…Но вот и рынок. Торговый люд уже распаковался и занял места согласно штатному расписанию. Как они любят по утрам расправлять свои тентовые крыши на железных каркасах, кутаясь от ветра и любой непогоды, как заботливо выгружают из сумок незамысловатый товар и как ценят это постоянство торгового дня! Это всегда его удивляло. На рынок становились самые отчаянные люди, переживающие иногда самые тяжелые дни в своей жизни - он знал, он чувствовал это - но встретить здесь унылое лицо, сгорбленную или сутулую фигуру было невозможно. Они всегда охотно делились новостями жизни друг с другом и даже о самых печальных вещах рассуждали с неподдельным пионерским задором.
Здание рынка давно уже не вмещало всех желающих продавать товар, и большая часть его находилась под открытым небом. Лотки были расставлены полукругами в несколько рядов. В любую погоду, будь то снег или дождь, ветер или жара, торговки неизменно занимали свои места. С каждым годом товару прибывало, и одновременно больше становилось гордости у продавцов: им есть что предложить покупателю, есть чем его удивить! Вот детские игрушки: заводные, электронные, вот огромный, в два обхвата, плюшевый мишка напротив такого же огромного гипсового бульдога – неужели и такой найдет своего покупателя? А вот в большой, спереди прозрачной упаковке заморская кукла Барби в красном платье, вот обувь на модных каблуках: тупорылые ботинки мы теперь не носим, нет, мы не лапотники, сейчас модно с загнутым вверх носком, как у маленького Мука из волшебной сказки…
Любил Алексей пройтись и по продовольственным рядам. Вот рыба, есть даже живая ещё: щуки, лещи и подлещики бьют хвостами и, беззвучно разевая рты, просят: «купи меня!», а покупатель смотрит на рыбу заморскую, выловленную со дна морского, мороженную в камерах заграничных, побывавшую в разных портах и странах: просто потому, что она дешевле. Вот еще времени парадокс тоже!
Волшебная скатерть-самобранка разворачивалась от месяца к месяцу все шире и шире, заманивая к себе и поддразнивая доверчивых обывателей. Именно с ее приходом отношение к простым потребителям изменилось. Теперь они вовсе не чревоугодники или мещане, как их назвали бы всего пару десятилетий назад, а своего рода двигатели экономического прогресса. Даже живущая на крохотную пенсию и передвигающаяся только с палочкой бабушка стала винтиком рыночного механизма, ведь от ее выбора тоже теперь зависит успех того или иного товара. Чтобы склонить ее на свою сторону, торговка должна поговорить с бабушкой, справиться о ее здоровье, выслушать жалобы на боли в печенке и посоветовать кусочек недорогого, не пересоленного, не жесткого и не тяжелого для желудка… копченого сала или вяленой пикши. Старушка будет долго выбирать и принюхиваться, будет старательно отсчитывать мелочь, чтобы без сдачи вышло – этим она окажет взаимную услугу продавцу.
- Слушай, ну дай мне пару тыблок!
Этот мужчина в грязных штанах и не заправленной рубахе, с широченным, как у грабель, захватом ручищ и грубым басистым голосом ведет себя не по правилам. Он заглядывает к товарке со спины и по его непричесанным проплешинам и нахальным глазам сразу можно понять, что это отпетый пропойца и грубиян. У таких денег нет и не бывает, но вкусностей им тоже хочется, и они бесстыдно промышляют на рынке элементарным попрошайничеством.
- Да подавись ты – и чтобы больше я тебя здесь не видела!
Торговка пихает мужику яблоко и грубо выталкивает его из палатки. Правильно, с такими типами надо разговаривать жестко, иначе они еще придут. А может, это ее грузчик: помог разгрузиться, взял денег на бутылку, а на закусь яблоко попросил.
