Я держу его горячие ладошки в своих, он перехватывает пальцы и удерживает мои руки. В его лице посленаркозный бред. Зеленые глаза словно мерцающий свет лампы в нежилом помещении, хаотично выжимают из себя усилие хоть что-то увидеть. Ему больно, он стонет. Потом боль отпускает и он улыбается. Улыбается тому, что видел, уходя в наркотическое забытье. Улыбается тому, что прошлое видение соответствует тому, что он видит сейчас. Я крепко держу ладошки, не глажу ни по голове, ни по щеке. Хотя очень хочется. Прижать это недолюбленное тельце к себе, и выпустить из себя горячую частичку тока – энергии, способной зарядить ребенка на выздоровление. Но мне кажется, ему больно любое прикосновение. Его пожилая мать сидит рядом. Грузная, измотанная жизнью, она приехала с другого конца города на автобусе, поддерживая свой больной позвоночник тростью. Последний раз она видела десятилетнего сына, когда его увозили в больницу. Давно. Это было давно.
Вот уже как несколько лет этот мальчик стал сыном лор-отделения. Впрочем, говорят, что с ролью вторых родителей исправно справляется «инфекционка». Почему мальчик завсегдатай больниц? Сколько их таких, о которых постоянно "временно" заботятся чужие люди?
Я познакомилась с ним, когда привозила свою маму к врачу. Сидя у кабинета, рассматривала проходящие мимо забинтованные уши, пропитанные кровью объемные повязки на носах, черные круги вместо глаз после операций. Обладатели всевозможных лор-проблем прогуливались передо мной по длинному коридору отделения, прижимая руки к больным горлам, придерживая ватки к вымученным попам, тренируя конечности под тяжестью домашнего провианта. Что ни говори, а в больнице, несмотря на трех разовое питание хреново.
«Мамочка, я по тебе скучаю!» - услышала я. «Очень скучаю. Приезжай». Через несколько минут, когда я развлекала себя болтовней по телефону с кем-то из подруг, ко мне подошел мальчик, сел рядом и положил свою голову мне на плечо. Я тут же прекратила разговор. «Как тебя зовут?» «Федор».
У Федора кроме мамы никого нет. И я только позже узнаю, что и она не в силах быть той мамой, о которых мечтают все мальчики и девочки. У Федора ДЦП, не сильное, нет. Почти не заметно. А еще он очень умный и ласковый мальчик. Таких особенно жалко. Я пообещала, во что бы то ни стало придти к нему снова. К нему лично.
И вот теперь я сижу у его кроватки и держу его ладошки. Мои слезы текут внутрь меня. От безысходности. Я знаю, что вряд ли хоть что-то изменю в его жизни. Он также попеременно будет жить то в лор, то в инфекционном отделении с банальными пищевыми отравлениями.
А завтра я буду думать о нем и плакать. И запрещать себе приезжать к нему. Потому что нельзя. Потому что не смогу делать это всю жизнь. Потому что не смогу стать за него в ответе. Так стоит ли приручать…