Сия шняга уже публиковалась, несколько в другом виде и в соавторстве, но следуя заданной цели объявленной в резюме, публикую её.
Инсталляция представляла из себя жамканные простыни с подозрительными жёлтыми разводами и кусками присохшего крахмала. Простыни, ушами гигантского слона, трепыхались на порывах ветра. Толпа, экзальтированных зевак рассуждала на тему, что это аплодисменты, самой инсталляции, себе любимой, и искушённому зрителю.
После, все торопливо вломились в тесный буфет, коей был наскоро перелицован из ближайшей домовой кухни. Много пили, странной, дешёвой водки с привкусом уксуса и жжёной пластиковой пробки. Перебивая друг друга, восхищались «прогрессором», арт художником Ваней. Ванька присутствовал тут же, многозначительно молчал, суровый и мрачный, курил невыносимо много и тихо играл в перегляды с новой поэтессой Варенькой.
Варенька, начала читать стихи с подзывом и клёкотом, терпеть всё это, не было никакой возможности, и он уехал.
Рубя квадратными рубцами шин, мокрый снег с досадой думал про цветную тусовку.
Розовые глупости, припорошенные дорожками «снега» больше были размазанными хроническими соплями, нежели достойной радостью, пьющими душу стихами - сосущими глаза и чеканкой оставшиеся висеть в мозге навсегда.
Если бы по-честному все признались, что собрались коллегиально заправить Вареньке на дармовщинку.
Так нет же - снова будут мастурбировать по одиночке.
Пить горстями таблетки и неверно вскрываться. Всегда не по-вдоль, но понарошку – поперёк.
Языческим тамтамом по тонкой барабанной жести бил мозг скверный стихо Вареньки:
Он бродит между
Мозгом и уборной -
Порою светлый,
Но обычно- чёрный.
Скальпирует он душу -
Оставляет кровь в
Бороздах,
И видно ей питает,
Свой смрадно-чёрный
Лик. Вот образ,
Дьявольский возник.
И чёрный гений,
Незримо промеж
Людей всегда стоит.
- Чёртовы, пииты, импотенты, даже бедную, перезрелую девушку выебать по-человечески не могут.
Уткнув распяленные веки в несвежую наволочку, дыша гламурной водкой, он выгрызал из себя поэта, плакал, и не верил предателю мозгу…лишь по утру, морфей придушил его слегка, но пробудился другим человеком, - простым и наивным обывателем.