Впрочем, вряд ли бабушка, выскребающая перед очередной пенсией последние копейки из кошелька с железными скрещенными ушками, осознавала наполеоновское значение своих похождений на рынок. Для большинства покупателей постепенные изменения проходили незаметно, они лишь фиксировали глазами неизменное повышение цен и старались брать только самое необходимое, воспринимая плюшевых лебедей как дорогих гостей – почет им и уважение, а наш доход маленький, так нам бы корюшки, да хлеба с хрустящей корочкой.
Те же, у кого кошелек позволял брать все без разбора, не вызывали симпатий у Алексея. «Мне вон той красненькой рыбушечки и сырочку с плесенью – он свежий? - кусочек. А еще мармеладику маленько и чуть-чуть похвалочки. А еще, пожалуй, вон тех вафелек в шоколаде». Если такая покупательница попадалась, то он уходил в сторону: ну зачем так унижаться перед товаром, который ты покупаешь, чтобы просто утолить голод? У богато одетых посетителей рынка при выборе продуктов почему-то преобладала именно уменьшительно-ласкательная суффиксация. Не хлеба, а хлебушка просили они у продавца. Не масла, а маслица, не сельди, а, конечно же, селедочки жаждало их ненасытное брюшко. По ватрушечкам и конфеткам изголодалось растущее кругленьким пузико. Копчененькой колбаски и мяска хочет ворчливый животик. Впрочем, в основном такие и приходили на рынок, неприхотливые и безденежные сидели дома.
Пройдя с опущенными глазами по импозантным рядам, буфера которых были наполнены всякой всячиной, где пища для людей часто соседствовала с кормом для домашних животных, а к свежим яйцам и хлебу тут же предлагалась туалетная бумага, Алексей выбрал себе пустой ларек, и смело встал за прилавок. До этого не обращавшие на него особого внимания женщины почему-то стали поглядывать в его сторону настороженно, а потом одна из соседок подошла:
- Парень, это место занято, хозяин скоро придет. Хочешь торговать – иди к директору рынка. Он, скорее всего, возле шашлычной – ищи его там.
- Да мне только одну пару обуви, - с надеждой буркнул Алексей. – Я раньше и так торговал, без формальностей.
- Это раньше, сейчас строже стало. Скоро вообще все с кассовыми аппаратами стоять будем. Тебе надо спросить разрешения у хозяина, если не хочешь неприятностей. Ты же знаешь – тут свои порядки, не лезь в чужой монастырь со своим уставом!
Пришлось идти к шашлычной. Все нутро его сопротивлялось. Не то, чтобы он не любил торговать, не то, чтобы стеснялся, и не то, чтобы не умел. Наоборот, иногда ему казалось, что все получается. Когда он подрабатывал продавцом однажды, ему было приятно поболтать с клиентами, они же люди, понаблюдать за их реакцией, поведением, и, обычное дело, ему удавалось добиться их симпатий - несмотря на придирчивый взгляд или скупость кошельки открывались! И все же сегодняшний выход на рынок — это поражение. Как будто тебе забили гол в правый угол ворот, а ты беспомощно и смешно валяешься в левом. Везение было явно не для сегодняшнего дня, так подсказывало ему предчувствие.
- Что надо? – грубо встретил его пузан в кожаной куртке, устремив в его сторону свою огромную волосатую клешню. До этого он громко разговаривал на непонятном языке со своими товарищами – тоже страшно откормленными, с такими же толстыми пальцами и свисающими подбородками.
- Мне надо продать это, - Алексей кивнул на коробку под мышкой.
- А что там, бомба? – смешной акцент придавал ситуации максимум нелепости и комизма. На лицах южан появились ухмылки, а тип в вязаной черной шапочке, облекающей голову по самые уши, услужливо захохотал.
- Нет, это обувь, кроссовки.
- Одна пара, что ли?
- Да, одна.
- Ну, ты бизнесмен! Сколько стоять будешь – день, два, три?
