Безвременье

Дмитрий Гарань
(Из надстольной книжки с картинками "Паранойя в Шалаше", опубликовано в литературно-художественном журнале «Стрежень» № 2-3, 1996г., г.Абакан)

 
Вы когда-нибудь пробовали левитировать? Наверное, все люди летают или летали когда-то во сне, или в мечтах, но это совсем не то, что наяву. Хотите знать, каким образом этого можно добиться? Теоретически – всё очень просто: нужна сила и отсутствие преград, ведь если вес – сила, с которой тело действует на опору, препятствующую его свободному падению, то «антивесом» можно назвать силу, с которой тело давит на опору, препятствующую его свободному полёту. Такова теория. А на практике...

Вчера неожиданно для себя самого я приобрёл «антивес» семь килограммов и долго пачкал засаленной фуфайкой кухонный потолок. Идиотская ситуация...

* * *

Моя джинсовая куртка скоро придёт в негодность, и другой такой может не быть... Ещё у меня есть кримпленовые клёши и тупоносые доисторические ботинки на высокой платформе. Их я надеваю исключительно по праздникам; к сожалению, праздников в жизни становится всё меньше и меньше...

А вспомните детство, – вот уж, действительно, сладкое и золотое! День рождения? – Праздник! Торт? – обязательно! Кучка сопливых гостей за столом? – несомненно! Радость бьёт ключом. А Новый год?! У-у-у... Это особенный разговор! До сих пор ощущаю ТОТ хвойно-цитрусовый дух... Спасибо моим дорогим родителям за ТЕ впечатления!..

Это ничего, что тебя, вьющегося под ногами и уже успевшего вытаскать половину всех сладостей, отправляют погулять, – праздник никуда от тебя не денется, и ты возьмёшь своё сполна! Подумаешь, помешал новогодним приготовлениям!.. Зато как круто разрисовал ящик с ёлочными украшениями: таких жутких морд свет ещё не видел!..

На улице морозец, ослепляет холодное солнце, дым печных труб стоит столбом и упирается в очень синее небо. Шмыгая носом, ты вдыхаешь колючий воздух, несущий в себе запахи снега, перемешанного с кедровыми опилками и бензиновым выхлопом: соседский дядька распиливает на дрова длиннющее дерево: воет, изредка попукивая, бензопила, и звук её даже через много лет, случайно где-то услышанный, заставляет закрывать глаза и улетать, регрессиируя в возрасте, превращаться  в краснощёкого мальчика на санках в снежной пыли...

А потом будет весна! Раскиснет, скукожится полутораметровый снег и расплывётся, слоями обнажая оживающую растительность; мутные сосульки заплачут и сольются с полноводными лужами, на дне которых замёрзшая  грязь ещё долго будет сопротивляться теплу... Помню, как я, тогда ещё будучи начинающим велосипедистом, на полном ходу влетел в одну из таких луж и плюхнулся в мутную жижу, поскользнувшись велосипедными колёсами... Промок до нитки. Не помогли мне ни резиновые сапоги, ни болоньевая куртёшка. Дома меня переодели и, хныкающего, оставили в покое: я сидел на подоконнике и глазел в окно. Там на бесконечно родной кривой берёзе висела кормушка, и синички теребили пожелтевший кусок сала...
А как я радовался приходу лета!.. Зелень травы и листьев каким-то удивительно неожиданным образом возникала передо мной.  Да и сейчас такое  случается – ждёшь, ждёшь  тепла,  устав от слякоти  и  тяжёлой одежды,  и однажды обнаруживаешь за окном Лето...

А это – моя река! Моя чистая и ещё полноводная река – миллионы лет тягучего покоя незыблемости... Замшелые скалы, уходящие ввысь хвойными пиками и источающие безумство запахов, слитых в единый пьянящий аромат, то расступаются, дав волю воде, то сходятся так близко, что бурлящий поток, вздымая кучу брызг, подбрасывает ревущую лодку и обдаёт холодом людей. За поворотом река успокоится и вслед за тёмной зеленью водяных ям с редкими клочьями желтоватой пены плавно переродится в плёс, кое-где обнажив зализанные водой валуны... Надрывно стонет лодочный мотор, мелькает пёстрое дно, а я, прищурившись от встречного ветра, всматриваюсь, внюхиваюсь и растворяюсь...

А потом будет рыбный сенокос и уха, шум голубовато-зелёного порога, ночь у костра под неестественно ярким Млечным путём, стаи вечноголодных комаров и серое утро, прохладно встречающее туманом. Это – моя река, теперь изрядно обмелевшая и далёкая, но по-прежнему Моя...



1990 год.