Названия, имена и фамилии в основном изменены
В середине восьмидесятых годов на волне послечернобыльских разборок к нам в Конструкторский Исследовательский Институт Реакторов (КИИР) пришел новый и как тогда принято было говорить "прогрессивный" директор Евин. Все говорили о нем как о талантливом бизнесмене, легко и непринужденно реорганизовавшем структуру и работу НИИ в направлении тотальной коммерциализации.
Правда позже, лет через пятнадцать, американские следственные органы как-то неправильно интерпретировали эту несомненную коммерческую удачливость нашего нового директора, и попытались даже депортировать его из Швейцарии в Штаты. Швейцарское правосудие неожиданно "задержало" (посадило в тюрьму) тогда Евина как раз по запросам этих самых американских следственных органов, мечтающих «припаять» нашему прогрессивному директору за его финансовую смекалку уже на посту министра атомной энергетики России лет эдак пятнадцать-двадцать.
Впрочем, до этого юридического казуса было еще очень далеко, и в описываемое в рассказе время никто в НИИ не мог заглянуть так далеко в светлое американо-швейцарское будущее нашего нового директора.
Помимо мощной структурной реорганизации института новый директор стал проповедовать компьютеризацию нашего гнезда советской атомной промышленности, из которого многие годы разлетались по всей стране огромные реакторные "птицы" чернобыльского типа (РБМК), а так же разнообразные исследовательские и военные реакторы.
Усилиями директора были приобретены шесть IBM PC-AT с тактовой частотой в 12 Мегагерц! И с жесткими дисками в 20 Мегабайт!!! А еще с чудовищной оперативной памятью в 256 килобайт и невиданными доселе флоппи дисководами на 720 килобайт!!!
Справедливости ради следует заметить, что практически никто тогда в КИИРе не мог сколь-нибудь толково описать ни одного из вышеперечисленных параметров чудо компьютеров. Лишь гордые и недоступные специалисты вычислительного центра были в состоянии сравнить оперативку персоналок с имеющимися в их распоряжении монстрами майнфрейма ЕС ЭВМ-1033 и ЕС ЭВМ -1045. Их выводы были малоутешительны для американских персоналок. Наши майнфреймы превосходили по размерам оперативной памяти персоналки в 2-4 раза.
Противоположное мнение низкоквалифицированных пользователей из других отделов как всегда в расчет не бралось. Хотя те и высказывали свои смутные мысли, что де советские ЭВМ чуть не пол первого этажа в институте занимают, ввод данных через перфокарты делают, да и бобину с нужной программой надо накануне заказывать.
Правда, и для работы на персоналке приходилось на первых парах записываться заранее.
Все шесть персоналок были установлены в отдельный зал. Как ими пользоваться никто пока не знал. На первых парах было более или менее понятно только с какой стороны к чудо машинам можно подходить. Ни одной книги про DOS и Norton commander тогда и в помине не было. Изучалось все малопрогрессивным, но надежным "методом тыка".
Уже через неделю появились и первые успехи. Ребята из вычислительного центра поставили на персоналки Диггер и скорость освоения первого реального пользовательского приложения приняла доселе невиданный размах. Буквально через пару недель для работы на персоналке приходилось записываться уже за 3 дня.
В первом негласном и неофициальном первенстве по Диггеру приняло участие более двадцати человек. Выиграл первенство Федор - самый младший по возрасту и окладу среди персонала вычислительного центра и главный неофициальный поставщик программного обеспечения подобного типа.
Усилиями Федора и прочих специалистов ассортимент пользовательских программ рос не по дням, а по часам. В течение каких то пары недель появились Арканоид, Бэд стрит и Пакмен. Эти несомненные бестселлеры мгновенно стали в КИИРе культовыми пользовательскими программами.
На появление на персоналках английской версии Автокада никто первое время даже не обратил внимания. А зря. Поскольку, как выяснилось впоследствии, после серии серьезных административных разборок, именно ради автоматизированного проектирования, а не ради Пакмена приобреталась дорогостоящая американская компьютерная техника.
Федору слегка натерли уши.
Конструктор отдела исследовательских и военных реакторов Леха, хоть и был признанным чемпионом и рекордсменом КИИРа по Пакмену, но и автоматизированным проектированием увлекся тогда же не на шутку.
Тут сработало сразу несколько факторов. Первый – Леха имел проблемы с заточкой карандашей и, особенно, с заточкой грифелей от циркулей. Чуть не половина рабочего времени уходила у него не на приятную трепотню с хорошенькими секретаршами и молодыми сотрудницами из расчетной группы, а на унылую и грязную работу по заточке этих самых грифелей. По подсчетам Лехи, почти сорок процентов рабочего времени съедал этот малопривлекательный и нудный процесс.