Последние слова заглушил дружный хохот. Директор рынка любил пошутить, и успех его шуток всегда был в неуловимо смешливой интонации. Это был его стиль поведения – говорить, ругаться и пререкаться так, как будто ты немного шутишь. Алексей не раз уже наблюдал, как он походя, но неизменно язвительно высмеивал торговок, они многократно становились жертвами его необузданного и грубого юмора с неизменно пошловатыми намеками. «Мы с Любой в хороших отношениях: она мне дает и я ей даю», - что это, милая шутка или подчеркнутое право издеваться? Было даже непонятно, что он больше любит, поддеть кого-то или навешать штрафов. Директор немилосердно штрафовал всех постояльцев рынка за малейшие провинности, и было непонятно, когда он при этом шутит, а когда говорит всерьез. Но одно дело наблюдать, а другое, когда ты стал предметом насмешек, и тебя словно проверяют на выдержанность.
Лишь однажды, зайдя в закусочную недалеко от базара, Алексей увидел одиноко сидящего и напившегося уже директора рынка грустным. «Ни денег у меня не собралось, ни совести не осталось», - мрачно продекламировал он в выпитую стопку, но окружавшие восприняли это за очередную балагурскую шутку хорошо известной в городе личности. Родственникам директора не было числа, это знали все, но слабо верилось, что они способны его разорить, размеры его доходов были фантастические.
- Да ладно, шеф, пусть продаст малец обувку – шашлык купит, покушает, - вякнула черная шапочка.
- Покушать не хватит, боюсь, за место ведь еще заплатить надо. Ладно – иди торгуй. Третий ряд в конце справа. Строго в этом месте и строго по расписанию. Не продашь до полудня – за место все равно платить будешь, ясно?
- Шеф, третий ряд справа, это ведь где лифчики? – хихикнул кто-то из приспешников.
- Вот там пусть и стоит. Самое место. Народу много, проходимость хорошая – а что еще надо для успешной торговли?
Алексей сплюнул обиду и двинулся к указанному месту, но, пройдя пару шагов, вернулся и протянул хозяину рынка последнюю бумажную купюру, которая у него была:
- До двенадцати меньше часа, продать явно не успею, - коротко комментировал он.
- За сдачей завтра заходи, дорогой, - весело буркнул ему вслед директор. Купюра в момент исчезла в кармане его куртки.
В конце третьего ряда, действительно, стоял лоток, где закутанная в платки и оттого полноватая молодушка беззастенчиво развесила на бечевках белые и цветные лифчики разных размеров, легкомысленные трусики, комбинации, чулки в крикливых обертках и прочие предметы нижнего белья для почтенных дам и юных кокеток. Женские причиндалы всевозможных цветов и размеров были представлены у нее поистине в энциклопедическом ассортименте. Ветер шаловливо вертел чашками корсетов, раздувал паруса трусов на резинках для матрон пожилого возраста и струился сквозь просвечивающее белье для девиц шаловливого поведения, желающих дразнить и соблазнять своих поклонников до бесконечности.
Разбиравшая эту пеструю тряпичную мишуру девушка весело посмотрела на Алексея и деловито предложила:
- Покупайте, молодой человек, первому покупателю скидка! К тому же если мужчина, то это примета хорошая.
- Да я не покупать, а продавать пришел. Мне с тобой стоять сказали.
- Ах так, ну становись. Много у тебя будет и чего?
Алексей молча плюхнул на прилавок коробку и стал деловито распаковывать драгоценное содержимое.
- Да там у тебя самогонный аппарат какой-то! – прыснула соседка.
- Почище того будет, - парировал Алексей.
- Покажи хоть, с какой стороны он заводится.
- Что ты понимаешь! Эти кроссовки – новая разработка, самое последнее слово в отечественной обувной промышленности. Мало кто знает, но они - единственное материальное воплощение самого многостраничного новаторского проекта на нашем кожевенном заводе! Работало конструкторское бюро, напрягали мысли ветераны производства, начальство готовило представление в министерство, но денег на покупку нового оборудования не дали, и идея осталась на уровне опытного образца. Я был дизайнером этой модели, между прочим, ночей не спал и все думал, как сделать, чтобы и красиво, и удобно, и по ноге, и внешне привлекательно. Это тебе не валенки, не сандалии и даже не босоножки… Посмотри на подошву – пощупай! Да у них прыгучесть в два-три раза выше, чем у любой зарубежной фирмы…
- Даже чем у «Пумы»?
