Во время войны мы эвакуировались на Урал в г.Чкалов (теперь – Оренбург). Всю дорогу туда из Харькова проделали в будке на лошадях-донорах Харьковского института микробиологии и эпидемиологии им. И.Мечникова. Мой дед работал конюхом в этом институте. Это был тяжкий многомесячный путь, с множеством опасностей и испытаний.(Подробно об этом необычайном пути рассказано в моей книге «Откровения неравнодушного человека»)
В Чкалове с трудом пережили голодную зиму 1942-43г.г. К счастью для нашей семьи в начале лета дед был отправлен в командировку на заготовку леса в Колтубановский район. С ним поехали и мы - бабушка, мама, я и мой младший брат. Колтубановка – это большое село и одновременно узловая станция. Там мы прожили всего несколько дней. А дальше отправились к лесопункту под названием «21 километр». Это место, где велись лесоразработки. К нему вела железнодорожная ветка. Туда мы ехали снова на лошадях, но уже налегке и не в будке, а на телеге..
Дорога, которая вела в этот лесной край, и на дорогу-то не была похожа, так, извилистая, песчаная тропа между деревьев. Вокруг глухой лес – сосны-исполины, сменяющиеся дубовым или берёзовым лесом. Вокруг – ни души, ни одной встречной повозки, ни одного человека. Лучи солнца, с трудом пробиваются сквозь кроны деревьев, тишина, нарушаемая пением птиц, да похрапыванием лошадей, тяжело идущих по песку. При первой же остановке слева и справа от дороги увидели, огромные поляны, усыпанные земляникой. Ярко-красная, крупная ягода, выглядывала из-под зелёных веточек.. Раньше я никогда землянику не видел и не ел. Мама объяснила, что это такое, и мы, упав на траву, лёжа, рвали её и ели, ели, не могли оторваться от этой вкусной, сочной, душистой сладости.
Наконец, прибыли на место назначения.
Это был небольшой посёлок посреди лесной глухомани. Местных жителей очень немного.
Поблизости находился лагерь заключённых, которые выполняли тяжелейшую работу по рубке, трелёвке и погрузке леса на железнодорожные платформы. Я много раз на небольшом расстоянии наблюдал за их работой. Их охранял конвой. Начальником лагеря был майор НКВД Исаак Маркович Шапиро, он был полным хозяином не только в лагере, но и в этом посёлке.
Все взрослые, кто находился в посёлке, особенно мужчины, работали тяжело. Но там мы перестали голодать, и это было великим счастьем. Была картошка, какие-никакие овощи, в лесу грибы, ягоды. И в достатке ячмень, у лошадей его было навалом. Из него мы толкли в ступе крупу, а из ячменной муки пекли хлеб .В этом посёлке мы жили не в крестьянском доме, у хозяев, а в строении, типа барака.
.
Железнодорожная ветка подходила близко к посёлку. Туда приходили вагоны и платформы, на них грузили лес и отправляли его в Колтубановку, а оттуда куда-то дальше. За «21-м километром» железной дороги уже не было, это был тупик.
Дедушка работал на вывозке брёвен из леса. Кроме того, лошадей использовали при погрузке леса в вагоны: Это была сложная, тяжелая, требующая большого умения и ловкости работа. С одной стороны металлического товарного вагона без крыши ( в таких ещё возят сыпучие грузы – уголь, песок и т.п.), наклонно приставляли по два бруса, по которым бревна, лежащие на земле, вкатывались в вагон. Бревно с двух краёв обвязывалось верёвками, их перебрасывали через вагон на противоположную сторону.. Там верёвки прикрепляли к оглоблям двух лошадей. Медленно отводя лошадей от вагона, брёвно втаскивали в вагона. Заключённые, находящиеся в вагоне, ломами сбрасывали бревно и освобождали от верёвок.. И эту операцию повторяли снова и снова. Когда не было лошадей, их заменяли зеки, таща брёвна за верёвки, перекинутые через плечо. Надо иметь в виду, что брёвна эти были толстенные, тяжеленные, и не всегда укладывались ровно. Нужно было их подправлять, кантовать. Тяжкий труд! А если брёвна грузили на открытые платформы, то по её длине ставили вертикальные стойки, чтобы брёвна на могли упасть с неё.
