Таверна У Гениев

Геннадий Петров
Когда вплотную приблизишься к высокому сводчатому входу в это древнее, немного громоздкое здание, с каменными стенами, заросшими мхом, - остановись. Прежде, чем открыть тяжёлую дверь с массивным чугунным кольцом, по традиции, полагается прикоснуться правой ладонью к дубовому косяку, - там есть глубокая выщерблина. Говорят, этим прикосновением убережёшься от врага, который идёт прямо на тебя. (От тех врагов, которые приближаются со спины, – не убережёт ничто. Только Бог.) Почти целое столетие торчала тут короткая стальная арбалетная стрела, никто не мог её вытащить. Даже местный кузнец Илья, который способен лом в узел завязать. А потом стрела пропала.

В былые времена, говорят старики, разорившийся купец Феофан пришёл свести счёты с тогдашним хозяином таверны, да и промахнулся. А после исчезновения стрелы, долго ходил слух, что повешенный Феофан, мол, спустя годы и годы, простил своего убийцу и кредитора – призрак купца, дескать, пришёл и сам забрал орудие неудавшегося покушения.

Внутри таверны места сравнительно немного, но зал кажется просто необъятным из-за невероятной, как для питейного заведения, высоты потолка. Гигантские, почерневшие от копоти, люстры, с сотней мерцающих свечей каждая, свисают на шестиметровых цепях.
 
Сумеречные тени, бугроватый каменный пол, потемневшие гобелены на стенах, и эта угрюмо-помпезная тяжёлая ореховая мебель, украшенная рельефной резьбой и чертозской мозаикой, на ломбардийский манер. Вон, например, чудовищных размеров шкаф с пилястрами, колоннами, фризами, карнизами, капителями, ножки в виде львиных лап, ручки створок – в форме голов баранов, античные маски, вырезанные на углах…

Между сводчатых узких окон с изумительным витражным стеклом (подлинная мечта Луиса Тиффани), на стене – две скрещенных мадридских рапиры, сделанные чуть не по эскизам Полидоро да Караваджо или даже Пьера Вейрио из Лотарингии. Об этих рапирах многое рассказывают. Впрочем, даже если не верить болтовне беззубых пропойц, их зловещая красота осеняет каждого. Клинки блестят, словно завтра им предстоит пронзать тела, как во времена оны, изящные рукояти покрыты набожными изречениями, а замысловато выкованные эфесы украшены бриллиантовой огранкой.

Кажется, что здесь даже воздух пропитался мифами и легендами. Вон за тем столом, в самом дальнем углу застрелился капитан легендарного «Вершителя Судеб». Десятки лет один из успешнейших торговых кораблей бороздил океаны, перевозил самые богатые сокровищницы, принадлежащие королям, государственным казначействам, европейским монашеским орденам, новоявленным банкирам, - бесстрашный экипаж успешно отбивал нападения пиратов…
 
И вот, однажды на судне вспыхнул бунт. Какая-то запутанная история с аргентинским золотом, которое было тогда главным грузом «Вершителя». Капитан достойно выступил против бунтовщиков, они струсили. Но когда главного зачинщика взяли под стражу, завязалась драка… Кто-то выстрелил.
 
Можно ли забыть белое элегантное платье, на котором стремительно расплывается алое пятно?! Можно ли забыть ещё по-детски припухлые губки, обагрённые кровью?!. И огромные, огромные синие глаза, изумлённо распахнутые.

Пуля случайно попала в грудь дочери сопроводителя груза, которая воспользовалась случаем через торговый маршрут, наконец-то, приехать к своему жениху в Малайзию.

Капитан целый день в таверне пил ром, бутылку за бутылкою, вон там, за столом, встречая каждого желающего подсесть таким мрачным, тяжёлым, почти невидящим взглядом, что все опрометчиво подошедшие к нему предпочли простоять почти весь вечер у стойки. Ровно в одиннадцать часов он пустил себе пулю в висок.

А вот здесь пережил свой первый миг подлинной славы аравийский карла Эвр, который много лет смешил народ в наскоро натянутых дырявых шапито, и вот, наконец, получил заслуженный венец (бурные овации посетителей таверны «У Гениев») за своё искусство – пить вино носом и выпускать его потом капельками через внутренние уголки глаз. Ох, и шуму было!..

(Осторожнее, милая, здесь очень и очень неровный пол, берегите Ваши ангельские ножки.)