- Даже чем у «Адидас», если к нему прикрепить пружинный матрас, если хочешь. Тут не один инженер поработал. И уникальный экземпляр конверсионного производства сейчас будет продан.
- Может, лучше не надо? - посерьезнела соседка.
- Да все равно уже люди разбежались. Классные были ребята, настоящие специалисты… Меня, кстати, Лешей зовут.
- Вера, приятно познакомиться.
- Слушай, Вера, а может, ты поторгуешь и моим барахлом, а я пока сбегаю – у меня дела.
- Нет уж, стой, раз пришел. Примета у нас нехорошая: чужой товар продашь – своему хода не будет.
Минуты шли Алексею за часы. К Вере подходили соседки, звали ее почему-то просто Верунчик и, конечно же, посматривали на ее нового соседа. Кто украдкой, а кто и в упор спрашивал:
- Это что за красавец, жених?
Алексей тоже посматривал на Веру и ее подруг, невольно оценивая их. Ну что за курицы, ну что за клуши! Судя по их разговору, мозги у них так и не выросли выше прилавка. Вот Вера – типичный обитатель недоразвитого рынка, не имеющий ни собственного мнения, ни уважения к себе как индивиду человеческого сообщества. Обыкновенная такая молодая тетя и сразу видно, что без перспектив. Платок нацепила, как бабка старая, а говор как у тех, кто только вчера из деревни приехал. И с первого взгляда понятно, почему она стала здесь сразу своей: потому что по природе своей бесконфликтна, уступчива и по жизни играет со всеми в поддавки. Вера была словно котлетка в тесте, такая же полненькая, кругленькая, обмотанная платком, старательно по-детски высовывающая язык от усердия. Хоть бы немного накрасилась, что ли, отметил про себя Алексей.
Утренние покупатели казались ему и вовсе равнодушными бездельниками. Вера, впрочем, торговала бойко, у нее это получалось. Простачкам вообще везет. Так, если нужного размера не было, то она непременно подчеркивала: «Уже продано, в первый же день расхватали, все такие берут» - и тут же предлагала из последнего, что еще осталось, но сегодня непременно тоже купят. Если кто-то сначала спрашивал цену, то Вера брала покупателя на абордаж с другого боку: «Осталось последнее, потому уступлю в цене» - и тут же называлась обычная цена. Любой товар она умела нахвалить и любую покупку ловко заворачивала в цветные целлофановые мешочки, картонные коробочки или пакеты. К дорогой покупке прикладывала беленький носовой платок, приговаривая – «это подарок, платочек всегда пригодится». Клиенты уходили довольные. Им нравился не столько товар, сколько милая, простая и обходительная девушка, всегда внимательная к их запросам. Ее услужливость, по мнению Алексея, граничила с заискиванием, она явно переигрывала в борьбе за покупателя, не оставляя за собой и процента от чувства собственного достоинства.
Одиноко стоящими кроссовками, как ни странно, не заинтересовался никто. Алексей, впрочем, уже и не торопил этот момент. Слишком уж печальным представлялось расставание. Но винить было некого. Сам виноват: шустрее надо было новую работу искать, настойчивее и изобретательнее действовать на рынке труда.
- Ну вот, идут, - ткнула его в бок Вера, и кивнула на приближающуюся троицу. Вид у пареньков бы говорящий сам за себя: кожаные куртки, руки в карманы, животы навыворот. Откачанные щеки ворочали сигареты.
- Покупатели мне, думаешь? – попытался приободрить соседку Алексей.
- Вряд ли, но магарыч готовь.
- Что это?
