Веничка и Сфинкс (научно-психологический анализ)
Работая со студентами, нет-нет, да и вляпаешься в историю. Дело, понятное дело, неоднозначное - писать за деньги рефераты и дипломы. Но ведь - свобода, творчество, информация, безответственность... Слишком много плюсов и соблазнов. К тому же иногда возникают очень интересные тексты.
Как, например, этот.
Написал я его для юриста, поимевшего потребность во втором высшем образовании - психологическом. Карьеру он делал в крупном хедхантерском агенстве, а зарубежные работодатели очень пристрастно относятся к формальному образованию работников. Так что...
Мужчина был занятой (работу он не прерывал, а учился, как бы, очно), большую часть заданий набирал в письменной форме - рефератами.
Так мы с ним и повязались на три года... Курсовые, диплом особого интереса не представляли: професионально-важные качества, мотивация, статичстиский анализ по программе СПСС... Тоска.
А вот на первом курсе, когда изучались общепсихологические дисциплины... там и вынырнула эта работка по психологии мышления.
Поскольку диплом давно получен, а рефераты изъяты из кафедрального шкафа, где хранились три года, я имею полное право восстановить свое авторство, тем более, что по своему горжусь этой работой, которую преподаватель, скорее всего, даже не прочитал.
Обидно...
А ведь, обсуждая детали работы под бутылочку коньяка или "Русского Стандарта", мы с Виктором (так звали юриста-психолога) изрядно повеселились.
Не знаю, будет ли эта студенческая работа интересной для читателей литературного сайта, но очевидная связь реферата с современной русской литературой позволяет мне ее опубликовать.
Попробуйте, вдруг вчитаетесь...
РАБОТА ПО ДИСЦИПЛИНЕ: «ОБЩАЯ ПСИХОЛОГИЯ»
НА ТЕМУ: «ХАРАКТЕРИСТИКИ ДОПОНЯТИЙНОГО МЫШЛЕНИЯ НА ПРИМЕРЕ ПРОГРЕССИРУЮЩЕГО АЛКОГОЛЬНОГО БРЕДА В ПОЭМЕ В. ЕРОФЕЕВА «МОСКВА – ПЕТУШКИ».
Исполнитель:
Курс 1,
Преподаватель:
Санкт-Петербург
Согласно классификации Л. М. Веккера, допонятийное мышление ребенка характеризуется следующими эмпирическими характеристиками:
1. Эгоцентризм
2. Несогласованность объема и содержания понятий
3. Трансдуктивный характер связи в предпонятийных структурах
4. Синкретизм и господство соединительных конструкций
5. Несогласованность инвариантных и вариантных компонентов
6. Неполнота обратимости логических операций
7. Нечувствительность к логическому противоречию и к переносному смыслу как выражение дефектов понимания.
Эгоцентризм, как отсутствие объективной системы координат, «выпадение из сферы отображения [реальности]», Веккер, следуя экспериментальным работам Ж. Пиаже , ставит на первое место. Отсутствие объективной системы координат проявляет самое «глубинное существо эгоцентризма допонятийного интеллекта» .
Следующие пункты классификации являются, по сути, проявлениями исходной «эгоцентристской» де-объективированной позиции, сдвигами характеристик мышления — от наиболее общих и конкретных (соотношение объема и содержания понятий, соотношение общего и частного в простом суждении и т. д.), — к сложным абстрактно-логическим мыслительным операциям (логическое противоречие и переносное значение слов).
Если принять не только возможность развития допонятийного мышления у ребенка и постепенного овладевания им формами высшей мыслительной деятельности, но и обратный «регрессивный» процесс у взрослого человека, то, можно предположить, что он будет происходить в обратном направлении — от потери сложных навыков логического мышления — через утрату более общих и простых мыслительных способностей — к проявлению «архаичной» «эгоцентристкой» позиции.
Я попытаюсь в данной работе проиллюстрировать этот тезис анализом главы «105-й километр — Покров» из поэмы Венедикта Ерофеева «Москва-Петушки».
