Много веков населяет Антипаютинскую тундру Тазовсого района Ямало-Ненецкого автономного округа древнейший род Ядне. С незапамятных времён предки этого рода живут в угодье Хынгарте (мыс Трёхбугорный), который с двух сторон омывается Обской и Тазовской губой. С севера – Карское море.
Морозы достигают до 65–70 градусов, ветра здесь лютые; струя, пущенная по малой нужде, бывает, не долетает до земли, рассыпаясь ледяным бисером. Глубокая торжественная тишина господствует в этих обширных просторах тундры, где в продолжение нескольких дней, а то и месяцев, не увидишь ни одной человеческой души.
Тундровики-оленеводы постоянно каслают (меняют место нахождения) по тундре, выбирая самые лучшие ягельные пастбища для своих оленей, никогда не покидая родины, и кочуют среди этих бесконечных болот, глубоких оврагов, равнин, сопок, рек и озёр тысячелетиями.
В те времена, когда развёртывается действие нашей истории, медицинских работников в тундре не было, вертолёты со всякой провизией в стойбища не залетали, и предприимчивые коммерсанты только что срезанные кровоточащие панты на бутылку водки не обменивали, а власти, как и сегодня, жителям тундры ни в чём не помогали.
Люди здесь испокон веков немногословные, никто не суётся в чужие дела и инстинктивно хранит любую тайну. Видимо, карающий меч советского правосудия, по сути, молох беззакония сыграл свою роль. Предательство, которое поощряется «верхушкой» повсеместно, здесь не в чести. Лишь обычаи и традиции старины в семьях, которые живут в тундре, сохранились наиболее в чистом виде. Но тундра неохотно выдаёт их в чужие руки, надёжно прячет в непроходимых болотах.
История, которую я вам расскажу в этой главе, происходила в зимнюю стужу. Десять дней кряду со стороны Карского моря дул пронизывающий ледяной ветер, был страшный мороз. Потом на рассвете все утихло, словно Матушка-Природа дала срочную команду небесной канцелярии утвердить на земле благоприятную погоду в день большого религиозного праздника ненцев на священном для них месте Нгэв-Седе, куда каждый год съезжаются люди со всей тундры, чтобы провести обряд жертвоприношения богам.
«Поеду на Нгэв-Седе!» – сказал в то ранее утро Тэчу Ядне своим родителям. Сказал увесисто, серьёзно, словно хотел выразить, как он молод, красив и силён.
«Ну что ж, – промолвил Тэчу нися (отец Тэчу) по имени Ептёй, – езжай, может, кого и встретишь из знакомых, а может, познакомишься с кем, с оленями мы сами справимся».
В тундре Ептёя по имени никто не называл, это было оскорбительно для любого ненецкого родителя, все уважительно называли его Тэчу нися; потому что взрослых людей у ненцев в знак уважения принято называть именем его старшего ребёнка, хотя у русских к своим именам обязательно добавляют имя своего отца.
Тэчу в переводе на русский язык означает «богатый» – такая мечта, видно, была у Ядне Ептёй: видеть сына богатым, потому что в то время, когда он родился, оленей у них было мало.
Тэчу в семье был единственным сыном, и ему оказывались всякие поблажки.
Выйдя из чума, он весь выпрямился, вытянулся, поправил на малице (мужская зимняя одежда из прекрасно выделанных шкур оленя мехом наружу со сплошным капюшоном вместо шапки-ушанки) поясной кожаный ремень, проверил завязки на кисах (обувь из оленьих лап на всю длину ноги), принял серьёзный вид, отчего увеличились его глаза, и контуры лица стали резче.
Перед его глазами мысленно предстала дальняя дорога на Нгэв-Седе, которая в любую минуту могла подбросить человеку злую шутку или головоломную задачу: в этом районе вкупе с глубокими оврагами расположились высокие сопки с крутыми обрывами, а на Обской губе перед ездоком неожиданно появлялись гряды торосов. Но Тэчу за свои четверть века тундровой жизни научился ориентироваться в местности, не хуже, чем у себя в чуме, ему была знакома каждая кочка на этой земле.