За этим никогда ранее не виданным процессом я наблюдал часами…
Самое сильное моё впечатление от жизни в Колтубановских лесах, кроме того, что там мы перестали голодать, была природа, которая нас окружала. Городской 11-летний мальчишка, я впервые увидел и воспринял её с восторгом. Сказочная красота! Лес – местами дубовый, местами берёзовый. Величественные, чуть не до неба высотой, сосны, могучие, раскидистые осины. Высоченные, в человеческий рост, травы: жесткая осока, мягкий, ласковый ковыль. Болотца с клюквой на кочках. А главное – малинники и земляничные поляны с немыслимым количеством моих любимых, необычайно вкусных ягод! И я там один. Никого, никого нет Полное безлюдье.. А птицы! К сожалению, не знаю их названий. Садятся близко, непуганые, можно долго за ними наблюдать. В какой-то момент мне вдруг захотелось охотиться на них. С помощью моего друга, конюха дяди Сени смастерил себе лук с наконечником из гвоздя. Ходил, изображая охотника (кое-что из Фенимора Купера к тому времени я уже прочитал), но, слава Богу, ни в кого не попал!
Ходил по лесу, часто углубляясь, всё дальше и дальше. Никогда не блудил, хорошо запоминал дорогу. Нередко встречал лисиц, ужей, даже гадюк, но не боялся, расходился с ними мирно. Только однажды на моём пути оказался страшный «зверь», встреча с которым запомнилась на всю жизнь.
Углубившись в лес, вдруг увидел… обыкновенного, домашнего козла. Вроде бы, ничего страшного. Беда в том, что он тоже увидел меня, и я ему явно не понравился. Без всякого объявления войны, он разогнался, рогами вперёд, с нескрываемым намерением забодать меня. Я успел ухватить его за рога. Они были большие и острые, слегка загнутые кверху. И так мы стоим - друг против друга. Козёл ничего не предпринимает, просто упёрся в мои руки и стоит. У меня уже руки устали, затекли. Отпускаю руки, бросаю козла и пытаюсь уйти. А он, чёрт рогатый, опять за мной и ну, бодаться! Я - опять за рога. И так мы снова стоим, глядя друг другу в глаза. При этом у козла они спокойно-недобрые, глядящие с явным превосходством. Даже цвет его глаз хорошо помню – тёмно-коричневые. Что ему читалось в моих глазах, не имею понятия. Скотина, он чувствовал свою силу! Снова бросаю его, и снова пытаюсь убежать. Цепляясь за кусты, спотыкаясь о валежник, падаю. Козёл тут как тут. Стоит надо мной, лежащим, беспомощным, смотрит немигающим взглядом, и не трогает, ждёт. Лежачего не бьёт - «джентльмен»! Даже слегка отходит в сторону, как бы давая мне передохнуть. Как только поднимаюсь, опять нагибает голову и начинает бодаться. Я снова хватаю его за рога. Он спокойно останавливается, стоит, упершись в мои руки, которые у меня уже просто онемели. Снова пытаюсь бежать, но дыхание уже сорвано, и не столько от усталости, сколько от волнения, а этот садист опять преследует меня. Я в полном отчаянии: один – на один в лесу с этим треклятым козлом, и никакой надежды на помощь.
И всё-таки эту надежду я не теряю. И она - таки явилась в лице женщины, как оказалось, хозяйки этого фашиста-козла.
Оказывается, он потерялся, и она его искала. Увидев нас, стоящих в позиции борцов на ринге, заорала на него, и он, мерзавец, тут же меня отпустил и, как ни в чём не бывало, побежал к хозяйке, которая врезала ему палкой по спине. На это козёл никак не отреагировал и лёгкой трусцой побежал домой Женщина, обратившись ко мне, попросила прощения за него и добавила:
- Ты уж не обижайся. Он, паразит, издевается над детьми стариками. Я его луплю-луплю, а ему хоть бы хны! Но по своей козлиной части он хороший, вот я его и держу, а то бы давно прирезала..
Что она имела в виду, говоря о «козлиной части», я не понял…
На следующий день эта женщина пришла к нам домой и принесла целый литр свежего козьего молока – в качестве возмещения за мой физический и моральный ущерб. Мама сначала ничего не поняла, ведь о своём позоре я ничего ей не рассказал. А козье молоко тогда попробовал впервые в жизни, и оно мне очень понравилось. Так что в жизни всё в конце-концов кончается хорошо. Надо только надеяться, хорошенько упираться и верить.
Одна только незадача. С тех давних пор много воды утекло. Я вообще-то люблю животных и не боюсь ни лошадей, ни коров, ни, даже, быков, ни уж, тем более, собак. А вот козлов, с тех самых пор, по-прежнему боюсь, точнее сказать, опасаюсь – по жизни! ...