Кроме того, развилась у Лехи какая то странная аллергия на ватман. Не мог будущий чемпион по Пакмену трогать кончиками пальцев бумагу без содрогания и неприятных ощущений. Эта ватманабоязнь у Лехи еще в институте началась. Впрочем, как и грифелезаточная фобия.
Вот эти две составляющие вкупе с природной Лехиной любознательностью привели к тому, что он день и ночь проводил в компьютерном зале, изучая азы автокада.
Уже через три недели после появления Автокада Леха попробовал выполнять на писишках какие-то конкретные работы, которые давались ему в отделе. Ясно, что скорость и точность первых чертежей были чудовищно низки, и непосредственный Лехин руководитель Преображенский ежедневно устраивал ему нервные разборки по поводу того, где мол он, Леха, «целый день околачивается». Леха терпеливо объяснял ретрограду и скандалисту, что осваивает новые технологии, для чего вынужден сидеть до ночи в компьютерном зале.
Эти самые унылые разборки продолжались по заданному алгоритму ежедневно, стоило Лехе неосторожно показаться на глаза Преображенскому.
Леха знал жесткое правило всех времен и народов - "ты начальник, я - дурак" и потому стоически терпел грызню и пытался чуть не за ручку отвести начальника в компьютерный зал и показать тому свои электронные чертежи.
Наконец в какой то недобрый день Преображенский сдался и пошел с Лехой вместе в зал, где на четырнадцати дюймовом экране попытался что-либо рассмотреть в не полностью вычерченном общем виде нового военного реактора, который и был целью разработки всей группы Преображенского.
Даже если бы Владимир Викторович Преображенский был самым доброжелательным сторонником нового автоматизированного направления в графике, и то бы он без должной подготовки ничего тут не понял и не разглядел на маленьком экране.
Леха судорожно пытался делать зумы узлов, одновременно быстро объясняя принципы работы автоматизированной конструкторской системы, но писишка работала медленно и постоянно "тормозила" в самое неподходящее время, чем ужасно бесила пылкого начальника.
Наконец Преображенский психанул окончательно, разорался на весь компьютерный зал, перепугав до смерти все местное писишное сообщество, и побежал жаловаться на Леху начальнику отдела исследовательских реакторов.
Состоявшаяся по горячим следам разборка в кабинете у начальника отдела сильно напоминала разговор слепого с глухонемыми. Начальник отдела и его зам абсолютно были "не в теме", но хорошо понимали, что при нынешнем директоре КИИРа "за автоматизированным проектированием будущее". Преображенский, который тоже был не в теме, орал, что никакого будущего здесь нет, и быть не может, а все это -"профанация и трата государственных денег". Леха, который в теме был пока что тоже не очень, но все же куда больше всех собравшихся в кабинете вместе взятых, пытался доказать, что через полгода его труды дадут ожидаемый результат и приятно поразят все руководство отдела.
Преображенский требовал немедленного проведения состязания между Лехой с его «дурацким компьютером» с одной стороны и лучшими конструкторами отдела с другой, на предмет, кто быстрее и качественнее выполнит контрольное задание.
Высокие стороны к общему мнению так и не пришли, но договорились, что Леха будет продолжать работу, и каждый день будет распечатывать результаты своего труда на плоттере.
Плоттер на все НИИ был один, и на работу с ним тоже была немалая очередь. Леха на все условия поставленные начальством согласился и теперь пропадал весь день уже не только в компьютерном зале, но и в очереди на плоттер, чем вызывал дополнительное озлобление месье Преображенского.
Первые Лехины компьютерные чертежи были воистину страшны и грешили огромным количеством ошибок, неточностей и разных паразитных линий, которые становились очевидными как раз после вывода на плоттер.
Преображенский торжествовал.
Но постепенно, с ростом Лехиного практического опыта и мастерства, количество ошибок убывало, а точность чертежей росла.
В отделе каждый месяц и квартал проводились подсчеты чертежной выработки каждого сотрудника. Расчеты велись по специальным формулам и методикам в обстановке повышенного дружелюбия, которая всегда имеет место быть при дележе денег. Результаты подсчетов влияли на размеры премирования рабочих групп и индивидуально каждого сотрудника отдела.
Понятно, что членов группы Преображенского не сильно радовало новое Лехино увлечение, поскольку его индивидуальный коэффициент производительности труда не превышал 0,30 (30 процентов), вместо минимально требуемого 1,2 (ста двадцати процентов). Все это сказывалось на суммарном коэффициенте группы. Преображенский требовал от Лехи ОТРЕЧЬСЯ. Леха стоял насмерть, хотя оставался долгое время без всяких премий.
Прошло три месяца.
После согласования документации с заказчиком в конструкцию военного реактора пришлось вносить много изменений. Всей группе пришлось переделывать огромное количество чертежей размера А0 и 2А0. Всем, кроме Лехи. Все его чертежи были уже в электронном виде. Леха неторопясь за неделю внес в них необходимые изменения и распечатал за день на плоттере.