В этот момент весь он с головы до пят преображён стремительным, почти мальчишеским порывом. Отобрав пятерых здоровенных быков, он быстро приготовил упряжку, и, разогнав оленей, словно подхваченный изнутри горячей волной, в ловком прыжке садится на нарту и тут же скрывается в бескрайней тундре.
По тундре со свистом носился холодный обжигающий ветер, а по низкому тёмному небу мчались тучи, торопясь неизвестно куда. Земля под ногами оленей звенела, в сухом воздухе далеко разносился малейший звук. Трепетное ожидание, предчувствие неизъяснимой тайны сжимало сердце каюра, перехватывало дыхание, он нёсся по тундре как чёрт в оленьей упряжке.
К полудню Тэчу подъехал к подножию сопки Нгэв-Седе и остановил своих резвых оленей, незаметным усилием потянув кистью правой руки за вожжу, которая крепится к нехитрому постромочному приспособлению на голове передового оленя.
Чувствовалась атмосфера праздника: горел костёр, вокруг него толпился народ со всей тундры: старики, старухи, люди среднего возраста со своими детьми, девушки и парни; рядом расположились нарядные упряжки с разноцветными лентами и вышивками, которые красовались на нартах и на оленях. В каждой упряжке на шее передового оленя висел медный колокольчик, который при малейшем движении оленя издавал мелодичный звон.
Начались жертвоприношения богам, то есть хозяева стали забивать по одному оленю почти с каждой упряжки. Вдруг Тэчу среди множества женщин увидел красивую, статную светловолосую девушку и смело направился к ней. Но её, как ни странно, повсюду сопровождали четыре пожилые женщины и мальчик в подростковом возрасте.
Девушка была небольшого роста, но казалась высокой благодаря своей горделивой осанке. Белоснежная ягушка с орнаментами, украшенная полосками из высококачественных бобровых шкурок, на ней сидела так красиво, что Тэчу не мог оторвать свой взгляд. Из-под нарядной белой шапки, украшенной по всему периметру орнаментом и древними украшениями, по спине девушки свисали длинные косы в звенящих накосниках с малюсенькими колокольчиками, которые издавали едва уловимый мелодичный звон в такт её твёрдой уверенной походке.
С четырёх сторон рядом с ней важно шли также богато одетые старушки, а сзади всех шёл мальчик с высоко поднятой головой. На ногах у него были чёрные кисы, их украшали семь белых и чёрных полосок, а пояс его был украшен медвежьими клыками, на правом боку из ножен выглядывала ручка ножа из мамонтовой кости. Такое позволяли себе носить только богатые ненцы.
«Вот это охрана!» – подумал про себя Тэчу и вновь уставился на девушку.
А она шла плавно и смотрела на незнакомые лица, на женские наряды; было видно, что у неё прекрасное настроение, и невозможно описать все оттенки, которыми переливались её серебряные глаза, оправленные в длинные от природы ресницы.
Сколько изящества в малейшем её движении и даже в складках ягушки! Цвет её лица – доказательство её чистоты и непорочности, во всех её движениях сквозила неприступность, величавость. Но в то же время она излучала какой-то волшебный свет обаяния.
Наконец, девушка обратила на Тэчу светлый загадочный взгляд, в котором сочетались – или ему только так показалось – проницательность, любопытство, нежность и таинственность. Встрепенулся тундровик – что и говорить, сердце любого мужчины дрогнет перед красотой тундровой ненки.
Девушка тоже внимательно изучала парня, который был высок ростом, косая сажень в плечах, с продубленным лицом медного оттенка, кучерявые тёмные волосы и мечтательные синие глаза. Глядя на него, на его красивую малицу, можно было подумать, что этот парень только что спустился с небес.
Продолжение см.
http://www.proza.ru/2010/05/05/397
31 августа 2003 года. Нина Ядне.