В одной небольшой деревеньке стоял дом, старенький, но ухоженный, аккуратно покрашен, с резными наличниками. У парадного входа висела табличка «Дом образцового содержания» и маленький, выцветший от времени, красный флажок. Иван, хозяин дома, очень гордился этой табличкой, хотя в деревне появились коттеджи «новых русских». На их фоне деревянный дом стал казаться ниже ростом, будто каменные постройки его придавили своим величием.
Зимой деревня пустовала, но в доме образцового содержания вечерами горел свет. Иван, лежа на диване вместе с кошкой Варькой, смотрел телевизор, а его жена, Марья, гремела посудой, расставляя тарелки в шкафчике, и напевала себе под нос какую-то песенку.
- Вань, ведро вынеси!
- Приспичило, – буркнул под нос Иван.
- А что, переломишься что ли? – Марья со звоном положила тарелку в стопку.
- Это не правильно, - сдерживая эмоции, изрек муж.
- Чего ж неправильного-то? – начала заводиться Марья.
- На ночь ведро никто не выносит, - назидательно сказал Иван.
- Как это никто не выносит, я вчера выносила.
- Это плохо, - вздохнул муж.
- Чего ж хорошего, когда баба надрывается.
- Не по этому плохо, - Иван погладил пальцами усы. Он искал причину, чтобы не ходить на улицу, ему просто было лень, - Говорят, что денег не будет.
- Да, их и так нет.
- Тех, что есть, не будет, и сор из избы вечером не выносят.
- Не морочь мне голову, неси, - она решительно взяла ведро и поставила у двери.
Иван, кряхтя и ворча, поднялся с дивана, надел валенки, шапку, накинул телогрейку, и, прихватив помойное ведро, отправился в сени. Прикурив, он вышел во двор. Снег, отражая лунный свет, приятно скрипел под ногами. Дорожка вела к задней калитке. С трудом отворил ее, он вылил помои в яму за огородом.
- Надо бы завтра снег отбросить, - сказал он сам себе.
Иван шел, задрав голову вверх, и любовался яркими звездами, что крупой рассыпались по темному бездонному небу.
- Красота-то какая! – произнес он вслух, затягиваясь папиросным дымом, затем поставил пустое ведро и потер озябшие руки.
- Мороз будет.
Иван подошел к молодой яблоне и дотронулся до тонкого ствола.
- Холодно тебе. Ну, ничего, ничего, как-нибудь. До весны немного осталось, потерпи, красавица. Уж больно ты тонка, не то, что моя Маруся, - Иван бросил окурок в снег и пошел в сторону дома.
- Никак, на станцию ходил помои выбрасывать? – съехидничала Марья.
- В город ездил, - сквозь зубы ответил муж.
- Ага, я так и думала, - жена поправила платок на голове, и чуть не споткнулась о кошку, – Пес тебя возьми!
Варька жалобно мяукнула, но уходить с кухни не торопилась, в ожидании ужина. Марья плеснула в маленькую миску молока, и кошка, не торопясь, принялась лакать его. Молочные брызги, словно жемчужины, рассыпались вокруг, а Варька пила и жмурилась от удовольствия. Закончив трапезу, она, не торопясь, вылизала лапы шершавым языком, умыла свою полосатую серую мордочку и, мяукая, стала зазывать хозяйку спать. Когда Марья начала укладываться, Варька успокоилась, свернувшись клубком, устроилась на груди у своей хозяйки и, преданно ловя ее ровное дыхание, сладко уснула.
Утро было солнечное, но воздух после морозной ночи еще не прогрелся.
- Здорово, Иван! – у калитки стоял Василий в ушанке набекрень, с другой стороны торчал казацкий чуб, вернее, то, что от него осталось.
- Здорово соседушка, как дела, как Нюра? – Иван открыл Василию калитку, и они уселись на скамейку в полисаднике.
- Нормально дела, а Нюрка, что ей будет, по дому хлопочет, да, в город собирается, дочке наряды покупать. Надеть, видишь ли, нечего…. Уже ее шмотки складывать некуда, шкаф не закрывается, - Василий плюнул и достал курево.
- Не злись, Василий, пущай едут, а мы с тобой тут по стопарику хряпнем, за жизнь поговорим, - тихо сказал Иван, поглаживая усы, и поднялся со скамейки.
Как и все деревенские мужики выпить Иван любил, и меры своей не знал. Тормозила его горячий пыл в этом вопросе жена.
