1
Я посмотрел на часы. Был полдень. День миновал свой экватор, а мы всё ещё болтались по городу. Ничего познавательного из нашей экскурсии не получалось, т.к. большая часть времени посвящалась рассказам о делах давно минувших и прочим, отвлекающим от краеведения событиям.
- Куда теперь, св. Пётр? – спросил меня Макс, подражая старому гениальному английскому педику, доносящемуся из фирменного приёмника – его (педика) ровесника.
- Давай пожрём, что ли, где-нибудь? - ответил я.
Клаудия закивала на это и принялась, наконец, с интересом смотреть по сторонам, высунув в окошко любопытную голову с развевающимися волосами.
- Только без дураков! - предупредил меня Макс.
Клаудия отреагировала на его слова стремительно:
- Как это: «без дураков»? – вопрошала она, вернув голову обратно в салон и убирая от ушей растрепанные волосы.
Мы с Максимом посмотрели друг на друга и засмеялись.
- Как «без дураков»? – повторила Клаудия.
У Макса почти началась истерика. Я сполз с сидения. Клаудия, сменив удивлённое поначалу выражение лица на улыбку, принялась смеяться вместе с нами.
- Как же без дураков? – спрашивал меня Макс, въезжая на подземную парковку.
- Без дураков у нас никак! – вторил я ему. – Остались бы одни пустынные дороги!
Клаудия, решительно уже ничего не понимая, прониклась впрочем, нашим настроением, и, почесав нос, вставила к месту, вспомнив, видимо, о Марио Пьюзо:
- Дураки вымирают!
Это было в тему, ибо мы умирали от голода.
- Куда ты завёз нас? – спросил я у Макса, разглядывая какие-то огромные разноцветные ангары, словно по-волшебству выросшие на недавнем пустыре.
- Это новый торговый центр, - ответил Макс. – Здесь и подкрепимся!
2
Автоматические стеклянные двери послушно распахнулись. Наша великолепная троица вступила под высокие своды торгового центра, наполненного кондиционированным воздухом.
Повсюду сновали людишки, толкающие пред собою тележки со всяческим свежеприобретённым товаром. Лица у большинства людей-покупателей были натянуто серьёзными. Ибо занимались они, по завещанию бородатого Маркса, важнейшим занятием на свете – превращением денег в товар.
По случаю праздничного дня народа было многовато. Мы аккуратно продвигались среди толп покупателей в сторону обжорных рядов.
- Какого буя, Макс, выбрал ты это поганое место для того, чтобы отобедать?
- Так, по-привычке! – ответил Максим. – Я тут работал какое-то время продавцом-консультантом.
- Что ты говоришь! И чем же ты торговал?
- Торговать можно по сути всем, кроме Родины и собственной задницы, - ответил Макс уклончиво.
- Ну, это только вопрос цены! – подначил я нашего положительного героя.
- Родина не продаётся! – воскликнул Макс, патетически.
- Тогда, как насчёт задницы?
- Пошёл ты, извращенец! – отмахнулся Макс, лавируя уже между столиков.
- Вернёмся к этому позже, друг, - зашептал я громко.
Макс, соорудив на лице идиотскую гримасу, энергично закивал головой.
Клаудия лишь развела руками.
Мы оказались на территории забегаловки торгующей фест фудом. Усадив Клаудию под искусственной пальмой, мы с Максом направились к стойке и набрали там разной пластмассовой еды. Слева и справа располагались подобные, торгующие пищей на скорую руку, столовки. На выбор были ещё кафешки восточной кухни, но это дерьмо даже пробовать не хотелось. Дорогие же рестораны, с улыбающимися у дверей официантами, были нам не по карману.
Мы поедали нашу искусственную пищу, сидя под искусственной пальмой и наблюдая, как на катке с искусственным льдом рассекает пара девиц с искусственным загаром и, наверняка, с искусственными грудями, выпирающими сквозь искрящиеся синтетикой обтягивающие водолазки.
Аппетит, впрочем, не был искусственным. У молодых людей – понятно, ну а я просто люблю пожрать!