Овация длилась почти целый час, карлика поили до упаду, а потом торжественно вынесли на улицу на руках и трижды обнесли вокруг харчевни.

Что с ним было дальше? Может быть, он сказочно разбогател и заботился только о том, сколько белокурых молодиц наполняют его непомерную постель, в которой он копошится морщинистым, напомаженным ребёнком?
 
Или, может, он просто протрезвился и отправился дальше мытарствовать со своим убогим цирком, смешить крикливый, злобно-весёлый плебс кровавыми слезами святых?
 
Или ушёл в монастырь отмаливать своё богохульство?
Или тихо спился?..
Или гордо ушёл в никуда, отшвырнув шутовской колпак?..

Когда выходишь на середину зала, он кажется ещё более обширным. То ли иллюзия, вызванная причудливым устройством стен, то ли глаза привыкают к сумеречной атмосфере. Однако, нам здесь рады! Вон милый, пригожий, любезный мулат лет 17-ти, в майке-сеточке, обладатель неописуемо прекрасного тела (впрочем, безо всякой гомосексуальной повадочки, - такой даст под зад каблуком любому возмутителю спокойствия), весь изготовился немедля подать гостям напитки и снедь. Глаза его блестят. Он таки любит, когда в таверну заходит красивая женщина.
 
Но если уж настолько красивая, что… Он передаёт свой пост сестре, темнокожей молодке с глазами серны, а сам уходит неведома куда, понурив атлетические плечи… Хозяин понимает его. Тоже непростая история. (Не расстраивайтесь, Мари, и не смотрите ему вслед понимающим взором, ведь с вами я.)

Кстати, вот за этим столом, у просторного, хотя и несколько ассиметричного окна, известнейший гангстер Михо Зуб, кровожадный убийца, циник до мозга костей, верзила, от которого мурашки шли по коже даже у бывалых наёмников, признался в любви первейшей красавице города. Которая уже через полгода после свадьбы осталась вдовой с маленьким сыном.
 
Где этот сын сейчас? Может, это – один из правителей, влияющих на судьбы всей земли? (Клад Зуба – одна из удивительнейших легенд города.) Может быть, он какой-нибудь тёмный масон?..
 
Или просто пропойца, убивший свою мать за спрятанную в похмельное утро бутылку? А может быть, сын Михо стал ещё более хитрым и успешным бандитом – и не более? (Хотя, - и не менее.)

Или же он подался в сельские учителя, дабы праведным трудом и заботой о детях наших искупить злодеяния никогда им неувиденного отца?

Стены здесь, хоть и очень холодны (если сразу по приходе разумно не занять место у исполинского очага), но – приковывают взгляд… Недалеко от входа висит надколотый щит одного из самых страшных мучителей пращуров местного населения – варвара Оунга-Свирепейшего. (Музеи плачут по этому раритету, но – ему место здесь.) Не будем говорить о целых частоколах палок с нанизанными на них головами, - истязатель давным-давно убит (кстати, - своими полководцами интриганами), а трофей – вот он. Как жирно блестит медь! Хозяева таверны не жалеют сил на уход…
 
А вон там, видите!.. Каменное возвышение, как бы эстрадка – слева от обширной стойки. Пела здесь когда-то удивительной красоты женщина, Роза звали её. Всё пьяное содержимое таверны «У Гениев» замолкало, когда приходил черёд ей демонстрировать свой, впрочем, бессменный репертуар. Она пела удивительно! Последние алкаши и бродяги, бездушные грабители, наглое припортовое отребье, гнусные кощунники, воры заливались слезами, как младенцы. Позже, - Роза давно уехала отсюда, - выяснилось, что она стала настоящей звездой. Вышла замуж за очень богатого и не очень старого аристократа (которого родня чуть ли не прокляла за это), и продолжала услаждать слух – теперь уже более вымытых ушей – ангельским пением.

А вот здесь, - спустя чуть ли ни век, - молодой сын местного мэра, любивший подчеркнуть свой демократизм, танцевал, демонстрируя заокеанские познания в моде, и… Поскользнулся на банальной банановой кожуре. Падая, он непроизвольно ухватился за тонкую шёлковую блузку своей партнёрши – и сорвал её… Девушка была дочерью местного состоятельного фермера. Трое его сыновей, детины ещё те, хотели тут же, во дворе харчевни линчевать великосветского негодяя, но им не позволили. Ведь братьев могли расстрелять на следующее утро. Сам отец удерживал их от мести за поруганную, - пусть и невольно, - честь прекрасной сестрёнки.