- Мань, …Маня!
- Чего тебе? – Маруся, гремя ведрами, вышла на крыльцо.
- Слышь, Нюрка в город собралась.
- Ну и что.
- И ты поезжай.
- Чего я там не видела?
- Купишь себе какую-нибудь обновку, да и вместе веселей.
- Да, у меня все есть! – гордо сказала Маня.
Иван помрачнел. Маня вспомнила, что хотела купить себе новые сапоги, старые совсем прохудились, да, Ивану рубаху, а то пооборвался весь.
- А почему бы и нет? ...Пожалуй, поеду.
Иван кашлянул и улыбнулся. Василий стал весело насвистывать.
- А вы не радуйтесь, не радуйтесь! Знаю вас, только отвернись, сразу напьетесь!
- Ты что, Мань, сдурела! – Иван серьезно сдвинул брови.
- Без присмотра оставить нельзя! – кипятилась Марья.
- Я ни-ни. Я в завязке! – твердо произнес Василий.
- Твой узелок-то больно слабый. Видать на бантик завязываешь, чтобы развязать проще было!
- У, язва, - пробурчал под нос Василий, - моя такая же.
Маня пошла за водой, а заодно и к Нюрке договориться на завтра.
- Вот, и славно, - Иван подмигнул Василию.
Утром следующего дня женщины взяли у мужей слово, что те пить не будут. Марья велела Ивану заменить дверной замок в доме. Она подумала, если муж будет занят делом, то на глупости у него не останется времени.
Мужики молча смотрели вслед уходящему автобусу. Когда он скрылся за поворотом, Василий побежал за своей заначкой. Отсутствовал он недолго. Когда появился, из карманов его телогрейки торчали две чекушки.
- У Нюрки нюх на поллитровки, а эти спрятать легче. Только памяти не стало, спрячу, а где лежит, забуду.
- А ты в дрова клади. У меня туда не лазит.
Они уселись за стол. Закуска была простая: соленые огурцы, квашеная капуста, да картошка в мундире.
- Хорошо сидим! – изрек Василий после третьей рюмки.
-Угу, - согласился Иван. Его мучила совесть, обещал жене не пить - а сам пил, обещал замок заменить…. - Эх, была - не была! - он достал из своих запасов еще поллитровку.
- Мне эти бабы, вот где! – Василий провел рукой по шее, - Жена, дочь, кошка,
даже собака и та – сука! Кроме тебя, Иван, поговорить по-мужски не с кем.
- Да, Василий, хреново, - он понял, что замок ему сегодня не поставить, но решили хотя бы вытащить старый. Дверь курочили вместе.
Когда Марья вернулась из города, то долго ругалась.
- Что ж, так и придется спать с открытой дверью? Заходите люди добрые! – Она вспоминала всю Иванову родню, и родню Василия до седьмого колена. Подробности муж помнил смутно.
К вечеру Иван протрезвел.
- Вань?
- Мм.
- Ты спишь?
- Угу.
- Вань?
- Мм.
- Выпить хочешь?
- Не-а, - после небольшой паузы промямлил он.
- Хочешь, - утвердительно сказала Марья.
- Нет, - Иван выпил лишнего и ему, действительно, не хотелось.
- Хочешь.
- Не хочу.
- Врешь, - не поверила жена.
- А у тебя есть что ль? – Иван повернулся к Марье.
- Да, нет, просто так спросила.
- Да, ну тебя! – Иван, потеряв интерес, отвернулся к стене.
Заканчивалась пасхальная неделя, наступали майские праздники.
Марья, завернув за пояс край юбки, наводила порядок, мыла пол к приезду детей.
Иван сел на крыльцо и закурил. Светило яркое солнце, щебетали птицы. Дул теплый ветерок. Иван, держа папиросу в зубах, раскинул руки навстречу ветру и закрыл глаза.
- Какая хорошая штука жизнь! – сказал он сам себе, поглаживая усы.
Сирень у дома облюбовали две ласточки. Они сели рядышком и стали мило щебетать, ухаживая друг за другом. Иван долго смотрел на птиц и думал о чем-то своем.
- Мань, смотри-ка, ласточки-то, ласточки!
- Чего?
- Ласточки сели на сирень, - повторил Иван.
- Чего? – из дверного проема появилась Марья с раскрасневшимся лицом.
Иван глянул в ее сторону,
- Да, ну тебя! Ни какой в тебе романтики нет! – он плевком затушил остаток папиросы и ушел в дом.