Утро было просто замечательное. Ярко светило солнце, вовсю щебетали птицы, набухающие на ветках деревьев почки источали томный аромат.
Сидящий за третьей партой у самого окошка Паша Рыбкин рассеянно смотрел на заурядного серого в полоску котёнка, умывавшегося розовым язычком на скамейке в школьном дворе. Жизнь была прекрасна, в голову лезли разные весенние мысли: о рыбалке, о катании на лодке, о походе в лес, о кострах, о соседской девчонке Машке…
От сладкого предвкушения самых разных мальчишечьих удовольствий Пашу оторвала Елена Геннадьевна, учительница Истории.
-Рыбкин, а какого же ты мнения о татарах?
Не сразу «вернувшийся» в себя Рыбкин некоторое время молча хлопал ресницами, стараясь сфокусировать свой отсутствующий взгляд на «историчке». Вставать было необязательно, поэтому Паша лишь выпрямил спину и серьёзно ответствовал:
-Нормальные ребята. У нас во дворе два брата живут, здорово в футбол играют.
В классе захихикали. Учительница, привыкшая уже к Пашиным проделкам, кротко спросила:
-Ну а насчёт монгол?
О монголах Рыбкин не знал ничего, но не мог же он в этом признаться!
-Эти еще хуже татар.
-Так уж и хуже? – Недоверчиво переспросила учительница, одновременно пытаясь жестами прекратить царящее кругом веселье.
Не замечая всего этого, Рыбкин продолжал выкручиваться:
-Ещё бы! С ними даже татары играть трусят!
Елена Геннадьевна тяжело вздохнула. Совсем молоденькая, недавняя выпускница института, она в глубине души понимала Рыбкина и сочувствовала ему, неисправимому романтику.
Её размышления о том, пристыдить ли Пашу, или оставить в покое, были прерваны скрипом открывающейся двери. Смех в классе смолк так же быстро, как смолкает выключенный телевизор. На пороге стоял директор. Строгий официальный костюм с галстуком и суровое лицо вызывали обычно у окружающих безотчётный страх. Тяжёлая пауза повисла в воздухе, пока, наконец, не выстрелили крышки парт и оторопевшие дети не вскочили на ноги, нестройно приветствуя начальство.
-Садитесь, садитесь, - мрачно сказал директор. У него после вчерашнего вечера сильно болела голова и он болезненно реагировал на любой шум.
-Здравствуйте, Борис Николаевич, - растерялась «историчка».
-В чём причина столь бурной радости? – спросил директор, подёргивая правой щекой.
-Да вот, новую тему проходили, - смущённо объяснила Елена Геннадьевна, - я опрашиваю учеников…
-И что же за тема, такая весёлая, позвольте поинтересоваться?
-Монголо-татарское нашествие… - ответила учительница, стыдясь своей мини-юбки.
Директор тоже заметил её наряд и несколько смягчился:
-Ну что ж, давайте послушаем эту тему вместе. Кто там у вас последний отвечал?
С этими словами директор втиснулся за пустующую первую парту, тоже у окна.
-Рыбкин… - машинально ответила «историчка», не знающая, куда скрыться от пытливого взгляда начальника.
-Так чего же он, с места отвечает? Пусть идёт к доске, чтоб все видели. У вас, я смотрю, и карта висит. Вот пусть и показывает.
На доске действительно висела карта. Старая, грязная, в двух местах прожжённая, она демонстрировала Древнюю Русь, с вонзёнными в неё стрелами иноземных набегов.
Класс замер. Все знали, что будет скандал. На познания Рыбкина никто не надеялся. Сам он, тем временем, грустно подошёл к доске, взял в руки указку и остановился в нерешительности.
-Ну, ну же, - подбадривал его директор. – Что ты стал, как декабрист на расстреле? Твоё место слева от доски, лицом к классу. А вы, Елена… м-м-м… Игнатьевна, встаньте, пожалуйста, вот сюда, поближе, к окошку. Вот так. Теперь всем будет удобно.
Настала тишина. На задней парте кто-то несмело высморкался.
-Ну что же ты, Рыбкин, - загробным голосом спросила учительница, больше всего в эту минуту желающая провалиться сквозь землю, - Отвечай.
Рыбкин лихорадочно соображал.
