телевидение

Михаил Журавлёв
Светящийся квадрат телеэкрана -
живой божок, что есть в любой квартире,
струящий ток пьянящего дурмана -
потоки неразборчивой цифири,
лавины фраз, квантованные звуки,
дискретные цвета, сюжетные обрывки.
Комфорт безделья в сочетанье скуки
и мегабайт безудержной промывки
     Мозгов.
Когда глядишь сквозь кинескоп стеклянный
на всё, что происходит в этом мире,
и лик телеведущего желанный -
как будто собеседник твой в эфире,
так верно приобщаешься к науке
снимать со всех и со всего лишь сливки,
и то, к чему ты жадно тянешь руки,
окажется виденьем сладко-зыбким
     из снов.
И отчужденье мертвенным пространством
помножится тогда на отчужденье.
Божок, в углу светящийся бесстрастно,
в тебя вольёт в подарок упоенье
искусственною, ложной красотою,
иллюзией греха, прощенья, страсти,
искусственною смертной глубиною
тобой воображаемого счастья.
     Дыши
его дыханьем хладным, безопасным,
лови глазами призрачные тени,
что беспощадны, бестелесны, безучастны,
молись, пред ним упавши на колени
телебогам, телеврагам, телегероям,
но помни, что - хотя бы и отчасти -
ты тем и сам становишься изгоем,
врата нечаянно распахивая настежь
     души.

***
Новостной поток.
Каша информаций.
Блеск бегущих строк.
Лица папараци.
Речевая ложь.
Дурь галлюцинации.
Речевой балдёж.
Мир в интерпретации.
Позвони друзьям,
сообщи известия.
Сим, Яфет и Хам
на экране вместе.
Вер, Надежд и Люб
враз лишили чести.
Разболелся зуб -
принимай по двести.
Не платил налог
подоходный киллер -
угодил в острог,
к штрафу присудили.
Урожай на злак
в этот год обилен.
Террорист-маньяк
объявился в Чили.
Найден партбилет
графа Льва Толстого.
Прожил сотню лет
доктор участковый.
Обезврежен вор.
Найдена корова,
что спустилась с гор.
Где-то расшифрован
генокод князей
Трубецких-Потоцких.
В Угличе детей
режут оморозки.
В Воркуте шахтёр
вышел на подмостки.
А в Кузнецке мор -
в дефиците доски.
Тель-Авив прислал
груз гуманитарный:
гольфов триста пар
плюс пятьсот непарно.
Всех врачей Твери
отправляют в Варну.
Слушай и смотри
этот бред кошмарный...

***
В стране халдеев и бомжей,
известных склонностью к насилью,
рабов, сексотов, сторожей
наутро гласность объявили.
   Ори что хошь, на что горазд!
   Твоим словам цена копейка!
   Попробуй умолчать, посмей-ка!
   Нет, горло гласности предаст
любую блажь,
любые бредни.
Указ подписан: всем орать!
Нет мысли задней, нет передней,
есть только гласность, втою мать!
   Ты "зэк"? Ори на вертухаев.
   Конвой? Ори на беспредел.
   Электорат пересидел,
   на всю катушку громыхая.
Даёшь разборки и разбой!
Даёшь тусовки и массовки!
Даёшь базар, и чёрт с тобой!
Бомонд обуется в кроссовки -
   и на фуршет, где меж девиц
   сомнительного поведенья
   жирует наше поколенье
   "авторитетных" "светских" "лиц".
Ори налево и направо!
Кто вор, кто вице-президент?
Ори, дурак! Ори - халява!
Ори, ори - лови момент!
   Пусть дураков работа любит.
   Для работяги гласность вздор,
   ему бы в ящик вперить взор,
   где все - совсем другие люди,
все умные, при пиджаках,
при галстуках и при карманах,
книжонки теребят в руках,
о чём-то споря неустанно.
   Ему - пропойце и скоту,
   кормильцу глупому - не всё ли
   равно, о чём ему спороли?
   Он обречён на немоту.
А ты, вчерашний перебежчик,
вчерашний мент, вчерашний "зэк",
ты - новый фраер и процентщик,
ты - новый русский человек,
   гони на них свою телегу,
   дави на грубые мозги!
   Твой час настал. Бегут враги,
   чей бледный лик белее снегу.
О человеческих правах
ори, ори, о, человече!
Пусть будет мусор в головах
с твоей грассирующей речью,
   пусть будет твой гортанный крик
   с утра звучать на всю Россию.
   Ты новый идол. Ты Мессия.
   Народ полюбит. Он привык.
Он будет вкалывать как прежде,
от новой цацки ошалев.
Он будет вкалывать, в надежде,
что преуспеет, претерпев.
   Народ тебя накормит, глупый.
   Он к унижениям привык.
   И миллионы горемык,
   давясь своим прокисшим супом,
уставясь в ящики свои,
твоим словм внимая, сдохнут.
Придут сынки на смену. Ври,
пируй - пришла твоя эпоха!

1998