«Феноменология» русского пьянства, созданная в середине 70-х годов XX века "Веничкой" Ерофеевым, показывает «крестный путь» сознания, проходящего между Сциллой коммунистической идеологии и Харибдой интеллигентского алкоголизма. Нас будет интересовать психологический аспект этого движения.
Герой и эстетизированное Эго автора — Веничка — отправляется из бесчеловечной Москвы в заповедные Петушки, взяв в дорогу Российскую водку, Кубанскую настойку и какое-то вино. В дороге он пьет с попутчиками также Столичную водку и так называемый ёрш — пиво, крепленое водкой. Раблезианские количества спиртного не должны смущать читателя, поскольку логика «трезвого» письма и чтения должна преодолеть некий рубеж и оказаться в поле «логики питья», когда любое событие должно свершаться параллельно выпиванию, как его предзнаменование или воздаяние.
Приближаясь к географической цели своего пути, герой приближается и к развязке «пути пития» — оказываясь во власти алкогольного бреда. После «политического сна», в котором происходит утопическое народное восстание «за водку», герой встречает фигуру, вводящую его в пространство бредовой регрессии сознания — это Сатана. Но, Веничка посрамляет Сатану, который стремится разом достичь своего сатанинского Абсолюта — лишить жизни не своими руками. Веничка справляется с инстинктом Смерти — Танатосом — и не бросается с поезда. Однако, его сознание, оказывается втянутым в регрессивное движение бреда. Летучую фигуру Сатаны заменяет фигура Сфинкса, олицетворяющая длящийся бред сознания — Неразрешимое.
Образы Сатаны и Сфинкса являются явными бредовыми конструктами, поэтому их возможно обозначить как объективацию тех психологических противоречий, которые заставляют идти Веничку по «пути пития».
Диалоги Венички и Сфинкса можно рассмотреть как спуск по ступеням регрессии сознания, причем, эти ступени (их пять) почти в точности совпадают по смыслу (различаясь по направлению) с восходящими ступенями развития мышления от допонятийного к высшему понятийному мышлению, как они определяются Л. М. Веккером.
Прежде всего, «регрессивен» сам вид Сфинкса. Казалось бы, хорошо известный интеллигенту Веничке образ египетского Сфинкса, оказывается сведенным к существу «без ног, без хвоста и головы». Это напоминает известный парадокс Лихтенберга, писателя конца XVIII века, описавшего объявление на аукционе: «Продается старинный нож без клинка и с отсутствующей ручкой». В этих образах замечается пока лишь некое «абсурдное» описание, то есть, скорее дефекты речи и выражения (можно ли предметам с данными характеристиками давать именно эти именования?), но в них как раз и просвечивают веккеровские «дефекты понимания».
Сфинкс загадывает Веничке пять загадок, причем, это число он называет сразу. Первая загадка является довольно простой арифметической задачей, имеющей вполне явное решение. Однако к ней примешивается иронический подтекст.
«Знаменитый ударник Алексей Стаханов два раза в день ходил по малой нужде, и один раз в два — по большой. Когда же с ним случался запой, он четыре раза в день ходил по малой нужде и ни разу — по большой. Подсчитай, сколько раз в год ударник Алексей Стаханов сходил по малой нужде и сколько по большой нужде, если учесть, что у него триста двенадцать дней в году был запой».
Из предыдущего повествования известно, что Веничка чрезвычайно стыдлив, что, однако, не мешает ему поведать нам подробности своей «слабости». Но на сей раз его Эго оказывается сбитым с толку, и прямая логика задачи ускользает от него, хотя Сфинкс и дает ему шанс осуществить, путем логического усилия, выход из бреда.
Про себя я подумал: «На кого это он намекает, скотина? В туалет никогда не ходит? Пьёт не просыпаясь? На кого намекает, гадина?..»
Я обиделся и сказал:
— Это плохая загадка, Сфинкс, это загадка с поросячьим подтекстом. Я не буду разгадывать эту плохую загадку.
Таким образом, здесь обнаруживается логическую неспособность, связанная с неспособностью отделить реальность телесной деятельности от абстракции арифметической задачи. По сути, Веничка теряет способность самоиронии («обижается»), что можно считать первым проявлением «эгоцентрической» установки.