- Максим, можно нам пива? А то пища слишком острая! – бросила Клаудия пробный камень.
- Тебе можно, а Домскому - нет!
- Какого хрена?! – возмутился я, слегка искусственно. – Это ядерному взрыву, ****ь – нет! А Домскому – да!
- Тебе нельзя с утра пить!
- Думаешь, не доживу до салюта?
- Доживёшь, конечно, если тебя не грохнут какие-нибудь добрые люди!
- Но я, же обещал – никаких контактов четвёртого уровня!
- Ну, раз так. То ладно. Один бокал, – смилостивился Макс. – Не то - сниму с пробега!
- Стал бы я у тебя спрашивать! – сказал я, торопливо поднимаясь из-за столика. – Клаудия, тебе какое пиво?
- Пойдем, выберем! – Клаудия поднялась, заговорщицки улыбаясь, и пошла вместе со мной к стойке с торчащими пивными кранами.
- Немецкого и чешского – нет! Заранее предупреждаю!
- Поебать! – радостно выпалила Клаудия, заставив меня вздрогнуть. – Будем пить российскую мочу!
Девушка из всех сил старалась выглядеть крутой. Однако я заметил, что при Максе она стеснялась демонстрировать свои знания русского языка в полном объёме.
Мы взяли по бокалу светлого пива и незамедлительно его распробовали.
Я искусственно сморщился. Клаудия же облизнула губы и сказала: - Не совсем плохо!
- Можно было сказать: пойдёт! – заметил я.
- Кто пойдёт? – удивилась Клаудия.
- Пиво пойдёт! – ответил я, отхлёбывая ещё.
- Куда пойдёт? – не унималась немка.
- Известно куда! – сказал я ей. Но, увидев милую гримаску непонимания, сжалился и объяснил, что словом «пойдёт» выражается степень пригодности чего-либо.
Когда мы вернулись к столику, Клаудия вытащила из сумки тетрадь и записала.
- Что это вы делаете? - полюбопытствовал Макс.
- Учим русский язык! – ответили мы с Клаудией почти одновременно.
- Ого! Уже синхронизировались! – воскликнул Макс.
- Перевести? – спросил я у Клаудии.
- Лучше синхронизируйся с Максом, - ответила Клаудия.
- Я ему предлагал. Он не хочет!
Максим лишь покачал головой, давясь бесплатной колой.
Наш друг впервые увидел Клаудины тетрадки.
- Можно посмотреть, что ты там пишешь? – спросил он у Клаудии.
- Посмотри, - немка протянула одну из тетрадей Максу. Сама же откинулась на пластмассовом кресле и принялась раскачиваться. Потом распаковала трубочку и стала, вытягивая губы, тянуть через неё пиво.
Макс поначалу вчитывался, наморщив лоб. Но не мог долго оставаться серьёзным. Улыбка осветила его вечно напряжённое лицо, а вскоре докатилась и до ушей. В одном месте он не выдержал и засмеялся.
- Что смешит тебя, юноша, в сём серьёзном научном труде? – обратился я к Максиму.
- Да хоть вот это, - Макс зачитал:
« Гнать пургу и словесный понос – не одно и тоже».
Я, признаться, тотчас хохотнул.
Клаудия качнулась вперёд, выхватила у Макса тетрадь и запихала обратно в сумку.
- Где же ты здесь работал продавцом, Максим? – решил я выяснить вопрос до конца.
- Тут есть одна говённая немецкая торговая фирма из трёх букв. Не путать со словом «***»! – Макс просмотрел на Клаудию и покраснел, что крайне редко случалось с моим другом.
- Немецкая? – сразу переспросила Клаудия.
- Да, немецкая. Но, не думай, что я невзлюбил её по причине национализма, какого-нибудь. Или из каких-либо военных воспоминаний. Тут мы с вами квиты, по-моему. Если хочешь знать, то до этого я работал в другой подобной фирме, нашей - русско-татарской. Она тоже занималась торговлей отделочными материалами. Я, как дембельнулся, сначала устроился туда работать. По совету товарища – он в этой фирме работал на складе кладовщиком и меня сначала подтянул к себе – грузчиком. А потом уже я в магазин перевёлся – продавцом-консультантом. Торговая марка фирмы была: «Азия – интерьер». Так вот - они своих сотрудников вообще за людей не считали. Для них люди – мусор. Если что не нравится – то пошёл на ***! Платили гроши какие-то, хотя поначалу обещали нормальную зарплату.
