Ранним утром и поздним вечером я зажигаю огонь лампадки перед иконой Спасителя и молюсь «… и прости ей грехи её вольные и невольные»…
А какие у неё грехи? Конечно же, я знаю, что без греха один Господь,… а мама, она земная женщина… часто повторяла: «грешная я, не простит меня Бог».
- Мамочка, а кого же ему прощать, если не таких тружениц как ты? – пыталась я успокоить её, - ему есть, кого наказывать, тех, кто обворовывает свой народ, тех, кто за ваш счёт построил своё благополучие…
- А помнишь, продолжала мама, как мы с тобой, когда нашу кормилицу бурёнку нечем было накормить, к соседке, бабке Юхнихе ходили ночью сено воровать?
- Помню, смеясь, отвечала я ей, - так бабушка Юхниха, зная о нашей нужде, и простила нас. Она же утром, на следующий день, сама к нам пришла, и сказала тебе: - «Зоя, возьми сена, сколько нужно, не морить же корову голодом».
Добрая она была эта бабушка - хохлушка, особенно мне запомнились её (огромные!) вареники с густой сметаной, которыми она нас угощала, зазвав к себе в гости. Скатерть белая, вышитая алыми розами по углам, на столе. И икона Богородицы со Спасителем на руках, под вышитым, такими же красными розами, как на скатерти, рушником.
В нашем доме и вареники были помельче и с постным маслом.., и розы на скатерти не такие крупные… А сметану, яички, мама отвозила на рынок в город, что бы на вырученные деньги купить нам, детям, что либо из одежды, обуви. Себе же она покупала нитки цветные «мулине», и поздними вечерами вышивала то гладью, то крестиком дорожки на кровати, уголочки на этажерку. Вот и платье, на этой фотографии, из чёрного поплина (сатина ли, не знаю) обратите внимания на рукаве - цветочки. Я эту вышивку на всю жизнь запомнила, и у меня было такое же платье и по подолу цветочками, как и на рукавчике.
Икон в нашем доме не было, родители – коммунисты, атеисты. Вместо молитвы – крепкое словцо, от которого у меня, маленькой, уши горели. ..
- Мама, не матерись, это грех.
- Да в кого ты такая богомолка, удивлялась мама, моей набожности. – Не получается у меня не материться.
- А ты молись, про себя всё время молись, и привыкнешь. Вместо мата - «Господи, помилуй».
И ведь отучила я её материться, и к вере приохотила. Как не приеду в гости – мама с Библией в руках. Вот только на память жаловалась,
- Ничего не запоминаю, Люба. Ты бы мне почитала.
И мы проводили с ней много часов за чтением Святого Писания и за молитвой.
30 сентября… я стою у кровати мамы в кардиологической палате, и при её последнем дыхании молюсь «Святые мученицы Вера, Надежда, Любовь и матерь София, молите Бога о прощении грехов вольных и невольных рабы Его Зои…
* на семейной фотографии мама справа, рядом с ней её младшая сестра Анна (моя няня)
продолжение: http://www.proza.ru/2009/10/12/189