Вторая загадка Сфинкса усугубляет положение героя. Сохраняя внешнюю форму решаемой арифметической задачи, она, является явным подлогом, причем, одновременно, усиливается и «ироническая» составляющая.
«Когда корабли Седьмого американского флота пришвартовались к станции Петушки, партийных девиц там не было, но если комсомолок назвать партийными, то каждая третья из них была блондинкой. По отбытии кораблей Седьмого американского флота обнаружилось следующее: каждая третья комсомолка была изнасилована: каждая четвертая изнасилованная оказалась комсомолкой; каждая пятая изнасилованная комсомолка оказалась блондинкой, каждая девятая изнасилованная блондинка оказалась комсомолкой. Если всех девиц в Петушках 428, — определи, сколько среди них осталось нетронутых беспартийных брюнеток?»
Понятно, что ни о каком математическом решении здесь речи быть не может. Можно сказать, что Веничкино Сверх-я, олицетворяемое Сфинксом, идет по пути Эго, и теперь оно тоже «как бы» лишается чувствительности к логике. Кроме того, Веничка оказывается втянутым в две самые неприятные для себя темы: сексуальную тему изнасилования и политическую тему «американского вторжения в СССР». Его потеря чувства юмора приводит к усилению иронии до реального анти-законного деяния: за подобную загадку в 1970 году можно было угодить за решетку. Сфинкс тоже теряет чувство юмора. Герой снова отказывается сознательным усилием вырваться из бреда. При этом можно отметить, что он не замечает ни математической нелогичности задачи, а именно, «неполноту обратимости операций» , выражаясь языком Веккера, ни ее географической несообразности (океанские военные корабли на маленькой речке Клязьме). Он снова обращает содержание задачи на себя.
«На кого ж, на кого он теперь намекает, собака? Почему это брюнетки все в целости, а блондинки все сплошь изнасилованы? Что он этим хочет сказать, паразит?»
— Я не буду решать и эту загадку, Сфинкс… Ты меня прости, но я не буду. Это очень некрасивая загадка. Давай лучше третью!..
Третья загадка Сфинкса продолжает нисхождение логического. Однако она, при внешней абсурдности начального условия, имеет самое элементарное математическое решение:
«Как известно, в Петушках нет пунктов А. Пунктов С — тем более нет. Есть одни только пункты В. Так вот, Папанин, желая спасти Водопьянова, вышел из пункта В1 в сторону пункта В2. В то же мгновение Водопьянов, желая спасти Папанина, вышел из пункта В2 в пункт В1. Неизвестно почему, оба они оказались в пункте В3; отстоящем от пункта В1 на расстояние 12-ти водопьяновских плевков, а от пункта В2 — на расстоянии 16-ти плевков Папанина. Если учесть, что Папанин плевал на три метра семьдесят два сантиметра, а Водопьянов совсем не умел плевать, — выходил ли Папанин спасать Водопьянова?»
Однако Веничка уже не в состоянии уловить это решение (число, умноженное на ноль, дает ноль), что отражает его неспособность к самой элементарной вычислительной операции, — однако «синкретизм» условия («как известно…» — в условия постановки формальной математической задачи вторгается чуждый ей элемент), он еще замечает. Но при этом, его усиливающаяся «эгоцентрическая» позиция снова заставляет искать «личный» смысл.
«Боже мой, он что, с ума своротил, этот паршивый Сфинкс? Чего это он несет? Почему это в Петушках нет ни А, ни Ц, а одни только Б? На кого он, сука, намекает?»
Четвертая загадка Сфинкса включает не просто логико-математическую несогласованность, но и сдвиги на уровне представления и описания реальности.
«Лорд Чемберлен, премьер Британской империи, выходя из ресторана станции Петушки, поскользнулся на чьей-то блевотине — и в падении опрокинул соседний столик. На столике до падения было: два пирожных по 35 коп., две порции бефстроганов по 78 коп. каждая, две порции вымени по 39 коп. и два графина с хересом по 800 грамм каждый. Все тарелки остались целы. Все блюда пришли в негодность. А с хересом получилось так: один графин не разбился, но из него все до капельки вытекло; другой графин разбился вдребезги, но из него не вытекло ни капли. Если учесть, что стоимость графина в шесть раз больше порции вымени, а цену хереса знает каждый ребенок, — узнай, какой счет был предъявлен лорду Чемберлену, премьеру Британской империи, в ресторане Курского вокзала?»