Я потерпел пару месяцев, а потом увидел, что ****ец полный и только и ждал подходящего случая, чтобы свалить.
И вот однажды я прочитал объявление о наборе сотрудников в «ИБО». Тут же побежал в кадровое агентство, ещё и бабла им отстегнул, прошёл три собеседования, и вскоре был зачислен в штат продавцом на испытательный срок. Поначалу всё было зэ-бэ!
- Что за зэ-бэ? – перебила Клаудия.
Макс замялся с ответом.
Пришлось мне выступить в привычной роли переводчика:
- Зэ-Бэ – это сокращение от слова «заебись», которое уже есть в твоих тетрадках, в первом томе на первой странице и которое переводится, как….
- Как «заебись»! – вскрикнула Клаудия, всем своим видом выражая нетерпение, заставив нас с Максом вздрогнуть, а сидящую за соседним столиком пожилую пару – перестать жевать и поднять головы над пластиковыми тарелками с калорийной едой, которой так не хватало им в далёком голодном детстве.
Право же, Клаудия могла удивить. Порой мне казалось, что никакая она не немка. А наша – своя в доску – русская девчонка.
Впрочем, секунды её безумия проходили быстро, и Клаудия уже торопила Макса:
- Ну? Поначалу было зэ-бэ, а что дальше?
Отхлебнув колы, Макс продолжил:
- Да, сначала было зэ-бэ, а потом, как водится – хрен тебе! Мы вроде неплохо получали в первые месяцы. Но, как потом оказалось, это нам платили за переработку, за то, что торчали, чуть ли не сутками в магазине перед открытием. Когда же начались обычные трудовые будни и нам выдали первую обычную зарплату, то я лично понял, что это – очередная капиталистическая наёбка наивных наёмных сотрудников. Плюс ещё дисциплина немецкая грёбаная задолбала!
Короче, понял я, что пора валить. Но вроде пока было некуда. Так бы и торчал, наверное, до сих пор по закону инерции, если бы не невероятный потрясающий случай!
Клаудия прекратила раскачиваться. Я перестал жевать.
Макс посмотрел на нас по-очереди с торжествующей улыбкой. Было понятно, что и у него есть что рассказать.
Да и вам, любезнейшие друзья, кому раньше, а кому позже, становится, наверное, понятно, что на ваши головы обрушится сейчас очередная правдивая история. Из коих и сплетено хитро, наше повествование, не подходящее ни под одну из канонических форм, и - обещаю вам это! - содержащее в своей финальной стадии такой катарсис, что умозрительный оргазм, сотрясавший предположительного трёхголового дракона, в сравнении с ним всё равно, что пукание ночной бабочки возбудившейся при виде электрической лампы.
Надеюсь, что вы от этих историй не устали, ибо мы стараемся, как можно достовернее передать услышанное от наших героев. И уж точно, делаем это неспроста!
- Что за история? – попытался я взять Макса нахрапом.
Однако понятно стало, что этот перец набьёт своему рассказу высочайшую цену.
- Я не могу вам её рассказать, потому что она содержит в себе чужую тайну.
Затем Макс поднялся из-за стола и сказал:
-Поехали!
Не помню точно, взмахнул ли он перед этим рукой, но, ни я, ни Клаудия не пошевелились и не встали со своих мест.
- Тогда пока! – Максим повернулся и двинулся к выходу.
- Постой!! – воскликнули мы с Клаудией одновременно.
Макс остановился, посмотрел на нас скептически, и – вернулся.
Потом ещё, что-то долго он ломался. И, наконец, под торжественную клятву с нашей стороны, о сохранении тайны до конца дней своих, или до наступления некоторых обстоятельств – сдался.
Теперь, когда эти обстоятельства наступили, я перескажу эту историю вам.
Держитесь, хлопцы!
