«Каждый настоящий писатель, конечно же, психолог, но сам больной»
В.М.Шукшин
Конечно, каждый может вообразить себя писателем. Каждый.
У нас, в Кащенской психиатрической, их знаете сколько?! В палате по несколько штук!
Только сказывали мне, что особо этой болезнью - графоманией страдают почему-то доктора. То ли жалованье у них никудышное и так подрабатывают, то ли и вправду переживают за больных, по настоящему. Вот и пишут, бедолаги, истории всякие об жизни и несчастной любви….
Тут давеча к нам, в Кащенку, пришёл один психотерапевт, Сидоров.
Тоже говорят - писатель. Раньше он в Белых Столбах писал, но что-то там у него не сложилось, и пришлось ему уйти оттуда.
Главврач наш, Пётр Иванович, поначалу доволен был: «Наконец-то и в нашей больнице настоящий писатель, свой Чехов будет!»
А я тогда ещё подумала:
- хоть я всего навсего санитарка в клистирной, институтов-то не кончала, но ежели бы захотела, то я такое могла бы написать про больных! Может даже лучше, чем этот, новенький.
Да чего путного он и может написать-то? У их, у психотирапевтов, и так все мозги набекрень.
Ну, вот значит. Поработал Сидоров у нас с месяц и уже свой первый рассказ написал про больного из шишнадцатой палаты, которого все Мухомором зовут.
Но написал он этот рассказ под чужой фамилиёй - Чудаков. Рассказ тут же, по приказу Петра Ивановича, напечатали в нашей больничной газете.
Что тут началось! Он-то, психотерапевт, думал, что не узнают автора! Да куда там! На второй день вся Кащенка уже знала кто написал.
Мухомор целый день бегал по палатам и хвастался, что о нём Сидоровский рассказ уже в газете!
В больнице тода сильно обозлились на Сидорова: врачи, что высовывается поперёд всех, и больные – психи обиделись – почему про них не пишут, а только про Мухомора? Чем они хуже?
Я ещё тогда подумала:
- Что ему не хватает? Все кругом люди, как люди, трудящие, скромные. А этот Сидоров, строит из себя Чехова. Тот правда кажись тоже доктором был, только хоть нормальным, а не психотерапевтом.
В общем, с того самого дня, шум и гам по всей больнице! Доктора не работали, больные рвались на приём только к Сидорову и пальцем на него все тычут, вот мол, наш писатель. Под дверями его кабинета очередь психов всегда стояла. А к другим врачам - никого.
Бывало, спрашивает он у больных:
- Ну, на что жалуетесь?
А они все, как один, брешут о своей жизни, о своей неудачной любви.
И каждый старается сбрехать почудней, чтобы писателю понравиться.
Да и он сам уже не мог понять - где тут правда, а где враньё.
Слух о нашем писателе прошёл по всей округе. Да что там - на улице начали подходить к нему и просить этот, как его… автограф.
А как нашему главному надоели эти телефонные звонки из газет, из телевидения! Все хотят встретиться с известным писателем.
Пётр Иванович тогда, помню, совсем растерялся: «И уволить его вроде не за что, и работать с ним невозможно».
Сказывают, даже хотел перевести Сидорова куда-то на повышение, но и там пронюхали, что он писатель и во время отказались.
Врачи с Сидоровым уже как месяц не здоровались.
Похудел он тогда, осунулся – видно тоже переживал. А то!
Однажды вызвал его Пётр Иванович и, ни чего не говоря, показал на какие-то исписанные листы, сваленные на столе в кучу.
Сидоров взял три верхних и узнал свой собственный почерк.
Схватил он со стола все листы, скомкал их и побежал в свой кабинет. Там Сидоров, сказывают, принял - аминазин, и целый день просидел взаперти, схватившись за голову, и никого не пускал к себе.
Оказалось, что этот самый Мухомор из шишнадцатой выкрал свою историю болезни, исписанную Сидоровкой рукой, разорвал её на листочки и начал продавать их по десять рублей за штуку посетителям больницы прямо в вестибюле корпуса.
Мухомора санитары сразу забрали и положили в успокоительную, а Сидоров после рассказы уже не писал, даже под чужой фамилией.
А я вот всё думаю: нАчать писать мне или не нАчать?