- Налог черной банде. Не знаешь что ли? Так тут положено. И даже не разговаривай – отдай и не греши.
- Да за что же, я ведь уже заплатил?!
- Слушай, и не вздумай тут фордыбачить! Испортишь мне все дело, тебя выкинут с рынка, а мне потом штрафов навешают – и расхлебывай кашу за тебя! Если денег нет, то давай я заплачу, но торговлю мне не порти. Твои «за что» - это ерунда по сравнению с теми неприятностями, что могут у меня возникнуть.
Алексей внимательнее вгляделся в троицу. Та неспешно шла меж торговых рядов, у каждого ларька им безропотно протягивали купюры. Парни явно куражились. Самый высокий и плотный, в кожаной куртке без рукавов, был у них явно за главаря. Он не разговаривал с продавцами, а только передвигался по центру ряда, как крейсер на рейде, никому не уступая дорогу. Голова у него была строго неправильной формы, и побрил он ее явно некстати, потому что за ухом было заметное даже издали большое родимое пятно. Типы с ним были также отъявленными громилами. Тот, что брал деньги, все время тряс узкой бородкой, потому что жевал жвачку, а его не в меру курчавый напарник имел привычку все трогать руками, словно это был инспектор. Алексея передернуло, когда он за соседним лотком вдруг взял девушку за подбородок и захихикал. И как она это стерпела?!
Сердце у него бешено заколотилось, когда мерзкая троица подошла к их лотку, почему-то вспомнились детские драки, которые он так не любил. Ведь на следующий день все зеваки обязательно начинали сравнивать, у кого синяк больше, кто ловчее поддел, и подначивали: «А ты ему дай, как вчера, но только слева, и ногой добавь потом!», заискивали: «Ты молодец, я с тобой дружу!», шептали на ухо: «Я за тебя буду, имей в виду!».
Вера послушно молча отдала деньги, и бандиты было тронулись уходить, но тут их главарь вдруг буркнул:
- Давай посчитаем, что-то не густо сегодня бабок.
Тип со свисающими крутящимися патлами тут же скучающе стал оглядываться и вот спортивная обувь в его руках. Он ее вертит и гнет, вертит и растягивает зачем-то.
- Я ничего платить не буду, - Алексей сам не поверил в то, что у него вырвалось сказать это. Маленький, щупленький, но иногда это у него бывало. Про себя он называл это революцией или как там у классиков: быть или не быть, тварь я дрожащая или права имею?…
- Смотри-ка, этот парень мне нравится, он не лапотник, -сказал тот, что главный.
- Знаю я таких храбрых. Сейчас вот в рыло как заеду – и сразу на пару храбростей на нижней челюсти меньше останется.
- Да брось ты, серый, у парня денег нет сегодня. День такой выдался, неудачный. Разве не бывает? А завтра он вдвойне заплатит, верно?
Алексей молчал, не зная, что ответить. Дело принимало явно дурной оборот. Знает он эти игры, когда один оборванец начинает разыгрывать из себя злодея, а другой – добренького дядю.
- Вот в качестве залога мы пока шнурки заберем. Хорошие такие шнурки, крепкие! - Курчавый со смешком смотрел на Алексея.
Алексей даже не заметил, как шнурок оказался в руках бандита. Он его дергал со всей силы и растягивал в свое удовольствие, накручивал на пальцы и самодовольно улыбался, а любимые штиблеты стояли словно разутые.
- Оставь шнурки, - Алексей протянул руку. Но тут же почувствовал мощный удар в подбородок, качнулся и на секунду потерял сознание.
- Отстаньте от парня, да что же это такое! - загудела толпа.
Бандиты поспешили удалиться, не желая, видимо, связываться с женщинами и развивать конфликт, а Вера вытащила платок и стала вытирать Алексею прикушенную губу.
- Ну зачем ты, зачем? – успокаивала она его.