Дамам и вовсе посоветую пропустить ближайшие несколько страниц, ибо это первая в нашем повествовании история в стиле хард-корр!
Ну, думается нам, довольно отступлений – вот что случилось с Максом.
3
Итак, наш юный друг, столкнувшись с суровой действительностью российского, а затем и мирового капитализма, намеревался покинуть стены компании «ИБО». Вот только в мире наметился кризис, и деваться простым ребятам, а вскоре и не простым ребятам, и даже разным всяким хитровыструганным ребяткам стало особенно некуда. Макс понимая это, терпеливо ждал подходящего случая.
И такой случай представился.
Началось всё с того, что в магазине произошла смена директора. Старого директора, а вернее директоршу – приземистую толстоватую немного апатичную Магдалену – отозвали обратно в Германию. На смену ей прибыл бравый краснощёкий Йохан – мужчина чуть за пятьдесят, бодрый, плотный, красящий волосы, с пивным брюшком и блестящими бегающими глазками за прямоугольными очками в позолоченной оправе.
Йохан этот поначалу, пока Магдалена передавала ему дела, особо не рыпался, на подчиненных не наезжал, и лишь изредка, проходя по торговому залу, оборачивался на особо выдающихся покупательниц.
Затем, когда он остался властвовать один, окруженный, правда, подобной стае гончих псов, командой наших русских замов, готовых исполнить любое приказание нового гаулейтера – поведение Йохана круто изменилось.
В него словно бес вселился! Выражалось это в том, что с подачи Йохана началась кампания по борьбе за чистоту и порядок в магазине. Хотя вроде и до этого грязно не было. Но теперь - всё встало с ног на голову!
Новый директор лично носился по магазину со скоростью «мессершмита» и без устали поднимал с пола бумажки, отрывал от стоек куски скотча, заглядывал в самые труднодоступные места и с торжеством вытаскивал из них не сложенные забытые коробки и разные прочие упаковки. Он тыкал начальников отделов и продавцов носом в пыль на верхних полках, не ленясь подниматься туда на электрических подъёмниках. Лазал на четверинках под стеллажами на складе и протирал их изнутри носовым платочком в поисках пыли и грязи.
Короче, достал новый директор всех. В том числе и Макса. И вот наш друг, имея характер независимый, решил уже уволиться из этого концлагеря, как говориться «в никуда».
Как раз в этот момент и заглянул к Максу на работу его сосед и приятель Альберт. И что-то они разговорились с ним и не заметили, как приблизился к ним шустрый немецкий директор. Йохан постоял рядом, понял, что Альберт не есть клиент, а приятель Макса, и со всей суровостью и внезапностью сделал Максу замечание.
Макс вздрогнул от неожиданности. Но ещё более удивительную реакцию проявил Альберт.
Глядя во след удаляющемуся немцу, приятель Макса прошептал: «Ни хрена себе! Это он! Сто пудов он! Сомнений быть не может!»
- Кто он? – переспросил Макс.
Полученный ответ потряс его до глубины души.
- Этот ваш новый директор – не кто иной, как звезда немецких порнофильмов семидесятых Йохан Лёв!
Макса вообще-то трудно удивить, но тут и он воскликнул удивлённо: - Ты ничего не путаешь? Может быть - это просто общие черты у них?
- Я? – рассмеялся Альберт. – Я ничего никогда не путаю! Ты же знаешь, Максим, какая у меня память на актёров. Стоит один раз увидеть кого на экране, как я его на всю жизнь запоминаю и в любом другом фильме, в и любой другой роли узнаю.
И это была правда! Макс знал Альберта, как большого знатока и ценителя кино.
Про Альберта говорили, что он помешан на кинематографе.
Альберт, ещё в перестроечные времена, за бешеные деньги приобрёл видеомагнитофон.
К нему на просмотр приходили пацаны со всего двора. К чести Альберта надо сказать, что он никогда не брал ни с кого денег. Не устраивал коммерческих видеосалонов. Не барышничал на народном интересе. За это Альберта уважали. И скидывались дружно и без сожалений на недешёвые тогда видеокассеты, которые потом у Альберта и оставляли - для пополнения коллекции.