«Хорошо, хоть тему сказала… нашествие… Надо же было так опростоволоситься… Монголы-футболисты… Надо что-то говорить… Ёлки-палки!...»
Он откашлялся, прочистил горло и начал:
-Так вот. В то самое время (в какое, он, естественно, не знал) нашли на Россию татары и монголы.
В классе было тихо. Всем было не до смеха. Отличница Оля со второй парты среднего ряда показала Рыбкину страшные глаза и громко стукнула себя кулачком по лбу.
-Тихо дети! – «историчка» пыталась прикрыться тюлем, закрывающим, впрочем, лишь верхнюю треть окна.
-Их было очень много, - продолжал бледный Рыбкин, - и они были вооружены самым современным оружием.
-В смысле танками, пушками? – Невинно спросил директор, как-бы рассеянно глядя в соседнее окошко.
-Нет, танков ещё не было. – Серьёзно ответствовал Паша. – У них были сабли, копья, доспехи и эти… как их… вроде тачанок.
-Ну, ну… Что ещё? – Задумчиво спросил директор.
-Ну… ружья там, порох…
-И что они со всем этим делали?
Паша внимательно посмотрел на карту:
-Захватывали города.
-А потом?
Вася Пташкин с третьего ряда приподнялся и выразительным жестом провёл себя пальцем по горлу. Потом для убедительности схватил за шею свою соседку, хорошистку Катю, и провёл пальцем по её горлу тоже. Та немедленно хлопнула его учебником по голове.
-Убивали всех. – Скорбным голосом сообщил Рыбкин.
-Так. Очень хорошо. А зачем же они это всё делали?
Староста класса Мишулин, сидящий рядом с Олей, поднял над головой целлофановый пакет и потряс им. В пакете зазвенела собранная на обеды мелочь. Учительница лишь закатила глаза.
-Грабили бедных людей. – Догадался Рыбкин.
-Ну что ж, покажи нам, докуда дошли твои татары с монголами.
Пашина указка забродила по восточной Европе, поплескалась в Балтийском море и окончательно заблудилась где-то в шведских лесах. Его спасло лишь то, что в данное время директор менее всего интересовался картой.
-Ну что же, Елена… Простите, забыл отчество…
-Геннадьевна. – Отсутствующим голосом отозвалась «историчка». Её лицо и уши горели.
-Да. Так вот, Елена Игнатьевна, ваш Карасиков…
-Рыбкин. – Тем же тоном констатировала учительница.
-Он отвечал неплохо, сдержанно, но толково. Сразу видно, что вы хорошая… преподавательница.
-Спасибо.
Паша изумлённо стоял у доски, разглядывая указку. Класс замер.
-В целом я доволен. – Честно признался директор. – Молодцы. Кстати, у нас сегодня совещание в четыре, не забудьте.
Елена Геннадьевна обречённо кивнула. Внутри у неё всё кипело, она с трудом сдерживала злость. Что за идиотский день!
Директор встал, кивнул классу, мол, сидите, не вставайте и степенно вышел, закрыв за собой дверь. Ученики расслабились. На задней парте облегчённо высморкались.
-Хабибулин! – Взорвалась «историчка». – Сколько раз надо повторять, что это неприлично! Ты меня перед всей школой позоришь! Дождись переменки и сморкайся, сколько угодно! Хоть весь высморкайся!
Хабибулин, не ожидавший такого выпада со стороны обычно тихой и вежливой учительницы, обиженно буркнул в нос:
-Так уже переменка давно!...
-Да! А ты слышал зво…
Слова Елены Геннадьевны потонули в нестерпимо громком звоне в коридоре. Дети, как по команде, сорвались со своих мест и понеслись к выходу из класса, сметая на своём пути всех и вся. В опустевшем помещении остались лишь «историчка» и Рыбкин. Внезапно почувствовавшая страшную усталость учительница опустилась за первую парту, где совсем недавно сидел директор.
-Ну что, Рыбкин, наотвечались мы с тобой… - Тихим голосом сказала она.
Паша Рыбкин не ответил. Он смотрел в окно на котёнка, который, закончив умываться, вальяжно разлёгся на скамейке в школьном дворе.
Котёнок тоже радовался весне.
ВСЁ.
10.10.1997 год