Здесь мы переходим к веккеровскому определению «несогласованности инвариантных (не изменяющихся) и вариантных (изменяющихся) компонентов», как «ошибок отражения». Ситуация с тарелками, блюдами, графинами и хересом отражает именно эту характеристику допонятийного мышления . Дополнительно можно указать и на усиление «синкретизма и господства соединительных конструкций» («цену хереса знает каждый ребенок»). Но для Венички даже эти ошибки оказываются незаметными перед лицом растущего до паники «эгоцентрического» страха — не доехать до цели своего пути. Поэтому подмену Петушков Курским вокзалом вряд ли можно считать ошибкой Сфинкса — это констатация свершающегося с героем факта.
— Как, то есть, «Курского вокзала»?
— А вот так то есть, Курского вокзала.
— Так он же поскользнулся-то — где? Он же в Петушках поскользнулся! Лорд Чемберлен поскользнулся-то ведь в петушинском ресторане!
— А счет оплатил на Курском вокзале. Каким был этот счет?
«Боже ты мой! Откуда берутся такие Сфинксы? Без ног, без головы, без хвоста, да вдобавок еще несут такую ахинею! И с такою ****скою рожей. На что он намекает сволочь?..»
— Это не загадка, Сфинкс. Это издевательство.
— Нет, это не издевательство, Веня. Это загадка. Если и она тебе не нравится, тогда…
— Тогда, давай последнюю, давай!
— Давай последнюю. Только слушай внимательнее:
«Вот идет Минин, а навстречу ему — Пожарский. «Ты какой-то странный сегодня, Минин, — сказал Пожарский, — как будто много выпил сегодня». Да и ты тоже странный, Пожарский, идешь и на ходу спишь». «Скажи мне по совести, Минин, сколько ты сегодня выпил?» «Сейчас скажу: сначала 150 российской, потом 150 перцовой, 200 столичной, 550 кубанской и семьсот грамм ерша. А ты?» — «А я ровно столько же, Минин».
«Так куда же ты теперь идешь, Пожарский?» — «Как куда? В Петушки, конечно. А ты Минин?» — «Так ведь я тоже в Петушки». «Ты ведь, князь, совсем идешь не в ту сторону!» — «Нет, это ты идешь не туда, Минин». Короче, они убедили друг дружку в том, что надо поворачивать обратно. Пожарский пошел туда, куда шел Минин, а Минин — туда, куда шел Пожарский. И оба попали на Курский вокзал.
Так. А теперь ты мне скажи: если б оба они не меняли курса, а шли бы каждый прежним путем — куда бы они попали? Куда бы Пожарский пришел? скажи.
— В Петушки? — подсказал я с надеждой.
— Как бы не так! ха-ха! Пожарский попал бы на Курский вокзал! Вот куда!
И Сфинкс рассмеялся, и встал на обе ноги:
— А Минин? Минин куда бы попал, если б шел своею дорогою и не слушал советов Пожарского? Куда бы Минин пришел?..
— Может быть, в Петушки? — я уже мало на что надеялся и чуть не плакал. — В Петушки, да?..
— А на Курский вокзал — не хочешь?! Ха-ха! — и Сфинкс, словно ему жарко, словно он уже потел от торжества и злорадства, обмахнулся хвостом. — И Минин придет на Курский вокзал!.. Так кто же из них попадет в Петушки, ха-ха? А в Петушки, ха, ха, вообще никто не попадет!..
Поведение Венички, его логика, напоминает логику женщины из знаменитого фрейдовского «кастрюльного» примера* . Он отвечает не потому, что так «думает», а потому что так «хочет». На этом этапе регрессии происходит полная замена понятийного логического мышления логикой желания. Веничка не замечает, что идущие в разные стороны Минин и Пожарский приходят в одно место. Он бы желал просто заменить конечный пункт, и привести обоих героев русской истории, а вместе с ними и себя в Петушки. Но это логически невозможно, и Олицетворение Бреда и неумолимой Логики — Сфинкс с «рожей», но без головы, — не позволяет ему это сделать.
