Лейла молилась день и ночь, так долго и тщетно, что сошла с ума и видела себя со стороны в чёрном платье прижавшейся к белой стене. На извести проступала арабская вязь, и чьи-то заботливые руки выступали из стены, и обнимали ее, нежно прижимая к себе.
Старший брат молча взял Лейлу за руку и отвёл к отрогам гор. Постоял минут пять, насупившись и дыша в сторону прогоркшим чесночным маслом. Дома много работы, Нурбек переминался с ноги на ногу, и все же понуро свесив голову, тяжело потопал вниз к кишлаку.
Мать Лейлы, убирала перегородки в грецком орехе и молча смотрела слепыми глазами прямо перед собой.
День угрожающе катился к ночи. Дрянное солнце, гигантским лопающимся шаром падало за горизонт.
Раскатав тесто, мать Лейлы сделала галушки, сварила их в подсоленной воде и заправила кислым молоком.
Подав на старый, огромный дубовый стол ужин, она быстро собралась.
Накинула на худые плечи изношенную фуфайку, на голову платок из козьей шерсти, обула ноги в галоши.
Скользнула в оружейную комнату и с лаской и любовью забросила за спину старый потрепанный штуцер.
Споро и привычно заскакала на конике неопределенной породы в родные горы.
Чуть было не опоздала, трое молодцев из российского ОМОНА толпились вокруг Лейлы.
Их грязные намеренья были очевидны, как минимум они собирались отвезти Лейлу в город и отдать в больницу, подлечить, а после спровадить в школу.
Но возможно жаждали бесплатно изьебать убогую и необразованную девушку.
Мать Лейлы вскинула штуцер, грянул залп из одного ружья, но трижды, и у воинов не было шанса, мать Лейлы с обычной сноровкой шурудила ножом, пригодился поварской опыт.
Совершив возмездие, мать Лейлы надшпилем пробороздила три насечки на прикладе штуцера.
Она отошла за ближайший камень и приготовилась ждать долго.
Рядом в ночи паслась отара овец их семьи. Волки придут под утро, но они не так глупы, как ОМОН, сложно сказать какой выбор сделают: Лейла или овцы.