- Они шнурки забрали, - слова было трудно выговорить, и от осознания этого у Алексея навернулись крупные предательские слезы. Ну, прямо как у пацана! Он полулежал, прислонившись к лотку, руки и ноги не слушались, бесцельно виляя в разные стороны, а вокруг сновали любопытные и озабоченные женские лица.
- Это ерунда. Найдем мы тебе другие шнурки, еще лучше. Ты сильно ушибся?
- Подожди-ка, - Алексей отстранил женскую руку. Ему вдруг стало жгуче стыдно за свою беспомощность, он поднялся и двинулся прочь из собравшейся толпы зевак, расталкивая всех руками, потому что еще плохо видел и плохо соображал.
- Куда ты, не связывайся с ними, - попыталась удержать его Вера.
Но Алексей уже никого не слышал. «Догнать и отнять», «найти и вернуть» – стучало у него в голове. Не может быть так, не должно!
Когда выскочил с рынка, то бандиты уже садились в тёмно-синюю иномарку – хлопнула дверь, машина тронулась, бравурно крутанув в пыли ведущими колесами, и вот она уже на дороге. Снующего туда и сюда Алексея они, скорее всего, даже не заметили. Он кинулся к стоявшему неподалеку владельцу «Фольксвагена»:
- Братан, подвези, давай догоним – видишь вон тех? Они у меня деньги забрали, сумма большая, надо догнать.
Молодцеватый щеголь, протирая лобовое стекло, только ухмыльнулся:
- Я лоб подставлять не буду. Надо тебе – так беги и догоняй.
Что же делать? Алесей стал бегать по стоянке от машины к машине, но люди отворачивались. Трусы они, мелкий народишко – отчаяние подкатило к горлу ком досады.
- Молодой человек, а что случилось?
Из старенького «Запорожца» вышел мужчина, бодрый на вид, но уже сильно в возрасте. Голос у него был хриплый, как у модных в пятидесятые годы артистов кино и театра, старый коричневый пиджак и мятые потертые штаны сразу выдавали законсервированную бедность. «Только такого помощника мне и не хватало», - подумал Алексей.
- Да ничего, дед, страшного. Шнурки у меня увезли. Просто шнурки, только шнурки, больше ничего.
Для наглядности он развел руками.
- Так отняли, что ли?
- Да, отняли. Любимые шнурки, понимаешь? От дедушки по наследству достались и все такое.
- Как не понять. Дело ясное. Садись – догоним.
- Да брось ты, дед, поезжай!
- Садись, говорю! – это прозвучало как приказ.
Не зная даже зачем, Алексей залез в «запор». Тут только он заметил, что у хозяина машины культя вместо одной ноги. Инвалид, значит, к тому же. Машину ему государство выдало, чтобы кое-как передвигаться мог, а он в погоню собрался. Фантастика какая-то!
- Ты не смотри, что машинка маленькая. Она маленькая, да удаленькая, - словно отвечал на его вопросы хромоногий. - К тому же я все улицы в этом городе знаю. Плюс еще интуицию прибавь. Я уже догадался, куда эта троица двинулась. И мы их догоним – иначе зваться мне не Николай Николаевичем, а Сидором Козловичем…
«Запорожец» помчал их по улицам города, фыркая и старательно объезжая все лужи и выбоины на улицах. Пешеходы благоразумно разбегались от разогнавшегося лихача, и только светофоры весело подмигивали вслед всеми доступными им цветами. Хромой водитель отчаянно юлил и смешно ругался: «Ешь твою клеш, меня не проведешь», «Была у блина блоха, да сдохла». На поворотах его страшно заносило, но руль был в крепких руках, и потому погоня продолжалась без снижения скорости.
- Вижу их, вижу! – морщинистое лицо озарили складки улыбки. Впрочем, они не украсили его, а лишь подчеркнули шрам, идущий от правой скулы к виску.