Особой статьёй коллекции Альберта были порнофильмы. До их просмотра допускались не все, конечно. Только старшие пацаны. И многие взрослые мужики, порой засиживались допоздна у Альберта, наблюдая невиданное прежде для совков зрелище – прилюдные совокупления, даже и с участием негров, эскимосов, собак, змей, кошек и говорящих попугаев. Все диалоги в порнофильмах шли на немецком языке, без перевода. На этих фильмах способный Альберт худо-бедно и выучил немецкий язык.
Увы, не Гёте с Шиллером помогли Альберту в изучении немецкого языка, но скромные труженики германского порнобизнеса с небритыми подмышками!
Короче, Макс понял, что Альберт не мог ошибиться. На всякий случай, он заглянул вечерком к Альберту – тот достал старый сборник «Зе бест офф дойче порно - 70» - и вскоре Макс окончательно убедился в правоте альбертовых слов.
На экране во всей красе гарцевал молодой Йохан – звезда первых четырёх частей фильма «Немецкий жеребец».
Макс с Альбертом переглянулись.
- Вот ребята-то не знают! – произнёс потрясённый Макс.
- Они не должны ничего знать! Заруби это себе на носу, - ответил умный Альберт. – Расскажи-ка мне поподробнее об этом Йохане…
Макс рассказал всю правду, о том какой ублюдок этот немец, о том, что он собрался из-за него увольняться, и всё такое видимое под углом зрения рядового продавца…
Альберт прослушал Макса внимательно, а затем вымолвил:
- Такой случай упускать нельзя! Теперь я просто обязан познакомиться с вашим директором. Сейчас же - иди, Макс. И никому ничего не рассказывай!
После этих слов Альберт, откинувшись на диване, погрузился в глубокие раздумья. Макс, стараясь не шуметь, покинул соседа.
Прошло несколько дней. Максим продолжал ходить на работу. Никому он не рассказал об удивительных фактах биографии своего директора. Да и в поведении немца никаких перемен не наблюдалось.
Но однажды, Макс почувствовал это, что-то случилось. Всегда обязательный директор не вышел на работу. Сказался больным. Хотя до того и с температурой являлся мучить людей, фашист.
Вечером Максу позвонил Альберт и попросил зайти к нему. Наш друг не зашёл, а забежал, понятно.
- Проходи, - сказал ему загадочно улыбающийся Альберт. – Садись и слушай.
И Дон Альберто поведал Максу о своей встрече с Йоханом Лёвом и об её неожиданных итогах.
Вот как всё было у них.
Альберт пришёл в торговый центр незадолго перед закрытием и, прогуливаясь между рядов, ждал появления директора. Когда же тот появился в обтягивающих джинсах, белой рубашке и одном из своих нелепых цветных галстуков, Альберт подошёл к нему и заговорил с ним на великолепном немецком киношно-порнографическом языке.
Если кто наблюдал эту беседу со стороны, то он бы заметил, как директор поначалу вздрогнул и дёрнулся даже в сторону, но потом закивал и, прощаясь, похлопал собеседника по плечу.
Спустя несколько минут двое мужчин встретились уже на подземной парковке. Они уселись в служебную «Шкоду» и укатили, скрывшись ото всех взглядов и камер, но не от нас, дорогие друзья!
Спустя некоторое время эту «Шкоду» с московскими номерами можно было наблюдать на одной из старинных улиц Казани, у уютного элитного дома, где снимала квартиру забытая звезда горячего жанра, волею судьбы заброшенная в Татарстан, Россия.
Сначала Йохан Лёв, который был, вовсе не Лёв, а Шультц, пришёл в ужас от того, что его узнал некто в России. Но потом, придя в себя, решил, что надо сразу расставить все точки над i.
Ведь даже на родине, в Германии, о нём забыли напрочь. И Йохан не знал, радоваться ему или печалиться по этому поводу.
Здесь же, незнакомый человек подошёл, попросил у него автограф и даже захлёбываясь от восторга, перечислил Йохану все его личные и командные призы, полученные на альтернативном каннском кинофестивале.
