнился десятый класс. Осенью мы с мальчишками рыскали по лесу в поисках патронов, оружия и прочих трофеев, оставшихся от войны. Это было рискованно, но риск подстёгивал нашу страсть к приключениям, дразнил наши юные сердца, наполняя их ветром странствий. В тот день наш улов был особенно богат: несколько гранат, снарядов и мин, наполовину ржавый автомат, патроны и гильзы от различного стрелкового оружия. Мы с трепетом перебирали свои находки, разложив их на полянке, невдалеке от Улитиной горки. И всё-таки не выдержали, развели костёр и стали взрывать. Что-то завораживающее было в этом: чувстве страха и волнения от хождения по самому острию ножа. Война, закончившаяся почти тридцать лет назад, смотрела на нас своими широко распахнутыми глазами. Запахи боёв, которые гремели в брянских лесах в сороковые, ворвались в нашу беззаботную юность. Лёха распотрошил патрон и вытащил оттуда небольшой полуистлевший листочек. Трепетно, стараясь не порвать найденную реликвию, он развернул и прочитал: Кондрашов В.А., Калужская область, п. Барятино.
- Сань, слышь, он наш, местный, почти земляк. Может кто-то из родных ничего до сих пор о его судьбе не знает. Давайте напишем туда, сообщим.
- Идея стоящая. Только надо бы с Алексей Санычем посоветоваться. Он войну прошёл.
Захватив с собой несколько патронов и автомат, они отправились в сторону села. Трофеи свои зарыли у берёзы. Пусть пока полежат, подождут своего часа.
Они и дождались. Другие пацаны с Воронинки каким-то образом всё откопали и давай в костёр патроны кидать. Те взрывались, оглушая округу отголосками былой войны. Потом им надоело это занятие, они загасили костёр и ушли, закопав патроны и гранаты на пепелище.
Предводилой у них был Ванёк Воронин. Ох и шебутной малый! Где есть возможность похулиганить или напакостить, он там в первых рядах. Вот и тогда замыслил он шутку пошутить, как у нас говаривали, и подбил ребят зарыть найденное под костровищем.
- То-то потеха будет, когда взрывы пойдут.
Случилось, что Нина с подругой как раз на этом месте развела костёр. Девочек оглушил страшный взрыв. Война слёту ворвалась в их судьбу и чуть не убила по прошествии стольких лет. Аню контузило, а вот Нине разорвало ногу. Спасибо лесничему. Он проходил мимо и обнаружил стонущую от боли и истекающую кровью Нину и оглушённую с диким шумом в ушах Аню. Девочек, кое-как уложив на телегу, он довёз до села, а оттуда их на машине доставили в район. Через неделю Аню отпустили, а вот Нинка пробыла в больнице два месяца. Ногу ей ампутировали. Осталась культя чуть выше колена. Мы долго казнили себя за легкомыслие, но от взрослых скрыли, что косвенно повинны в произошедшем. Досталось только воронинским.
Нинка появилась в школе после зимних каникул. Родители не пожалели средств и купили девочке отличный современный протез, но это мало что меняло. По школе ходила тень Нины. Худющая с осунувшимися щеками и с тёмными кругами под глазами, она замкнулась и ни с кем кроме учителей и своей подружки Ани не общалась. Она всю неделю находилась в интернате, а на выходные уезжала в соседние Гуличи, где жили родители. Так и закончила она школу, молчаливая, без единой улыбки на губах, без единой слезинки.
Разве могли мы, совсем ещё желторотые и беспечные, думать о страданиях её сердца? Мы не могли даже предположить, что творится у неё на душе. А Нинка почти каждую ночь просыпалась от страшных воспоминаний и, заливаясь слезами, кусала свои пальцы и приглушённо стонала:
- Зачем мне жить? Ну кому я теперь нужна такая? – и, обращаясь к Господу, продолжала: - Почему ты не забрал меня? На какие муки оставил?
Сцепив зубы и собрав все силы, она взялась за учебу. Надо было видеть, как остервенело до глубокой ночи она учила алгебру и литературу, историю и немецкий. В её глазах надолго поселился страх и чувство отрешенности, характерное для одиноких и изгоев.
Одиночество готово было сожрать все, на что она ещё так надеялась: любовь, счастье, радость и надежду. Обреченность, трагическое существование из-за дурацкого случая и приобретенного уродства, казалось, навсегда обрывали связь с её прежним окружением. Такова жизнь. Жизнь без будущего и надежды на создание семьи, жизнь рядом с вечно пьяным отцом и утонувшей в слезах матерью. Брат и раньше не особенно интересовался её делами, а теперь, чтобы окончательно себя хорошего не расстраивать, он просто избегал её. Довольно тяжелый набор проблем в её шестнадцать лет. Нести его не было сил. Или почти не осталось. Каждый следующий день давался ей изнурительной борьбой за свою гордость, право быть равной, борьбой с вечно подстерегающими слезами и тупой болью в несуществующей ноге, изуродованной взрывом. Она уже почти не верила, что когда-то была другая жизнь. Жизнь полная смеха и счастья. Тогда казалось, что радость будет сопровождать её вечно. Теперь сны о той прошлой жизни были уже чем-то нереальным и далеким. Такие сны заставляли вновь и вновь прокручивать в голове один и тот же вопрос: за что? От этого вопроса сами собой катились по щекам слёзы, и сердце наполнялось бескрайней тоской. Этот вопрос своей бессмысленностью доводил её до безумия. Но утром, стиснув зубы, она снова надевала свежевыглаженную школьную форму и отправлялась доказывать всем, что она выдержит. Всем своим видом она стремилась показать, что все прощены за ту боль, что причинили ей. Что эта боль ничто по сравнению с её желанием жить и добиваться успеха и счастья. Но глаза её не могли скрыть эти страдания, что терзали её неокрепшую, юную душу.