- Я же говорил тебе, что знаю, куда эти голубчики отправляются. Я их как облупленных знаю. Они у меня насквозь!…
«Запорожец» храбро приблизился к иномарке. Владелец его даже попытался что-то крикнуть похитителям, но тут произошло непредвиденное: в утробе инвалидной коляски что-то громко выстрелило, мотор смешно чихнул два раза, и автомобиль стал сдавать ход. Он остановился посреди улицы и поток машин и автобусов теперь старательно объезжал «запор» с двух сторон.
- Вот бестия, тещина мать!
Крики были, впрочем, напрасны. Николай Николаевич смешно бегал вокруг машины и ругался на чем свет стоит, как будто от этого она могла вновь завестись.
На счастье преследователей скоро подъехала машина дорожно-постовой службы. Вышедший из нее сотрудник был высок и немногословен.
- Права, пожалуйста!
- Наши права, между прочим, нарушены самым грубейшим образом. У меня на рынке отобрали вещь, понимаете? – не удержался Алексей.
Голос у него петушился, суетясь перед высоким и одетым в форму сотрудником автоинспекции, он почувствовал себя взбалмошной девицей.
- А страховка имеется? - невозмутимо продолжал проверку инспектор.
- Это грубейшее нарушение прав собственности. Вы можете их догнать? – не унимался Алексей.
- На станции техобслуживания давно были?
- Кража чужого имущества должна преследоваться по закону. За такое сажать нужно!
— Я бы посоветовал Вам все же быть аккуратнее, и в следующий раз не превышайте скорость. Штраф, да, спасибо…
Во время разговора сотрудник автоинспекции игнорировал Алексея, поворачиваясь к нему то боком, то спиной, словно он здесь был лишний, а Николай Николаевич на каждый вопрос отвечал бумажкой, причем напоследок это была крупная денежная купюра.
— Ну-с, а у Вас, молодой человек, что случилось? – инспектор отдал честь Алексею, придерживая большим пальцем свернутую вдвое сотку.
Алексей выпалил свою историю, приукрасив ее, как мог:
— Они мне, кажется, ребро сломали, и почки отбили, представляете? Надо догнать их, с сиреной. Это настоящие бандиты, преступники!
— От мигалки они никуда не денутся, - заверил Николай Николаевич. - Мой конек, к сожалению, отбросил копыта. Но в стойло я его как-нибудь сам доставлю – вы поезжайте.
— Гражданин, пройдемте, - скомандовал сержант.
Алексей проворно юркнул в каблучок. «Теперь-то уж вы их непременно догоните», - услышал он вдогонку.
— А хороший он мужик, Николай Николаевич. Я было подумал, что просто инвалид, а сейчас понял, что старое поколение – они не такие как мы, они отзывчивые, участливые, добрые, Вы не находите? - попытался начать разговор Алексей.
Но ответа от немногословного инспектора он не услышал. Тот лишь раз строго посмотрел на пассажира, поправил фуражку и больше от дорожного трафика не отвлекался. Его служебная легковушка дала газу и помчалась с сиреной по мокрым улицам, не обращая внимания на красный свет и даже подрезая дорогу встречным машинам. Алексей почувствовал себя героем боевика, ведь это была настоящая погоня! Такое можно увидеть только по телевизору.
Сержант включил рацию и стал вести переговоры. Он докладывал обстановку и принимал сообщения. Алексей тщетно вслушивался в них, но понять русских слов никак не мог. То ли это был милицейский жаргон, то ли многолетняя привычка произносить короткие фразы в микрофон таким образом, чтобы понял тебя только собеседник, а чужим ушам ничего не досталось.
Но все равно он был очень горд и доволен собой. Крепко держась за поручни в салоне служебного автомобиля, движущегося по улицам родного города с огромной скоростью, он чувствовал уверенность и непобедимость. «Надо будет не забыть крепко пожать руку сержанту, когда он наденет наручники на похитителей», - мелькнуло у него в голове, но крутой вираж не позволил зафиксировать мысль, не до того было…
ОТ АВТОРА: Уважаемые читатели! Если вам интересно узнать продолжение этой истории - оставляйте комментарии. Автоматически выставлять дальше не буду.