А, перепугавшийся не на шутку, мэрский сынок, улепётывая, умудрился ещё и сплясать короткий, но неповторимый и совершенно экзотический танец (тут уже и Америка бы позавидовала) на ступенях перед дверью, - его скользкие светские штиблеты были не совсем подходящей обувью для отполированного временем камня.

Вот вход в соседний зал, более, так сказать, элитный. Здесь в дверях столкнулись как-то поздним вечером, когда веселуха шла на полную, два политических оппонента, Симон из Овражеских и Владимир Лихой. Словно, ангел какой (или бес, может быть) долго разводил их, ибо грозились оба заочно, встречи искали, народ баламутили. И вот, поди ж ты. В кабаке, вдруг, лицом к лицу… В дверях, словно в комедии…

Симон оказался на мгновение ловчее, но это не спасло его. Они пронзили сердца друг друга арабскими ножами (террористических вкус у них был общий). Поговаривают, не в политических взглядах дело. Девушка. Некоторые даже имя её называют. Но – шёпотом.

Где вы гении?.. Гении авантюризма и вкуса к жизни, гении преступлений и мытарств, гении болезненного отчаяния и бесконечной любви?

Гении страдания и наслаждения… Гении нестерпимой, животной, огненной боли, - и сладкой агонии уставшего жить, с пулей в груди…
 
Гении изысканного сладострастия, - и мимолётного удовольствия, которое забывается со следующей портовой шлюхой.
 
Где вы, мужланы, готовые устроить погром из-за неизреченной тоски в сердце, непостижимой для вас?.. Где вы аристократы, впавшие в это грязное месиво от усталости искать понимания того, что понять невозможно, ищущие благодатного удара по благородному лицу… А паче – навсегда освобождающего удара ножом в спину.

О! Вот, собственно, и стойка, проще говоря, - некий окоп, блиндаж, в котором засели те, кто обслуживает привередливых, шумных и очень непредсказуемых посетителей. Когда-то вот из-под этого прилавка улизнул, можно сказать, из самых рук полицейских громил цыган по прозвищу Серьга. Он поспорил с кокаиновой принцессой, что украдёт у губернатора самую породистую лошадь. И украл-таки. (Секрет неизвестен.) Но не отпустил её потом, как было уговорено, а умчался на ней на Север. Очень полюбилась ему эта строптивая гнедая лошадка, которая опережала ветер и своим гордым, высоким, распевчатым ржанием могла привести в экстаз утончённого музыканта.
 
(Присаживайтесь тут, Мари, напитки сейчас принесут. Вы не озябли? Я специально выбрал место поближе к огню.)

Наёмные убийцы, небось, до сих пор гоняются за ним, если он ещё не умер от старости, лиходей.

А вот здесь, где отбрасывает циклопическую тень угол огромной печи, была предотвращена ужасная трагедия. В ту зимнюю, метелистую ночь народу в таверну набилось много. Была и группа солдат, которые возвращались в свою часть и зашли перекусить и согреться. Дверь распахнулась…
 
Вместе с комьями снега в натопленный зал влетела задыхающаяся женщина с малолетними сыном и дочкой. Мать убегала от спятившего мужа. Он в белой горячке пытался зарубить всю семью топором. Несчастный неудачник и запутавшийся в себе человек!
 
Почти сразу же ворвался сюда за беглецами и безумец. Солдаты не убили его, хотя могли, - береги, милостивый Иисусе Христе наших солдат! – они, по приказу молодого усатого лейтенанта обезоружили его, связали да и доставили по утру в лечебницу при монастыре.
Теперь он – милый слабоумный старичок, ничего не помнящий и, наверное, очень счастливый.
А где они, те дети, сейчас? Какая судьба постигла их вместе с матерью, после того, как они уехали за океан?..
 
Может, завтра они войдут сюда? Высокий красивый молодой человек и очаровательная молодая женщина...

И что-нибудь снова произойдет. Что-то прекрасное или чудовищное, что-то странное, болезненно-непонятное или – умудряющее нас. Ведь здесь всегда что-нибудь происходит…

Не правда ли, моя таинственная спутница?..