Напряжённо наблюдая за электронными цифрами времени на панели проигрывателя, я понимала, что попросту не успеваю за их стремительным бегом… в будущее. Я смотрела на него сквозь густую пелену гашишного дыма и видела всё последующее грязным, неясным и болезненно мутным. Как?! Ну как можно было так неосторожно пустить себе внутрь столь колоссальную дозу этой заразы под некрасивым, избитым, крайне неблагозвучным названием «любовь», или, как это ещё называют, «одержимость», «страсть», «обсессия». Вдруг это смертельно..?
Я перевела скользящий, уже плохо фокусирующийся взгляд на настенные часы. Стрелки летели так, что кружилась голова. Куда же вы так спешите? Подождите меня, я застряла в своёй холодной, испещрённой нервными окончаниями капсуле нездорового бытия. Тяжело выбраться. Я ведь изо всех сил пытаюсь раздвинуть стенки и хватаюсь за оголённые нервы колючими пальцами. Резкая и внезапная боль пронизывает, словно ток, пущенный через тело безэмоциональными экзекуторами. Это нестерпимо, но я стараюсь, правда. Верьте мне!
Не плакала, не жаловалась… Улыбалась. Страдания нельзя оплакивать, их нужно встречать с дерзкой кривоватой ухмылкой на лице. О них не стоит рассказывать, ну разве что немножко и в шутку, спрятав от чужих глаз снедающую тебя муку за активной жестикуляцией и картинностью представленного рассказа. Тогда все воспримут это, как курьёз, за которым интересно понаблюдать, будут периодически спрашивать о делах в надежде на увлекательное развитие событий. И только те, кто прошёл через всё это болото, сочувственно пожмут руку и никогда больше не спросят.
Закрыв глаза, я увидела, как всё началось. В тебя нельзя было влюбляться ни в коем случае, теперь я это знаю. Ты… Ты так похож на меня. Те же повадки, взгляды, интонации. Нелепо… Мы так конфликтовали в первое время. Ненавидели друг друга, были соперниками, ведь каждый из нас привык смотреть на других сверху вниз, быть лучшим из лучших, загребать жизнь экскаваторным ковшом и стелить всё под себя. Помню, когда впервые наткнулась на твой колкий, обжигающий морозом взгляд поверх очков в стильной оправе, подумала, что неприятней человека ещё не встречала. Это была война… Мы разговаривали сквозь зубы и проходили мимо друг друга по коридору, крепко сжимая кулаки, чтобы не обменяться очередной гадостью. Я вздрагивала от каждого телефонного звонка и краснела от раздражения, выслушивая очередную идиотскую «просьбу».
Потом ситуация изменилась. Мы перестали конкурировать, но не перестали ненавидеть. Ты не выносил меня за молодость, свободу, и беспечность, а я тебя за твои руки… Твои красивые тонкие руки с отвратительным золотым колечком на безымянном пальце правой руки. Мы ненавидели друг друга так сильно, что не могли спать и мучились мыслью «с кем он/она сегодня проводит ночь». Я бесилась от того, что точно знала с кем, а ты сходил с ума от неведения. Нас выводило из себя чужое внимание друг к другу, мы краснели от волнения, когда вместе разбирались в делах, в руках дрожали документы и забывались очевидные вещи. Мы украдкой переглядывались на совещаниях и нервно потирали влажные ладони. Я знала, когда ты обычно приходишь и уходишь, когда обедаешь, ходишь покурить. Ты каким-то необъяснимым образом чувствовал, когда я прохожу мимо твоего кабинета, и периодически мы сталкивались лбами прямо у самого его входа. Я знала, что нужно тормозить, но сама же втопила в пол педаль газа…
Надо ещё! И запить вином… Будет как у Агаты Кристи. Мысли растворятся в сизой дымке дурмана, станет легче, я смогу уснуть. Выворачивало наизнанку от тупой колющей боли внутри, будто туда был вшит танцующий ёж. Я готова была бросаться на стены и сдирать в отчаянии обои. Меня убивала мысль, что ты сейчас в тёплой квартире, ужинаешь с ней, а потом вы ляжете спать, исполните супружеский долг, заснёте. Утром позавтракаете, а вечером встретитесь. И так изо дня в день. Я завидовала ей… Пусть ты её не любишь, зато она может видеть, как ты спишь, выходишь с полотенцем на голове из ванной, взъерошенный и заспанный, шаришь по тумбочке ладонью в поисках очков, как в распахнутом халате чистишь зубы перед зеркалом. О, чёрт возьми! Как быстро прошёл час. Куда же оно всё торопится..?
Когда однажды ты предложил подвезти меня до метро, я согласилась. Дурная… Мы долго целовались в машине, оставляя тонкими цепкими пальцами синяки на коже. Я прокусила тебе губу, и вкус этой крови чуть не лишил меня рассудка и довёл до экстаза. Ты часто и тяжело дышал, сжимая мои плечи ледяными ладонями, и казалось, что сердца, выдающие запредельный стомп, вот-вот остановятся. В тот момент я не чувствовала себя счастливой, потому что понимала: остановиться будет архисложно… А остановиться было необходимо, здравый смысл настойчиво заколотил по лобовому стеклу.
Я вынеслась из салона, как полоумная, задыхаясь от бега, ворвалась в метро и долго сидела на лавочке, уткнув лицо в колени. Шептала белёсыми губами «ненавижу» и пыталась поставить на место кусочки пазла собственного мозга, так неосторожно разбросанными нашими шальными поцелуями, пальцами и сумасшедше блестящими глазами, сжигающими друг друга в костре общественного порицания.
Несколькими днями после ты улучил момент и, закрывшись со мной в кабинете, сказал, что я не смогу с тобой, что мне нужно совсем другое, и что служебные романы чреваты гадостными последствиями. Я смотрела, как ты нервно теребишь галстук и, сквозь навернувшиеся слёзы, заставляла думать себя о квартальном отчёте. Ты заглядывал красными от бессонницы глазами в мои прозрачные, гладил по щеке и, прижимая меня спиной к двери, шептал что-то несвязное на ухо… Всё! Коллапс! Больше я не думала об отчёте.
Потом я шарахалась от тебя, как от чумы. По вечерам напиваясь до беспамятства, я представляла себе, как мы… Нет! Только не надо снова! Я больше не выдержу! Минуты неслись от меня прочь, виляя тощими задницами и мерзко хихикая в лицо, я уже не пыталась их удержать. Зараза внутри разрасталась и, кажется, заполнила уже каждую клетку тела. Где же мой анальгетик? Дайте! Ещё! Ещё!!! Побольше спасительного дыма! Пусть он хотя бы на недолго заглушит боль… Отключите мозг! Я не могу больше думать! О нём! О себе! О нас!!! Хватит! Вырвите у меня ежа из груди! Я так устала…
Моя голова безвольно опрокинулась на спинку кресла, а руки машинально потянулись к ножу, на котором пару минут назад разогревали дурь. Почему мне никто не хочет помочь с ежом? Он наглец… В настоящий момент он отплясывает джигу в паре миллиметров от сердца. Вы… Вы даже не представляете, как это больно! Что ж, придётся самой. Сейчас я его извлеку оттуда. Иди сюда, засранец…
Обе ладони судорожно вцепились в рукоять кухонного ножа, наполовину вошедшего в хрупкую грудь, рот беззвучно открылся, а из уголка заструилась кровь. Капая на красную рубашку, она сливалась с цветом и была совершенно не заметна. Можно быть спокойной… никто не обратит внимания.