Это был удар под дых Владимиру Викторовичу Преображенскому. Все остальные конструкторы группы к этому моменту исправили не более десяти-двадцати процентов чертежей.
Дальше больше. Сотрудники отдела обращались к Лехе, и он делал для них из имеющихся электронных заготовок своеобразные чертежные полуфабрикаты, распечатывал их и сотрудники вносили в распечатки соответствующие добавления, дочерчивая вручную на кульманах свою часть конструкции. Скорость и вариативность работы группы выросла раза в два три. Преображенский ворчал, но тихо.
На квартальном подведении итоговой производительности труда в отделе индивидуальные Лехины показатели перевалили за тысячу процентов. Излишне говорить, что резко подросла производительность труда всей группы Преображенского.
Сам Владимир Викторович молчал, но тут возроптали руководители других групп и потребовали введения для группы Преображенского понижающего коэффициента. У них мол "компьютер в группе сам все чертит".
Леха спрашивал, где они все были, когда его самого гнобили коэффициентом 0,3.
А еще Леха требовал от комиссии премии, прямо пропорциональной своей тысячепроцентной выработке.
Понятно, что на это никто из руководства не пошел, но полученная Лехой квартальная премия все же перекрыла все его убытки за предыдущие месяцы.
В это время в распоряжении Лехи был уже индивидуальный компьютер. Прямо на его рабочем месте. В невиданной доселе двух экранной конфигурации. На четырнадцати дюймовом мониторе располагалось программное меню, на двадцати дюймовом – поле чертежа.
Работать стало в разы легче.
Леха добился того, что Пакмен и Бэдстрит заработали на здоровом графическом экране.
В обеденный перерыв за рабочим местом Лехи собиралась гигантская толпа, которая болела за мужественного Пакмена и бесшабашного гуляку с Бэдстрит, туповатого, но шустрого Диггера. И на этом поприще Леха тоже добился грандиозного успеха и проходил теперь плохую улицу туда и обратно по нескольку раз за обеденный перерыв, сметая все и вся на своем пути.
Все это привело к невиданному росту популярности персональных компьютеров в отделе. Через полгода их было уже три. На пять конструкторских залов отдела.
Молодежь оставалась работать до глубокой ночи. Выходили из НИИ с покрасневшими глазами. Зрение рябило и стремительно падало.
Прогрессивный директор Евин распорядился поставить в НИИ теннисные столы, дабы компьютерщики регулярно тренировали глазные мышцы. Теперь молодежь приятно перемежала Автокад и Пакмена с игрой в пинг-понг.
Это был уже самый конец восьмидесятых и НИИ вышел на тропу свободной коммерческой деятельности. Евин со своими замами совершал регулярные рейды в США, Мексику, Канаду и более экзотические страны.
На всякие деловые переговоры и конференции требовалось привозить с собой автоматизированные чертежи, или как в то время говорили – машинные чертежи. Все это им в кратчайшие сроки готовил Леха, чья популярность у руководства института росла месяц от месяца.
Каждый раз, приезжая из таких поездок дирекция КИИРа отмечала, что "наши чертежи смотрелись на высшем мировом уровне". Даже лучше американских.
Нагрузка на Леху возросла, и он порой ночами выполнял срочные заказы руководства.
Самого Леху никуда заграницу не брали конечно. Зато теперь он стал неприкасаемым. Владимир Викторович Преображенский уже не мог безнаказанно им помыкать, хотя по-прежнему ворчал, что "компьютеры – это фетишь и, что за ними нет будущего". Но от идеи устраивать соревнования на быстроту проектирования отказался раз и навсегда.
Добило всех проведенное Лехой самостоятельное исследование того, что перегружать активную зону всего проектируемого реактора можно всего то из шести поворотных положений перегрузочной машины. За две недели при помощи компьютера Леха сделал наглядные модельные схемы, которые убедительно доказали ошибочность прежних выводов о том, что таких положение должно быть не меньше двухсот.
Этот гениальный постулат о невозможности принятия поворотной схемы в свое время за большие деньги выработала группа нынешнего замначальника отдела, получив за глобальное исследование неслабые деньги.
На базе этих ложных выводов конструкторы отказались от поворотной схемы перегрузки, предпочтя ей ненадежную линейную.
Леха, доказав предпочтительность вращающейся перегрузки, потребовал пересмотра всей конструкции реактора. Леху поддержал комбинат-заказчик. Заварилась страшная буча, в которой не на жизнь, а на смерть сцепились две противоборствующие стороны.
Жизнь, перестройка и разрядка все расставила на свои места, лишив финансирования заказчиков-военных.
Нет денег, нет и реактора. Хоть с линейной, хоть с поворотной схемой перезагрузки активной зоны.
А вскоре Леха уволился, поскольку получил предложение работать в зарубежной фирме.
Знание Автокада сработало.