***

Это лето, вопреки прогнозам синоптиков, баловало нас солнцем лишь несколько дней. Мы прятали себя под зонты и козырьки дешевых кофеен, дрожащими от холода пальцами пытались раскурить мокрые сигареты и бесконечно смотрели в небо. Оно отражалось у нас где-то в зрачках, отпечатываясь на задней стенке черепной коробки, и мы верили, что так оно и должно было быть.

Внезапно вернувшаяся осень протягивала нам тонкие руки и, ласково улыбаясь, тихо шептала на ухо очаровательные глупости. Мы прижимались к ее груди, чувствуя пряный запах ее кожи и легкую шершавость бесконечных песчинок, запутавшихся в ее волосах. Мы несмело тянулись к ее губам, чувствуя странную робость и смущение от самого себя. А она смеялась, стоя в пол шаге от наших судеб, она вообще понимала слишком многое из того, что томило и душило нас этими солнечными днями.

С наступлением сезона серых дождей город пропах гитарными струнами и дешевым баночным пивом, спрятавшиеся во дворах собаки все еще пахнут перезрелой вишней, а на кончиках наших пальцев, в порыве нежности и холода зарывающихся в волосы, дрожит запах рома и горьких листьев. Городская осень вообще полна ароматов, теней и невоплощенных желаний. Это именно они застывают в воздухе и опадают на еще зеленую траву хрустящей крошкой. Тонкие серые ободки радужек покрываются колючим морозным узором и слово «брат» горит на губах почти забытой горечью.

Мы танцуем на тонких нитях, видя друг друга во сне. Наши грехи румянят нам щеки и поддерживают, не давая оступиться. Наши дороги покрыты двумя видами серебра – один окружает и кружит, осторожно придерживая за талию белоснежной перчаткой, а другой горчит запахом и качается в такт ветру. Мы пахнем серебряной травой даже после дождя, в волосах хранится тепло наших костров на побережьях бетонных городов, а зима терпко целует нас в губы. И в нашу двадцать первую зиму мы все так же ждем наступления часа гончих собак.

Строка бежит за строкой, коньяк и кофе, незнакомые номера и полуулыбки. Считаем дни и боимся дожить до весеннего солнца.