Йохан подумал, что есть смысл пригласить этого человека к себе, выпить с ним и узнать – кто он такой. Не агент ли спецслужб? Если агент - то пусть увидит, что он живёт честно и открыто, прошлого своего не стыдится, но завербовываться не будет, пусть даже под страхом огласки. Лучше потеряет должность!
Когда он прямо выложил эти свои соображения Альберту, тот рассмеялся настолько искренне, что Йохан понял – это не агент. Или он должен быть суперагентом! А к нему такого вроде посылать не зачем.
Просмеявшись, Альберт поведал Йохану, о своём увлечении кино, в том числе о гигантской коллекции порнухи, собранной в восьмидесятые – девяностые годы.
Он рассказал Йохану, что его интересовала порнография, в первую очередь как жанр способствующий поиску форм. И он интересовался работами известных мастеров жанра – режиссеров и актёров. Составлял каталоги. И рейтинги.
На это Йохан ответил Альберту, что весьма рад встретить такого человека за много километров от дома, что он весьма польщён его осведомленностью, и что, учитывая пикантность ситуации, надеется на его молчание о своей прошлой профессии.
Альберт дал Йохану слово – ни кому ничего не рассказывать. После чего Йохан поведал Альберту свою грустную повесть.
Итак «Немецкий жеребец» - о вершина успеха и звездный час карьеры! - принёс Йохану деньги и славу. Он подписал со своей студией контракт на двадцать фильмов вперёд. И стал работать, как заводной. Дни и ночи проводил на съёмках. Не берёг себя Йохан, опьянённый запахом больших денег. И это не могло не сказаться. Однажды, во время съёмок, когда всё было уже отрепетировано и оговорено, и осталось лишь скомандовать: «Мотор!», случился первый конфуз. Обычно Йохан бывал уже во всеоружии. Но в этот раз случилось что-то необычное, неожиданное и от того ужасное.
В нужный момент Йохан оказался не готов, и съёмки пришлось перенести.
Дальше – больше, такие случаи участились, и Йохан очень переживал по этому поводу. Он обратился к ведущим светилам немецкой сексологии и психологии. Но те не могли никак, установить причины и объяснить сей феномен. В обычной жизни у Йохана было всё нормально, а вот на съёмках учащались проблемы.
В общем, Йохана вызвало руководство кинокомпании для серьёзной беседы. Ему сказали, что условия контракта с его стороны не выполняются, что долгожданная пятая часть «Жеребца», которую так ждут почитатели, никак не может выйти и причина этого одна – его, Йохана, профнепригодность. Йохану было сообщено о решении руководства заменить его в главной роли другим актёром – ничего страшного, вон ведь и играющих Бонда меняют – и ни чего! Было сказано также, что любого актёра немедленно выкинули бы из студии, но ему, как звезде, пусть и столь внезапно угасшей будет сделано специальное предложение. И это предложение было сделано незамедлительно.
В этом месте Йохан, по словам Альберта, особенно разволновался, и голос его задрожал во гневе.
Впрочем, было отчего. Йохану было предложено перейти в подразделение студии снимающее фильмы для геев. Там молодому и красивому мужчине подыскали бы роли, где и напрягаться особенно не приходилось.
- Свиньи! – закричал Йохан, опрокидывая в себя большую стопку водки и кривясь более от неприятных воспоминаний, чем от ставшего привычным напитка.
- Свиньи! – вскричал он и тогда, много лет назад, в ответ на непристойное предложение, сделанное ему боссами порностудии, немедленно вскочив и хлопнув дверью.
- Свиньи! – повторял он часто и в годы забвения и невзгод, годы беспробудного пьянства и беспросветной тоски, когда казалось, что так хреново будет всегда и никогда и ни за что не выбраться из дерьма.
- Идите вы на ***! ****ые в рот свиньи! – кричал он, вытирая кулаком слёзы.
Примерно так, перефразируя классика, звучали бы на русском языке, его гневные немецкие слова.
Однако Йохан выбрался. И помогла ему в этом женщина.