После этого Сфинкс, проявив до конца регрессию Веничкиного сознания, и обретя положенные ему ноги и хвост, растворяется, а пробудившееся от бреда сознание осознает, что Веничка едет в противоположном направлении. От Петушков. Далее субъективный бред переходит в объективный кошмар, в котором, как и во сне, действуют не «конструкты» Сверх-Я, а образы Реальности, и который заканчивается убийством регрессировавшего в «эгоцентризм» Я-сознания..
Можно сделать несколько выводов, касающихся внутренней работы алкогольного бреда:
Например, если герой, как объект бреда, довольно быстро (на третьей загадке) дошел до крайней ступени логического регресса, то его бредовое «Сверх-Я» до конца сохранило видимость ясной логической формы математического условия и решения. Можно сказать, что оно выполняло инстанцию «надзора» и «проверки» за ходом регрессии Я. Присутствие в загадках тех или иных «дефектов понимания» требуется только для того, чтобы констатировать усиление регрессии Веничкиного сознания.
Далее, нетрудно заметить, что бредовый образ обладает провидческой способностью, что вполне объясняемо тем, что Сверх-Я, обладающее памятью о прошлом опыте и способное сопоставить его с физическими, телесными ощущениями и количеством выпитого, может сделать вывод о возможных последующих реакциях. Отсюда — точное перечисление выпитого Веничкой в последней загадке Сфинкса .
Наконец, «конструктивная» бредовая инстанция сознания — Сатана и Сфинкс — в отличие от «деструктивной» реальности кошмара, остается на «объективной» стороне сознания и пытается не позволить сознанию героя «регрессировать» еще дальше, от эгоцентризма к аутизму.
В целом, нельзя сказать, что загадки Сфинкса в точности проявляют ту или иную конкретную характеристику регрессии сознания от понятийного к допонятийному мышлению, но общий регрессивный ход диалога алкогольного бреда соответствует постадийной потере логических способностей и усилению эгоцентристской, де-объективированной позиции.
Если принять классификацию видов мышления, принятую другими психологами (С. Л. Рубинштейн), то к допонятийным видам мышления будут отнесены наглядно-практическое и наглядно-образное. В этом случае, мы также видим в описании прогрессирующего алкогольного бреда В. Ерофеевым ступенчатую регрессию к низшим видам мышления. Нежелание героя решать математические (то есть «абстрактно-понятийные») загадки, усиление образно-содержательного элемента в его реакциях и снижение логической способности говорят о доминировании наглядно-образного типа мышления. Это подтверждает и усиление эмоционального элемента в мышлении: поиск намеков, определения типа «плохая, некрасивая загадка». Одновременно происходит усиление «практического» интереса — сведение абстрактных условий математических задач к единственному практическому вопросу — доедет ли герой до своих желанных Петушков? Не случаен и агент бреда — это не голос, но образ. Впрочем, апофеозом Веничкиной регрессии станут образы-палачи последующего кошмара. Здесь можно уже говорить о полном слиянии ментального образа с органическим результатом алкогольного отравления и окончательной потере сознания.
* Фрейдовская метафора противоречивой логики бессознательного:"А заняла у В медный котелок, а когда вернула долг, была обвинена В, т.к. в котелке зияла огромная дыра...". Оправдания А звучали так: "Во-первых, я вообще не занимала у В никакого котелка; во-вторых котелок уже был дырявым, когда я взяла его у ; в третьих, я возвратила котелок целым".
Литература
1. Ерофеев В. В. Москва — Петушки. Петрозаводск, 1995.
2. Веккер Л. М. Психические процессы, т. 2. Мышление и интеллект. Л., 1976.
3. Выготский Л. С. Мышление и речь. М., 1988.
4. Грановская Р. М. «Элементы практической психологии». Л., 1984.
5. Рубинштейн С. Л. Основы общей психологии. М., 1989.