После школы она уехала к каким-то дальним родственникам в Сибирь. И словно исчезла с горизонта. Брат её окончательно слетел с катушек, связался с какими-то пришлыми с Немирич. Они залезли в магазин, стащили водки и продуктов и, вместо того, чтобы залечь на дно, устроили кутёж на несколько дней. Гудели так, что соседи на них пожаловались участковому. И пошло-поехало. В конце концов он сел и надолго. Следом за ним отец, спьяну угодивший в какое-то болото, заросшее багульником, умер, не сумев выбраться. Его нашли спустя неделю. Мать с горя и тоски слегла, хотя не раз бабам твердила, мол, зовёт её Нинка к себе. Квартира у неё большая, муж хороший. Но, видно, не судьба. Болела долго, а потом потихоньку выкарабкалась и пошла на поправку. Мать, как и дочь, молча и не впадая в истерику, справилась со своим горем и продолжала жить. Нина старалась, как могла, её поддержать в письмах, посылала деньги, посылки.
В это лето Нина, наконец, после стольких лет вернулась на родину. Лёшка, директор местной школы, тот, с которым мы лазили по окрестным лесам, рассказал мне о необычной встрече. Нинка, встретив воронинского Ванька, сама заговорила с ним, словно и не было того страшного события, что сделало её инвалидом. Странно было наблюдать эту парочку: Ванька виновато улыбался, теребил кепку в руках и переминался с ноги на ногу, слушая то, что говорила ему Нина. Потом они мило попрощались. А вечером Ванёк, сидя с ребятами у магазина, крепко налегал на водку и жаловался дружкам:
- Опять эта Нинка мне душу всю повыворачивала. Возникла тут и лезет с разговорами… Ну хотя бы в морду дала. Так мне б легче стало…
- Что ей надо?
- Да говорит, что зла не держит. Простила, мол. Счастлива и всё такое.
- Ну и дела. Ты её безногой сделал, а она… Давай за неё. Баба-то какая!
Ванек молча поднял свой стакан и выпил водку вперемешку с пьяными слезами, неизвестно откуда появившимися у него за последние годы.
Я осмелел и пригласил Нину на танец. Помнится, в классе восьмом мне она ужасно нравилась. Она была первой девочкой, о которой я думал по ночам. Всё было при ней: и фигурка с уже вполне различимыми формами, и симпатичная мордашка с непременными веснушками и ямочками на щеках, густые тёмные кудряшки, что спускались чуть ниже плеч и озорно загибались вверх. К тому же отличница и активистка. Только вот меня она не замечала. Ох как я страдал! А потом в класс пришла новенькая – круглощёкая, аппетитная Наташа из соседней восьмилетки, хохотушка и своя в доску. И я напрочь забыл о Нине, каждый день провожая новенькую до её дома. Что греха таить: Наташа не была непреступной крепостью. И первые мои поцелуи и объятья я подарил именно ей, а не Нине. И вот теперь моя первая детская любовь кружила в моих объятьях, не подозревая ни о чём. Она улыбалась, отвечая на мои вопросы и расспрашивая меня о житье-бытье, болтая легко и непринуждённо, но с присущим только ей достоинством. Я к своему удивлению узнал, что Нина кандидат наук и преподает в университете философию, а маленькая строительная фирма мужа, в которой теперь работает и их сын, приносит в семью достаток.
- Дела идут неплохо. Муж меня во всём поддерживает. А я ему помогаю в делах.
Она поведала мне историю своей любви. В глазах её светилось столько счастья. С каждым её словом я чувствовал что моя душа как воск на солнце размягчается и течет неизвестно куда. Ожесточение и нервозность таяли во мне с каждой секундой, мир приобретал другие краски, которых я, к сожалению, раньше и не замечал. Они были всегда эти краски жизни, но я их просто не видел. Мне было хорошо с ней в тот вечер. Я напрочь забыл о похотливых взглядах бывших одноклассниц, о дружеской попойке, которую затеяли мои школьные кореша. Все потеряло смысл. Всё, кроме её слов, её мнения, её совета. Я тогда увидел мир заново, вернее я побывал в другом мире. Мире полном добра.
Прощаясь, я понял лишь одно: человек может сам построить себя, свою жизнь. Можно, «шагая по трупам», добиться положения в обществе и овладеть материальными благами, даже обрести семью с домом и машиной в придачу, но при всём при том, остаться недовольным собой, одиноким и несчастным. Жить дни, недели и годы, не понимая этого. Но когда-то все равно придется упереться как в стену в простой вопрос: что же такое счастье? Красота, богатство и удача здесь вовсе не причём. Главное, чтобы в сердце улеглось смятение, чтобы на смену тревогам и перипетиям бытия пришли покой и умиротворение, равновесие с миром, с самим собой. Главное, чтобы тепло сердца, доброта души не иссякали, согревая всех близких в трудные минуты жизни. И если встретиться такой человек, не проходи мимо, побудь с ним рядом, потому что нет таблеток от боли в душе, никто кроме близких нам людей такие раны не врачует. Просто поговори с таким человеком и его великое добро осветит тебе путь, душа твоя обретёт равновесие и благость, ниспосланную свыше. Обретёт, чтобы наконец узнать что есть дар божий.