К тому же - русская женщина. Йохан после этой фразы выразительно посмотрел на Альберта. Альберт сказал, что ему похрен – он татарин. Но Йохан ответил, что и Ева – молдаванка, и так уж исторически сложилось, что все жители бывшего Советского Союза – для них немцев – русские.
Так вот Ева, кстати, бывшая коллега Йохана по поронобизнесу, вытащила его со дна.
Он бросил пить, и устроился в компанию по наведению чистоты, на скромную утилизатора использованной тары.
Местом его работы стал один из немецких магазинов «ИБО». Вскоре Йохан проявил себя, как хороший работник и был повышен до начальника. Они с Евой поженились. Дела пошли в гору.
И, как часто это бывает, раз попёрло – то попёрло.
Как раз требовался директор в один из магазинов «ИБО» в России. Ибо «ИБО» начало успешную экспансию в нашей гостеприимной стране.
Если в Москву и в Питер немцы ехали работать охотно, то в Казань, а именно туда требовался директор – ни за какие коврижки. Бывшая там пол-года директрисой Магдалена молила забрать её обратно в Германию, на любую должность.
Короче все отказывались и выбор пал на Йохана – начальника очистки.
Отсюда и невероятная любовь к чистоте и порядку, свойственная немцам вообще и стократно умноженная в Йохане особенностями его предыдущей должности.
Хотя его строго предупредили начальники «ИБО», чтобы лично он за бумажками не наклонялся и был с русскими разъёбами построже.
Чем Йохан и занимался в первые месяцы своего директорствования, то есть как раз на момент, его встречи с Альбертом.
Пробухали они с Альбертом почти сутки, вспоминая историю немецкого кино и опустошив запасы спиртного в доме у Йохана.
Поутру Альберт, в качестве личной просьбы попросил Йохана об одной услуге. Тот ответил, чтобы без церемоний. Речь, как вы понимаете шла об Максиме. И вскоре наш друг был почётно и красиво уволен с трёхмесячным выходным пособием и неплохой премией за заслуги перед компанией. Он мягко спустился на золотом парашюте туда, куда другие падали, отбивая задницы.
- Вот! Так я расстался навсегда со званием наёмного работника, - закончил Максим свой рассказ. – И надеюсь, не буду больше пахать на всякую погань.
- Браво! Молодчина! – вскричали мы с Клаудией, отодвигая опустевшие кружки.
- Всё поехали, алкаши! – сказал Макс, поднимаясь.
На выходе мы заметили, что Клаудия отстала. С чисто немецкой аккуратностью девушка сложила оставленные нами на столе тарелки и бокалы на поднос и выбросила их в мусорный бак.
Я зааплодировал было. Клаудия, сделала возле мусорки реверанс. Однако, поймав по очереди выразительный взгляд Макса, мы перестали обезьянничать; и уже вполне чинно втроём двинулись к выходу.
3
Мы спустились на парковку на переполненном эскалаторе. Я принялся искать взглядом нашу машину.
«Победа» выгодно отличалась старинной непреходящей красотой средь усреднённых форм современных автомобилей.
Максим стал открывать дверцу и вдруг замер тревожно.
- Что случилось, Макс? – спросил я у нашего замершего водителя.
- Чёрт! Мне кажется, что кто-то пытался вскрыть машину!
- Пытался открыть?! Ты не ошибаешься? – я опешил.
- Нет! Не ошибаюсь! Посмотри – вокруг замка свежие царапины.
Я посмотрел – и точно – замок был покрыт свежими мелкими царапинами. Как будто, возились с отмычкой.
- Кто это мог быть?! - воскликнула Клаудия.
- Кто угодно, - ответил Макс. – Мы этого, возможно никогда не узнаем. Хотя тут есть камеры. Можно, конечно обратиться к охране – чтобы посмотрели запись.
Макс остановился в раздумье.
- Впрочем, кто бы то ни был - хрен с ними! Не будем терять время! Поехали!
С этими словами Макс открыл дверцы, и мы с Клаудией забрались в салон. Через пару минут наш экипаж покинул подземную парковку торгового центра.
Путь наш лежал за пределы Казани – на Светлую Поляну!
Domsky