Честь и подлость

Николай Ананьченко
       Бродили по белому свету Честь и Подлость. К людям прибивались. Дружбу с ними водили. Всяк на свой манер. В города входили, в сёлах поселялись. Бывало, бок о бок жили. Честь всегда Подлость замечала и людям указывала. Подлость, же, никогда Чести не видела и не верила в неё.
       Честь, прямая, как вымуштрованный солдат, верная, как лохматая дворняга, всегда ходила прямыми путями, в дома стучалась только с парадного входа, видела лишь чёрное и белое, а рассуждала так: «Если это не хорошо, то это плохо!».
       Трудная жизнь была у Чести. Нередко захлопывались перед неё двери подъездов. Часто проклинали её те, с кем шла плечом к плечу, с кем делила свои скудные запасы.
       Подлость была толстой и благодушной. Она предпочитала пробираться узкими, кривыми улочками, проникать в жилища потайными ходами. Мир для неё был окрашен в разные цвета, но пользовалась она чаще лишь двумя – розовым и чёрным.
       Розовым Подлость разукрашивала будущее, которое рисовала очередному приятелю. Тут она не жалела краски. И если говорили: - Это же нехорошо!», она тут же соглашалась, но добавляла:
       - Зато завтра это будет прекрасно!
       Чаще всего ей верили. Наверное, потому, что верить розовому завтра гораздо приятней, чем жить трудным, чёрно-белым сегодня.
       Чёрный цвет Подлость берегла для прощаний, когда вчерашний приятель за розовыми красками нарисованного будущего вдруг начинал видеть развёрзшуюся пропасть настоящего, сегодняшнего, куда настойчиво и безжалостно сталкивала его коварная спутница.
       Но вот что странно: у подлости было безмерно больше приятелей, чем друзей у Чести, и жили они в роскоши, пользуясь большим влиянием на людей.
       Честь уважали, но как-то на расстоянии. О любви речи и не шло. Разве что иногда, редко. Тогда Честь расцветала. Она ещё больше распрямлялась, ещё строже становились её стальные всевидящие глаза. Она безмерно гордилась своим избранником и шла за ним до последней черты. За этой чертой, чаще всего, ждала смерть! И чем горячее была любовь Чести, тем короче был этот путь.
       Подлость была разговорчивой. Она с беззастенчивой улыбкой выливала на себя «ушат грязи» и, наскоро стерев её потоки с лица, сияла ещё ярче.
       Честь была немногословна, но всегда предельно точна и целеустремлённа.
       - В чём же дело? – недоумевала Честь, - Я всюду встречаю почёт и уважение, но везде передо мной стараются закрыть двери, нехотя впускают к себе, а потом часто раскаиваются. Подлость же клянут на каждом перекрёстке, как и должно быть. Но, в то же время, ей открываются все двери. И чем эти двери выше, тем скорее открываются они для Подлости и тем плотнее закрываются передо мной.
      Тогда Честь решила встретиться с Подлостью и выяснить все вопросы, недающие ей покоя.
       Долго она пыталась застать Подлость одну, заставить её обратить на себя внимание. И однажды это удалось.
       - Разрешите представиться: я – Честь! – щёлкнув каблуками, вытянулась она перед Подлостью.
       - Дорогуша, я вас не знаю, - подобострастно улыбаясь, ответила та.
       - И всё-таки, я прошу уделить мне несколько минут.
       - Поверьте, для меня это огромная радость, и я искренне огорчена тем, что именно сейчас должна уйти по неотложному делу.
       - Простите, - возразила Честь, - но я вынуждена настаивать.
       - Хорошо, хорошо, радость моя, - ещё подобострастнее затараторила Подлость, - я вся в вашем распоряжении.
       - Скажите, почему при всей вашей низости, люди больше тяготеют к вам, чем ко мне? Почему, даже наученные горьким опытом родных и близких, вновь и вновь попадают к вам в сети? И, наконец, почему с такой боязнью и лишь уважительным холодком относятся ко мне?
       - Фи-и, голуба моя, - гнусаво протянула Подлость, - Ведь это же ясно, как дважды два. Я приятна людям надеждой на розовое будущее, ради которого они готовы на всё. Когда перед человеком разворачиваются, пусть мнимые, но столь манящие перспективы, он забывает о черноте возможной пропасти к которой я веду его. И ещё. Вы, дорогуша, забываете великое и магическое, столь близкое нашему сердцу слово – «Авось…». Каждый мой клиент рассчитывает именно на него и не видит, не хочет видеть, что все чудеса этого заклинания нарисованы мной.
       - Но это же подло! – негодующе воскликнула Честь.
       - Конечно! – радостно согласилась Подлость, - Но кажется-то прекрасным.
       - Подлость никогда не может быть прекрасной. Всё равно рано или поздно повернётся она своей грязной, чёрной стороной.
       - Всё это будет лишь когда-то, - ухмыльнулась Подлость, - А будущего не знает никто, конечно, кроме Создателя. Только он что-то не спешит просветить свои грешные создания в этом вопросе. А, впрочем, радость моя, что вы можете предложить взамен моих розовых иллюзий? Чугунные памятники на каменных пьедесталах? Скупые строчки в запылённых архивах? Но ведь памятников-то единицы, да и холодны они для живущего сегодняшним днём. Ну, а запылившиеся строчки, это, право же не серьёзно…
       Честь задумалась, потом упрямо тряхнула головой:
       - Нет. Взамен я предлагаю людскую память. Чистую и незапятнанную. Ту память, которая передаётся от деда к внуку и которая хранится людьми, как самое большое богатство. И гордо скажет потомок о своём предке, что всю жизнь ему порукой была Честь! И никогда ты, Подлость, не убедишь меня, что это не великая перспектива жизни каждого человека на нашей Земле.
       И сказав так, Честь гордо повернулась и размеренным шагом пошла к людям.
       -Ха-ха-ха! – громко заквохтала Подлость ей вслед, - Да если бы людская память не была столь короткой, то давно уже не было бы мне места на Земле. Потому-то я и живу в роскоши и вечно жить буду, что у людей нет памяти на меня. Обличают подлость, с корнем, казалось бы, выкорчёвывают, потом вздохнут облегчённо и… забудут. А мне того и надо. На забывчивости людской, на доверчивости их, как на дрожжах, взрастаю я, ещё более жизнестойкой, более изощрённой. Так-то вот.
       И уверенная в себе подлость неспешно зашагала вслед за Честью.